БАГАЖ
ЗА ВРЕМЯ ПУТИ / ПОДРАСТИ
А барыня как закричит:
– Разбойники! Воры! Уроды!
Собака – не той породы!
На портале textura.club я тружусь в багажном отделении: картины, корзины, картонки.
…Ещё я хотела прыгнуть и взлететь, но диваны, боа, дуб и пуфы, стол и саквояж, а бархатная скатерть и роскошь кружевно-шляпной вселенной! – тут даже вallotté никак. «Деточка, – сказала прекрасная столетняя дама в буклях и перстнях, – пойми: у тебя всё – я вижу – будет округлое, женское, а у нас попа недопустима».
Дядя мой родной, Слава, привел меня к этой народной артистке проверить мою готовность к поступлению в хореографическое училище. Я уже два года мыслила растяжкой, пуантами, высоким подъёмом, истерзала всё семейство. И сегодня, эпилептик азарта, скинула сизые шаровары с начёсом, учинила батман tendu, подумала секунду, выдала второй арабеск, выгнула спину, показывая первостатейную гибкость – да сомневаться-то: мне десять лет, пустяки!– с моей-то природной гнучестью. Лет семнадцать спустя её отметила весёлая акушерка, главврач московского роддома, наблюдавшая за высвобождением моей дочери. Лубок и частушка оказались все эти ваши знаменитые ах роды, в том смысле, что мы с акушеркой рассказывали друг другу анекдоты. Гибкость как у балерины – рожаешь легко и непринуждённо. И выворотность природная. И азарт пригодился.
А в начале была священная стена в Воронеже: была прикноплена вырезка из журнала мечты – с Екатериной Максимовой в «Дон Кихоте». У подошвы стены радости моей на вертушке круглосуточно дежурила мягкая голубая пластинка из журнала «Кругозор»: бельканто, Монсеррат Кабалье, Bellini e il suo capolavoro «Норма». За Максимовой я танцевала, за Кабалье пела. Я бешено изменяла призванию. Книги-то я писала с глубокого детского сада, и тут вдруг рванула на сторону, даже на две, ибо с литературой всё уже ясно, всё могу, пора подумать о твёрдой профессии.
От балерины Слава повёл меня обедать в Дом кино. Встретили там весёлого барина, сели втроём. У меня на тарелке – роскошный мясной шар, внутри шара кровь. Бифштекс. Да, мне – сюда, в Москву. Хоть на сцену Большого, я и на это согласна, лишь бы сюда. Я люблю мясо. Принесли стакан подлинно помидорового томатного сока. А как встали, вышли – я пустилась вниз по лестнице, словно Жизель невесомая. Воздействие бифштекса. И тут Никита, усатый дядькин друг и наш давешний сотрапезник, мельком зацепив мои прыжки, разглядел шаровары серо-синего цвета. С начёсом. Обронил по-дружески, что в таких штанах нельзя ходить в Дом кино, даже если девочка из Воронежа. Покатился мясной колобок, выпит алый помидорный сок.
Вечером выяснилось, что барин Никита из Дома кино, критик моих шаровар, был некий Михалков. Его суровое замечание по имиджу мой дядя пересказал моей бабушке. Я расслышала и удивилась несправедливости. Я приобиделась за мои одежды. Ведь я не покупаю себе. Я ещё безработная. Разве надела бы я в Москву безобразные шаровары добровольно. А день был решающий. После духоподъёмного бифштекса мы втроём шли по Садовому, и Кольцо добродушно – sic! – сводило и навек увязывало, будто багаж в дорогу, мои пещерно-захватнические мысли. Мужики, молодые, звёздные, в полной силе, блистая зубами, говорили неслыханно, я не знавала светского тона прежде. Значит, в Москве говорят на другом языке, отметила я. Тут усатые глядят в оба. А мне тут ни в балет (попа круглая), ни в кино (шаровары провинциальные). Эх! Норма в «Норме» Беллини после знаменитой каватины взошла на костёр ввиду любви. Добровольная жертва согрешившей жрицы, помните? Сначала уклонилась от призвания, а потом признала свою ошибку. А я? Ладно балета не будет, ладно оперы, но – что надевать? Значит, возвращаюсь в литературу. Ничего не поделаешь. Мне уже десять лет, а годы летят.
В семнадцать, после школы – прилетела мне бочка светозарного мёда с прополисом: Литературный институт. Тверской бульвар. Мелодия судьбы. Хорошо я не знала статистики конкурса, а было сто десять человек на место. Сто десять фуэте босиком на раскалённых угольках в дубовой квартире правдолюбивой престарелой балерины под насмешливыми усами барина из цитадели кино.
За время пути… далее тонны зыбучих песков неньютоновского текста: жизнь младенца, взявшего свою Москву – с открытки, с кутафьими башнями по периметру. Выдираю по перу из пачки (балетное); складываю в картонку (дама, путь, подросла, норма, Норма, «Норма», Москва, барин, бифштекс, усы, призвание). Собачонка пишет авторам данного портала, поскольку всегда отвечает на письма ввиду хорошего воспитания. Кстати, А. Фамицкий (см. здесь) тоже приехал сюда ввиду любви.
