Замеченные. Вл. Новиков о популярных русских поэтах конца ХХ — начала ХХI вв. Часть II

Владимир Иванович Новиков — писатель, критик, доктор филологических наук (1992), профессор кафедры литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики МГУ, академик Академии русской современной словесности. Автор книг «Диалог» (1986), «Книга о пародии» (1989), «Заскок: Эссе, пародии, размышления критика» (1997), «Роман с языком» (2001), «Роман с литературой» (2007), «Александр Блок» (2-е изд. 2012), «Пушкин» (2014), «Литературные медиаперсоны ХХ века: Личность писателя в литературном процессе и в медийном пространстве» (2017), «Любовь лингвиста» (2018), «Словарь модных слов» (6-е, доп. 2019), «Высоцкий» (9-е изд. 2021) и др.


 

Замеченные

Филологические этюды о популярных русских поэтах конца ХХ — начала ХХI вв. Часть II

 

Часть I читайте ЗДЕСЬ.

 

Дмитрий Быков

 

Своеобразие поэзии Дмитрия Быкова — в сочетании актуального тематического наполнения и подчеркнутой традиционности, даже архаичности стихотворной формы.

Поэтический субъект здесь — современный интеллигент, настроенный критически по отношению к власти, остро ощущающий несовершенство общественной жизни и вместе с тем с ностальгической нежностью относящийся к советской эпохе, к эмоциональным атрибутам своего детства и юности. Такая мировоззренческая позиция обеспечивает стопроцентное попадание в читательскую «целевую группу». Адресат стихов Быкова — постсоветский образованный человек, политически прогрессивный и эстетически консервативный, склонный к решению «мировых проблем» и житейски не вполне благополучный.

В тематике присутствуют два пласта. Один — оперативные отклики на социально-политические события; зачастую это стихи, предназначенные для публикации в газетах. Второй — рефлексия по поводу собственной судьбы, исследуемой в историческом плане, — своеобразная стихотворная «исповедь сына века». И в злободневных, и медитативных стихах присутствует множество узнаваемых житейских реалий.

Быков чурается свободного стиха и сложных ритмических экспериментов. Современную сюжетику он подает в традиционных формах, причем метрический репертуар его весьма широк. «Память метра» порой бывает открыто отрефлектирована, как, например, в «маленькой поэме» «Призывник»: «…под двустопный анапест: / Тататам, тататам…// Пастернак, pater noster, / Этим метром певал, / И Васильевский остров / Им прославлен бывал…».

Поэзия Дмитрия Быкова — масштабный эклектический синтез, в состав которого входят установка на некрасовскую сюжетную социальность, опыт эстрадной поэзии шестидесятников, ироническая перифрастичность в духе Бродского, диалогическая разговорная контактность авторской песни (особенно ему близки Окуджава, Н. Матвеева, М. Щербаков).

Быков работает во многих жанровых формах, особо следует отметить его «рассказы в стихах»: «Ночные электрички», «Призывник» и др. Прием наложения злободневного материала на классическую форму обнаружил продуктивность в быковских пародических использованиях. Он по сути возродил жанровую форму «перепева» 1840-1860-х годов в мультимедийном проекте «Гражданин поэт», где актуальные памфлеты Быкова, изложенные стилем классиков, исполнялись актером Михаилом Ефремовым.

В области языка Быков сохраняет верность интеллигентному речевому стандарту, разговорные вкрапления присутствуют как «чужое слово».  Дмитрий Бак писал о присущей этому поэту «склонности к афористической ясности, к афоризму как таковому». Отчетливая, порой демонстративная подача собственной личности сочетается в его системе с трезвой самокритичностью: «У меня насчёт моего таланта иллюзий нет. / В нашем деле и так избыток зазнаек. / Я поэт, но на фоне Блока я не поэт…»

Конкретная роль поэтической деятельности Быкова — в отстаивании общественного статуса поэзии, реальном доказательстве ее насущности. Эстетический консерватизм Быкова не агрессивен, он не отвращает читателей от поэзии другого рода. Быковские стихи приобщают к поэтическому слову широкие читательские массы и в этом смысле работают на поэзию в целом.

 

Вера Полозкова

 

Вера Полозкова — самый популярный у российской молодежи современный поэт. Ее успех обусловлен сочетанием коммуникативности, тематической актуальности, броской стиховой и речевой формы. Большую роль в творческой судьбе поэтессы сыграли изначально интернетная форма существования стихов и их авторское театрализованное исполнение.

Поэтический субъект и адресат стихов у Полозковой четко скоординированы. При всей конкретности образа лирической героини авторское «я» здесь легко переносится на читателя и может быть присвоено им. За авторским «я» неизменно стоит образ молодой женщины, стремящейся к личностному росту, профессиональному успеху и счастью в любви. Эта лирическая героиня обладает достаточно широким культурным кругозором, сочетает интерес к серьезной художественной литературе с основательным знанием современной музыки и кинематографа. Прицельностью адресации обусловлен количественный масштаб читательской «таргет-группы» Полозковой, формирующейся не только по гендерному, но также и по возрастному принципу.

