Галина Бурденко родилась в 1970 году в Тульской области.
Стихи и рассказы публиковались в периодике, в том числе в переводе на сербский и итальянский языки, а также на литературных веб-сайтах и порталах «Артбухта», «Игра в классики», «Белая скала», в сборниках «Поезд идёт на восток», «Загадай желание».
Участник многотомного проекта «Заповедник сказок».
Лауреат международных литературных фестивалей «Интеллигентный сезон» (г. Саки, Крым), «Степная лира» (ст. Новопокровская, Кубань), «Генуэзский маяк» (Генуя).
В 2019 году окончила Высшие литературные курсы Литературного института имени А. М. Горького, семинар прозы Е. А. Попова.
Коля и Ануш
У Коли в кармане лежал билет на пять поездок, но он решил сэкономить, пристроившись вплотную за одним из гостей столицы. Было время, когда о любом билете Коля задумывался, только заметив контролёра. Но теперь, в тридцать с хвостом, он экономил не так принципиально — исключительно в толпе. В шесть вечера на «Павелецкой» толпа гарантирована. Коля пристроился за девушкой с тяжёлой сумкой в одной руке и билетом в другой. У турникета девушка замешкалась, пытаясь понять, куда воткнуть билет. Сзади наплывал народ, расходясь влево и вправо. И только Коля ждал, когда девушка приложит билет к жёлтому кругу.
— Да приложите билет, девушка! — не выдержал он.
Девушка наконец-то попала билетом в жёлтый круг. И Коля неловко прошёл следом, слегка толкнув её вперёд. Лучше бы он прошёл по билету, чем так. Девушка неодобрительно посмотрела на Колю. «Да, давайте ещё устроим товарищеский суд», — подумал он и ускорил шаг.
На платформе не протолкнуться. Коля пропустил первый поезд и дождался следующего. После «Добрынинской» стало свободно, и Коля заметил невдалеке ту самую девушку, не умеющую входить в метро. Она сидела с прямой спиной, подавшись вперёд, как сидят люди, боящиеся проехать свою остановку. Вид у неё был нездешний, именно такой, с каким останавливает полиция проверить регистрацию. Лицо приятное, почти детское, длинные чёрные волосы собраны в унылый хвост, из одежды — некрасивая куртка, то ли мужская, то ли женская, длинная юбка и на ногах нечто, похожее на тапки, но носящее у девушек гордое название балеток. «Да, с таким колхозным видом вряд ли можно покорить Москву», — мысленно подытожил Коля.
Ануш прилетела в Москву первый раз. Здесь с семьёй жил её дядя — брат матери. Он пообещал пристроить племянницу торговать на рынке в Тёплом Стане, просил не сомневаться, стоит ли приезжать. Конечно, стоит, ведь Ануш нужно самой заработать на учёбу. Дядя написал адрес в Москве и инструкции, как доехать до дома, на случай, если у него не получится встретить её в аэропорту. Добраться из Степанакерта до Москвы оказалось непросто. В Ереване её приняли родственники отца, которых она знала хорошо, хотя отца не помнила совсем, его убили в 2002, когда ей было три года. Потом самолёт до Москвы. Московских родственников Ануш знала только по интернету, переживала, что придётся быть приживалкой.
Мобильник разрядился ещё в полёте, зарядное устройство осталось в багаже, поэтому не получилось вовремя позвонить ни матери, ни дяде. Ануш долго всматривалась в лица встречающих, но дядю не увидела. Или не узнала. Уставшая от долгого пути, она хотела только одного — доехать до неведомого Тёплого Стана и выпить там тёплого чая, но лучше горячего. Название района казалось ей странным, на память приходили картинки с монголо-татарскими кочевьями из учебника истории. Но те кочевья не казались слишком гостеприимными, тёплыми. Интересно, как будет здесь.
Мать заставила её взять куртку, которую Ануш терпеть не могла. Мать, как всегда, оказалась права: в Москве было холодно, хотя всего-то середина октября. Шёл противный дождь. Хорошо ещё ноги не промокли.
