Мария Закрученко
По первому образованию юрист, закончила Московскую Школу Кино по специальности «сценарное мастерство». Автор пьес, сценариев, рассказов, журналист, редактор, литературный критик. Участница Форумов молодых писателей России, публиковалась в журналах и сетевых изданиях: «Знание-Сила», «Октябрь», «Лиterraтура», «НГ Exlibris», «Горький».
Движение как проживание
(О книге: Ольга Балла. Время сновидений. – М. Совпадение, 2018)
Интерпретация самого себя и своего внутреннего мира, да ещё такая, чтобы интересно читалось, – это особый, отдельный от прозы и публицистики, уровень письма. Не письма даже, а собственно чтения жизни с карандашом в руках. Таковы философские очерки Ольги Балла – литературного критика, эссеиста, философа, культуролога, эксперта проекта «Полка», редактора отдела публицистики и библиографии журнала «Знамя» и прочее, прочее, прочее.
«Время сновидений» или, как сказано в предисловии, «Dreamtime», это третья книга автора – сборник ранее опубликованных эссе, своего рода продолжение записок на полях жизни. Это дневник интроверта, сознательно отданный на интерпретацию, разговор о том, что можно и интересно проговаривать-проживать, а для читателя – посмотреть изнутри на жизнь другого и сравнить (почему нет?) со своими ощущениями.
Через весь текст проходят в своей философской огромности категории бытия и небытия – страшные, одновременно близкие и далёкие: автору важно находить для них средства выражения. Но важнее – движение от одного к другому, оно и есть суть проживание. Вся структура сборника эссе построена на этом движении, упорядочивании хаоса внешнего мира.
Движение было «до всего» и будет после нас. Ольга Балла считывает его в своих «моментах бытия», разворачивает поэтапно: детство, юность, взросление, заглядывает в старость. Но при этом автор не воспринимает жизнь как строгий нарратив – опыты нарастают один на другой, как луковичная кожура, один сквозь другой просвечивает. Детство у неё, например, не заканчивается. Первый опыт познания накладывает отпечаток на всю жизнь. Синестезия первых ощущений (липкий шоколад – буква Щ – коричневый цвет; семидесятые годы, окрашенные зелёным; области «светлых» и «затемнённых» мест в Москве) переходит на весь последующий опыт, готовит к огромности мира, примиряет с его (мира) постоянным изменением. «Возраст — нарастание количества пространств, в которых одновременно живёшь здесь-и-сейчас. Нарастание объёма настоящего – даже, наверно, сиюминутного».
Процесс освоения пространств – этот особый вид движения – тоже считывание по знакам, приметам, того, что уже пустило корни внутри. Сопоставление. Так, в каждом городе, будь то Москва или Будапешт, автор проставляет свои ориентиры и координаты, по которым она находит себя в условном «доме». В переживаниях опыта странствий нет места хаосу. Перемещение – это тоже способ существования, наращивания ещё одного жизненного слоя. Дом и Бездомье у автора тоже находятся в постоянном движении как состояния, переходящие одно в другое.
Но ещё больше этих огромностей Ольгу Балла интересуют пространства «между» ними. Всякие зазоры, из которых выбивается ткань существования. «В каком-то очень осязаемом смысле не было вообще ничего случайного: от всякой мелочи тянулись чувствительные нити к Большому Целому (пишу я его с больших букв всего лишь потому, что, чувствуется мне, это – имя собственное)». Из мелочей повседневности автор строит и доказывает теоремы бытия. В ход идут и коробка с пуговицами, и буквы алфавита. Вещи наравне с людьми совершают жизненный цикл – и присутствуют для того, чтобы на материальном уровне продемонстрировать работу умножения и вычитания бытия. Каждая вещь должна быть поименована, не позабыта, даже если потеряется или сломается. «На месте утраченного непременно остаётся хоть какое-то количество фантомной боли. И та врастает в форму существования человека, как некогда врастал в неё присутствующий предмет».
В оптике Ольги Балла присутствует и земное, сиюминутное. У неё есть желание остановиться и рассмотреть это вблизи, как энтомолог разглядывает узор на крыльях бабочки. Внимание и уважение она испытывает и в отношении ритуалов, к домашней и рабочей рутине: всему, что находится на внутренней стороне бытия и оттого теряет свою значительность. Автор берёт это обыденное, бытовое (и даже скучное) и показывает его участие в работе бытия. Всё большое, глобальное, важное, что и будет в будущем отмечено как Событие с большой буквы, тем ценнее, что его смягчает простое течение жизни. В этом смысле сходить в магазин и убраться в квартире – это и есть смысловое наполнение жизни, ещё один способ упорядочивания хаоса. «Ничто так не освобождает, как повседневное, повторяющееся и рутинное. Чем больше повторяется — тем больше и освобождает. Тем больше оно, само собой воспроизводящееся, забирает на себя работы по обеспечению устойчивости — и можно вовсю внутренне жить тем, что ко всем этим обстоятельствам и подробностям не имеет ни малейшего отношения».
Так же внимательно, под онтологическим микроскопом, автор рассматривает и работу времени – взросление, старение. Убывание. «Человек – форма консервации времени» – утверждает она. Не вдаётся в рассеянную ностальгию, но пытается выстроить паттерны и категории проживания, обобщить на своём опыте понятия взросления. В этом подходе нет нацеленности на результат (а должен быть у жизни результат?), но есть полновесное осознание своего бытия, различия восприятий действительности на разных этапах. На этих различиях автор останавливается внимательно, сравнивает восприятия времени или отношения к категориям «важности» и «новизны» раньше и сейчас. Наблюдения эти произрастают из нынешнего момента, но при этом в них отсутствует характер завершённости. Не подведение итогов, а собрание и обобщение опыта. «Жизнь – постоянная выработка прошлого. Как своего рода внутреннего топлива».
Такие наблюдения – своеобразное «считывание» знаков жизни – для автора процесс естественный, неотделимый от проживания, как писательство неотделимо от чтения. Пока современное литературоведение носится в поиске новых форм и языка для разговора о современности, Ольга Балла давно использует собственный воздушный язык, язык заговаривания. Из её философских текстов исходит житейский оптимизм, счастье жизни здесь и сейчас, радость не убегать от мира. Этакое философское чтение для осенней хандры.
Название «Время сновидений» подходит сборнику этих по-осеннему уютных текстов. Так читают сказки на ночь. Они укачивают, заговаривают, даже вызывают умиление. Обыденное в них наливается домашней магией: так коробка с пуговицами, упомянутая однажды, в другом упоминании вмещает коллекцию иных предметов, но по-прежнему дорога и служит ориентиром в огромности бытия.