Главные темы Полозковой — любовь и социально-профессиональное самоутверждение личности. Эти темы то и дело переплетаются, взаимодействуют под знаком драматизма. В разработке любовной темы очевидно влияние Цветаевой и Маяковского. Любовные эмоции сопряжены с жаждой гармонии, любовные конфликты перерастают в недовольство миром. Семантически-фонетическая соотнесенность слов «любовь» и «боль» («Я любовь узнаю по боли» у Цветаевой, «Звенящей болью любовь замоля» у Маяковского) спрессовывается у их последовательницы в неологизм «люболь». Полозкова усугубляет этот мотив частым обращением к медицинским деталям и терминам, упоминаниями о больнице, наименованиям недугов и лекарств и т. п.

Такая тематическая стратегия сопровождается у Полозковой обилием частных тем и житейских подробностей, создающих широкий информационный фон. В стихах мелькают разнообразные реалии современного быта, что активизирует читательское восприятие.

Метрический репертуар Полозковой разнообразен. При этом традиционные размеры часто используются для пространных монологов или нарративов и оформляются как прозаический текст, in continuo. Таковы, например, «Стишище», написанное четырехстопным ямбом (к двадцатилетию поэтессы), или любовная исповедь «Поговорить», написанная трехстопным анапестом.  Более маркированным эстетически для Полозковой является удлиненный дольник в духе Бродского.  Нередка у нее разностопность.

Полозкова работает рифмованным стихом. Рифма у нее композиционно организует поэтическую речь и прочно связана с декламационной природой ее стиха. Поэтесса пользуется всеми видами рифм — от безыскусно-бедной (очи ночи) до каламбурно-составной (может он жетон). Не очень удаются ей ассонансные рифмы, которые порой производят впечатление простой небрежности. Эпизодически встречается рифма диссонансная (латуньюладонью). Бывают случаи, когда рифма принизывает целое стихотворение: «зуботычин — предназначен — прочен — Беатриче — вторичен — поперечен — безупречен — набычен — обычен» («Непоэмание»).

Метафорика Полозковой двоякая. В одних случаях это снижающая прозаизация, мотивированная только психологически: «Да, я дом теперь, пожилая пятиэтажка. / Пыль, панельные перекрытия, провода»), в других — неожиданное зрительное уподобление, несущее заряд творческого остроумия. Например, в стихотворении «Журфак»: «Три родинки как Бермудский архипелаг»; «Михайло похож на шейха в тени чинар» (о памятнике Ломоносову). Пересечение этих двух рядов (пейоративного и мелиоративного) создает дополнительное смысловое измерение и усиливает внутреннюю динамику.

Словарь Полозковой не ограничен никакими рамками, он предельно разомкнут в современность: обилие разговорной лексики (в том числе непристойной), профессионализмов из разных сфер, собственных имен (в основном иноязычных), встречаются англицизмы, в том числе игровые.   

Поэтесса активно занимается словотворчеством — это видно уже на уровне названий ее книг: «Непоэмание», «Осточерчение». Неологизмы Полозковой вызывающе просты и семантически прозрачны. Широко представлены индивидуальные окказионализмы («под нос не тычу свою богинность», оглушительная твоязнь», «нутряная чьятость»). Словотворчество распространяется и на иноязычную («речь пряна и альма-матерна»), и на обсценную лексику («Вера любит проебол»). Здесь налицо вызов «хорошему вкусу», шоковое воздействие на читателя в духе прозы Сорокина и Пелевина.

Доминирующий у Полозковой формат — «большое стихотворение» (как у Бродского). Размеры стихотворений во много обусловлены практикой концертного и театрализованного исполнения. Это связано с определенными издержками: моментами самоповторения, монотонности. Полозкова не склонна к художественной экономии — при том, что у нее есть примеры удачных миниатюр.

Полозкова не прибегает, как правило, к цитатности, к иронической интертекстуальности, к литературным ребусам. Обращение к миру литературы, к фигурам легендарных поэтов носит открытый характер: «Мы — счет веков с кого; / До Владимира Маяковского / Мне — всего сантиметров шесть».

Ближайшие «соседи» Полозковой в поэтическом пространстве — Вера Павлова (эротический нарциссизм) и Дмитрий Быков (газетная полистилистика).

Эволюция лирической героини Полозковой во многом определяется биографическим фактором. Рождение сына становится и источником новой сюжетности, и причиной обращения к жанру детской поэзии (книга «Ответственный ребенок»). В своих детских стихах Полозкова не обходит вниманием драматизм повседневной жизни, и маленький рассказчик часто мыслит взрослыми категориями. Например, потерю молочных зубов комментирует следующим образом: «улыбаюсь без зубов, / как пантера, / все, закончилась любовь / и карьера». Или, как взрослый журналист, едет «к соловью / взять / простое интервью». Такие семантические сдвиги гармонизуются легким юмором и раскованной интонацией.

Автобиографические ресурсы поэзии Полозковой отнюдь не исчерпаны, как и ресурс эстетический.

 

А это вы читали?

Leave a Comment