Через турникет за ней прошёл мужчина без билета, толкнув её в спину и не извинившись. Ануш не понравилось его лицо, небритое и колкое.
Своё прозвище — Сарафан — Коля получил во втором классе от брата Вовки — абсолютного авторитета. Во-первых, Вовка был старше на целых восемь лет. У него денег было больше, чем у матери. Когда Коля выпытывал, где можно столько заработать, тот говорил, что есть такой бизнес — торговля, но Коля ещё до неё носом не дорос. Коля очень хотел заняться торговлей и решил для начала продать что-нибудь ненужное. Выбор пал на ткань, которая годами хранилась в гардеробе. Она осталась ещё от бабушки. Бабушка любила покупать ткань, но не умела шить.
Коля понимал, что делает не то, за что взрослые хвалят детей, потому дождался, когда дома никого не будет, и открыл скрипящую дверку гардероба. Он вообразил, будто снимается в детективном фильме, выбрал для начала отрез ситца в мелкий цветочек, выдернул его из-под других кусков ткани, аккуратно разгладил те, что помялись после выдёргивания, потом положил ситец в заранее приготовленный пакет и сунул в рюкзак. Если бы мать случайно наткнулась на ситец, сказал бы, что велено принести его на урок труда.
До начала уроков Коля подошёл к одноклассницам и спросил шёпотом: «Вам ситец не надо? Дёшево». Девочки переглянулись и испуганно замотали головами. На этом его карьера торговца текстилем закончилась. На втором уроке обнаружилось, что вся школа в курсе несостоявшейся купли-продажи. Классная вызвала мать. А дома Вовка ржал, как конь, и называл Колю Сарафаном. Кличка приклеилась намертво.
Ануш думала о матери, которая сейчас, конечно, сходит с ума, выбирая из всех версий отсутствия контрольного звонка самую катастрофичную. Наверняка, сидит перед телевизором и смотрит, где разбился самолёт. Непонятно, как она вообще отпустила её одну.
Ануш заметила, как по вагону идёт странная женщина с кривой картонкой в руках, на которой написано, что срочно нужны деньги на операцию. Ануш наклонилась к сумке, чтобы достать кошелёк.
«Да, покажи всем, что у тебя набитый наличкой кошелёк… вот дура-то!» — сердился Коля на девушку. Та долго искала кошелёк в сумке, потом так же долго вынимала деньги, всё это время остальные пассажиры безуспешно делали вид, что их в этом вагоне нет, даже сама «больная» застыла с протянутой рукой. Наконец девушка сунула свои копейки. На лице «больной» отразилось, что она рассчитывала на большее. Объявили «Октябрьскую», оказалось, что гостья столицы уже выходит. Коля пошёл за ней.
После перехода на другую ветку Ануш оставалось доехать до «Тёплого Стана» и пешком дойти до дома. Дядя сказал, что от метро совсем близко, пять минут. Не верилось, что её долгое путешествие вот-вот закончится. Она встала с сумкой у закрытых дверей, сесть было некуда, и от нечего делать начала рассматривать москвичей. Одно лицо показалось знакомым. Конечно, это тот самый тип без билета, который прошёл вместе с ней! Мужчина посмотрел ей в глаза и смутился. Ануш стало не по себе.
«Вот чёрт, узнала меня, — подумал Коля, — придётся отстать, а то ещё попадётся по дороге мент, так она, чего доброго, пойдёт к нему за защитой». Коля сам от себя не ожидал решения незаметно проводить девушку до дома. Желание поработать ангелом-хранителем, оказывается, может грозить личными неприятностями. Девушка даже не красивая. Хотя глаза ничего так, выразительные.
Толпа, сначала сильно не понравившаяся Ануш, теперь стала её защитой. Несколько раз оборачивалась проверить, не идёт ли за ней этот тип, похожий на вора. Нет, его не было. На улице уже стемнело, дождь лил сильнее. Она спросила женщину, шедшую навстречу, как пройти к дому два, корпус три. Оказалось, что дом действительно рядом, — от метро к его торцу вела тропинка, выложенная плиткой. Ануш добежала до конца тропинки и повернула за угол. Как же медленно она двигается, всё из-за сумки! Первый подъезд, к счастью, был её. Но железная дверь закрыта! Дядя что-то говорил про дверь. Она достала из кармана бумажку с адресом.
Коля вышел из метро. Девушки нигде не было видно. Вряд ли она успела далеко уйти, значит, направилась к ближайшему дому. Он пошёл по тропинке, вжимая непокрытую голову в плечи, дождь противно капал за шиворот. Свернув за угол, Коля налетел прямо на девушку. Даже вздрогнул от неожиданности. Та выглядела типичной жертвой маньяка. «Да не бойся ты!» — сказал Коля, понимая, что это не самая подходящая фраза.
Ануш не успела разобраться в записке с адресом, как на неё выскочил тот самый ужасный мужчина из метро. Единственное, о чём она успела подумать, — мама этого не переживёт… Неожиданно мужчина заговорил с ней. Не понимая смысла фразы, Ануш услышала в его голосе что-то доброжелательное.
— Что?
— Не бойся, говорю.
— Зачем вы за мной идёте?
— Провожаю, — сказал Коля, понимая, что выглядит глупо.
— Зачем?
— Чтоб не обидел кто. Дверь-то можете открыть?
— Да вот, никак не пойму, что тут за кнопки.
— Ну давайте помогу, что ли.
Ануш протянула Коле листок. Тот, объясняя, что значат цифры и знаки, набрал код на домофоне. Раздался звонок, как будто сработал будильник.
— Вот сюда говори.
— Да, — сказал железный замок изменённым дядиным голосом.
— Это Ануш.
— Ну наконец-то, нашлась, входи, шестой этаж.
Ещё один звонок, долгий, как гудок поезда. Коля открыл и придержал дверь.
— Зовут-то тебя как? Меня Коля, то есть Николай.
— Ануш, — сказала девушка, улыбнувшись.
С улыбкой её лицо можно было назвать красивым.
Возвращаясь к метро, Коля подумал: «А если бы у нас родилась дочь, мы бы назвали её Нинуш, в честь обоих родителей — Николай плюс Ануш». Удивляясь самому себе, он достал ручку и записал на ладони номер квартиры и этаж. На всякий случай.
Десерт
— «Докушайте, говорю, гражданка. Заплачено…»
— «…А дама не двигается. И конфузится докушивать». Откуда это? Я забыла. Аверченко? Тэффи? — Даша с тоской смотрела на шоколадный десерт, который оказался лишним. Пожадничала. А взять с собой неудобно: счёт оплатил Николай.
— Какие ещё тэфи?
— Ну это же цитата. Вам же нравится цитаты постить.
— Тесть мой покойный любил так говорить.
— Вон что… — сделала туманный вывод Даша.
Николай подумал, что улыбка Даши не выглядит милой.
— А что плохого в цитатах?
— В цитатах как раз всё хорошо.
«Ах ты ж, коза! Значит, это я не хорош, — сделал логичный вывод Николай. — Сказать тебе, что на фотографиях ты похожа на Софи Марсо, а в жизни мышь серая? Ни каблуков, ни косметики. И на сером балахоне брошь в виде серой мыши. Кто так на свидания приходит?»
Пока Николай раздумывал, сказать или не сказать, и сколько сказать, Даша решила, что допустила бестактность и попыталась исправить дело:
— А чем вы кроме работы интересуетесь?
— Я дом достраиваю, — обрадовался новой теме Николай. Но только он собрался рассказать любимую историю про запойного печника, как Даша, прикрыв рукой зевоту, сказала:
— Да, я видела фотки. Дом, сад, сын — стандартный набор.
— А вы, Даша, чем интересуетесь? — спросил Николай, потрясённый её цинизмом.
— Я хожу на вечерние курсы. Всего понемногу — литература, английский язык, история искусств.
— И кем же вы будете после этих курсов?
— Это для себя, для души.
«Для себя, для души… Да тебе уже за тридцать, деточка. И только дурь в голове. И голова-то так себе, дёрганая какая-то. Надо завязывать с этими интернетными особами, хватит», — решил Николай. Грустный и спокойный он встал из-за стола. Даша вскочила с такой поспешностью, как будто только об этом и мечтала, её сомнения, есть или не есть десерт, разрешились сами собой. «Как Рекс, когда я беру мячик», — невольно сравнил Николай.
Храня молчание, словно отбившаяся от похоронной процессии семейная пара, они дошли до входа в метро и остановились.
— А вы не поедете? — спросила Даша без интереса.
— У меня машина в соседнем дворе припаркована, — ответил Николай без всякой задней мысли.
«Лучше бы не спрашивала, — огорчилась Даша. — Уже и николаи меня не хотят до дому подвезти».
Мотор грелся, а Николай пытался вспомнить автора цитаты: «Теперь дети не играют, а учатся. Они все учатся, учатся и никогда не начнут жить». Не получилось.
Двое
Она
Встреча в половине седьмого, Андрей ждёт, а театр ждать не будет… Успею, ещё вагон времени… А сколько времени? Сколько? Нет, не может быть, чтоб столько… Паника-паника… Да откуда это выражение «паника-паника»? Но очень мне подходит! Без макияжа? Нет, без макияжа нельзя, хотя бы реснички и губки, будет утренний вариант. Успею за час добраться, ещё вагон времени на макияж. Так… бусики… Да кто их специально запутывает? Паника-паника! Нет, бусики отменяются, за час я их не распутаю… Так, часа у меня уже нет, придётся бежать до метро вприпрыжку! Всё… сапоги… пальто… Пуговица! Я вчера не пришила! Вот теперь паника! Что делать? Другое пальто нельзя — короткое, будет видно платье… Другое платье? Другое платье — это всё от паники. Спокойно! Главное не торопиться теперь. Снимаем пальто, пришиваем пуговицу… А где она? Нет, она не могла никуда деться! Где она может быть? Правильно — на кухне! Да, она тут! Не торопимся, уже всё равно некуда… Ниточка… иголочка… иголочка… Иголочка не хочет. Не хочет — не надо, есть другая. И эта не хочет… Ладно, ниточку обрежем ещё раз. Бинго! Три стежка на один раз хватит с лихвой! Узел… Боже, что это за узел? Не зря мне четвёрку поставили за рукоделие в школе… Паника-паника… Сейчас мы тут подденем, тут вытянем, тут затянем… Не хочет узел… Не хочет — не надо… Никто под шарфом не увидит этот узел. Всё, отлично! Время? Нет, не надо смотреть на часы, а то опять будет паника. Придётся лететь до метро самолётом…
Он
Время идёт, а я никуда не иду. Я сижу на некрашеной скамейке и жду тебя. Твой номер недоступен, как и ты сама. Юноша слева от меня отчаялся дождаться и отчалил. Пацан справа дождался и свалил довольный. И только я застыл, как сталагмит. Я недвижим, как изваяние, как истукан. Я памятник мужскому терпению.
Если ты не появишься прямо сейчас, мы опоздаем на спектакль. Театр раньше называли позорищем. Но позорище — это ты, любимая.
Когда ты, наконец, придёшь, через меня прорастут зелёные побеги скамейки, на них набухнут и распустятся почки, зашелестит листва, запахнет липовым цветом. Если ты успеешь, можешь нарвать липы в чай.
Ого, неужели это ты? «Кого я вижу!» — ехидничаю я, взлетая тебе навстречу.
— Я ногти не успела накрасить, — доверительно шепчешь ты.
— Значит, будешь некрашеной, как скамейка.
Твоё лицо отражает судорожную работу мысли: какая ещё скамейка?.. Но некогда объяснять, мы уже бежим, мчимся, летим.
Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!
