Моя любимая игрушка. Анна Аликевич о книге Санаэ Лемуан «История Марго»

Анна Аликевич

Поэт, прозаик, филолог. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького, преподаёт русскую грамматику и литературу, редактирует и рецензирует книги. Живёт в Подмосковье. Автор сборника «Изваяние в комнате белой» (Москва, 2014 г., совместно с Александрой Ангеловой (Кристиной Богдановой).


Редактор — Анна Жучкова

Моя любимая игрушка

О книге Санаэ Лемуан «История Марго». М.: Фантом Пресс, 2022.

 

Дебютный роман юной француженки Санаэ Лемуан — одна из лучших книг зарубежной прозы, когда-либо читаных мною с тех пор, как я этим занимаюсь (хотя опыт, как известно, не украшает женщину). Если некогда вашей настольной вещью был «Театр» Моэма, то здесь вы обретете другой театр. Сказать, что одна книга сильно напоминает другую, отнюдь не комплимент. Но в то же время античные пьесы писались на близкие сюжеты, и это не делало их менее интересными. Напротив, архетипические коллизии неизменно привлекательны для зрителя.

Итак, она была актрисою… Сложной, эгоистической, одаренной и холодной личностью, кумиром на сцене и проблемой в личной жизни. Эта история рассказана дочерью звезды, школьницей Марго. Как и в случае Джулии Ламберт, восторженное обожание ребенка по отношению к матери постепенно перешло в непринятие ее эгоизма и профессионального лицемерия, что привело, в свою очередь, к «(не)маленькой трагедии». Но, если Роджер, сын Джулии, всего лишь утратил веру, выбрал другую специальность, отдалился внутренне и сумел в итоге принять свою мать такой, какой она была, то есть живым человеком, — с Марго все сложнее.

 

Она была вывернута наизнанку, внутренней стороной напоказ. Но я предпочитала видеть ее лицевую сторону, видеть в ней мать в традиционном понимании <…> Со мной мать вполне продуманно держала дистанцию. «Нужно перерезать пуповину, — говорила она, — Ничто так не мешает, как чрезмерная привязанность». Мы никогда не перешептывались в метро и не держались за руки на улице <…> Мне было далеко до ее изящества, мой голос не был таким музыкальным и чарующим, и мужчины на улице не провожали меня взглядами.

 

Слишком чувствительная, дистанцируемая матерью из благих побуждений, измученная двусмысленностью положения внебрачной дочери министра, девочка совершает безумный поступок. Конечно, не без помощи «доброжелателей» — взрослых, в чьих умелых руках это неразумное создание становится удобной игрушкой, средством реализации своих амбиций. С помощью сенсационного разоблачения Марго, словно в античном мифе, уничтожает того, кто ее породил, — своего отца. Как в классическом детективе: «сердце этого благородного человека не выдержало — он умер».

Этого ли она хотела? О нет, такого финала она и представить не могла. Она даже не знала, в какой трагедии и какую роль играет, пока туман не рассеялся. И бедняжка постигла прописную истину, что «после ничего исправить нельзя». Поздно кричать сакраментальное «Я всегда любил тебя, отец!» Тот, кто обнаружит в этом романе россыпь кинематографических штампов, будет наполовину прав.

 

…Я придумывала себе другую жизнь. Мой папа — преподаватель, который разбрасывает бумаги по всей квартире. Он бизнесмен, который путешествует по всему миру. Он безработный лентяй, который даже не в состоянии содержать семью.

— Разве ты не хочешь состариться вместе с ним? — спросила я.

Она покачала головой.

— Опять ты со своими сказками. Наедине с собой никто не бывает счастлив.

 

Одного и того же человека можно увидеть совершенно по-разному: и как одного из многих ему подобных, и как уникальную личность; красота или безобразие — в глазах смотрящего. Для постороннего наблюдателя — мир книги скорее типичен: актриса манипулятивна и эгоистична, министр двуличен и уклончив, подросток эмоционален и кидается в крайности, журналист подл и жесток. Французский школьник любого пола озабочен своими интимными беспорядочными похождениями куда больше учебы, а добропорядочный ограниченный буржуа трясется за сохранение репутации. Прибавьте скуку многолетнего адюльтера, «оригинальную» мысль, что хорошие люди не такие уж и хорошие, друзей-предателей, формулу «он ее убил, потому что любил» — и вы попадете в этот ходульный мир.

Но ведь, как вы догадываетесь, есть еще секретный ингредиент, причина, почему эта книга не набор прописных истин. Она не упирается в унылую мораль, что «детей своих надо любить», «не надо иметь две семьи, тогда и скрывать ничего не придется», «беспорядочные связи в 14 лет к хорошему не приводят». Этот ингредиент — преображающий происходящее взгляд любви, то есть восприятие главной героини романа, актрисы Анук Лув. Кажущаяся вначале холодной и самодостаточной, она раскрывается по ходу действия как необычная женщина, способная гармонизировать Вселенную вокруг себя и поддержать близких. Ее мудрые поступки, обдуманные решения, правильные слова словно бы проливают спасительный свет надежды на неразрешимость и печаль происходящего. Мы невольно вспоминаем Джулию Ламберт, которая тоже внутри не была пустой и бездушной, она искренне любила сына, своих близких, хотя не оказалась примерной женой и идеальной матерью. Также и Анук в свои 57 лет способна на глубину не только на сцене. Жертвуя своей репутацией и поступаясь личными интересами, она помогает дочери выбраться из пучины отчаяния, принять, если и не простить себя — и понять, что в мире есть надежда.

Теперь поговорим о том, для кого этот роман. Конечно, если бы не маркировка 18+ из-за небольших сцен случайных связей по ходу повествования, лучше всего он бы читался в 16-17 лет. В этом возрасте еще свежо детство, любовь к матери живая и трепетная, а не ностальгическая, окрашенная долгом и заботами. Взрослый человек вынужден разрываться порой между своими детьми и своими родителями. И только еще не обремененный так называемой «личной жизнью» индивид может испытывать не нарушенную ничем внешним полноту, многогранность, всеохватность чувства по отношению к той, что дала ему жизнь. Важно, что это вовсе не текст про «пуповину», банальнейший казус, когда избыточная привязанность к матери происходит из отсутствия собственной жизни у давно уже взрослого «ребенка». Автор напоминает, что истинная любовь бывает только от полноты и никогда — от скудости. Также эта книга хорошо подойдет для переосмысления прошлого человеком, уже вырастившим собственных детей и вновь имеющим возможность уделить внимание той, которая некогда была для него центром и смыслом жизни. Если какие-то стереотипы книга поддерживает — мы уже писали об этом, — то ряд других разрушает. Современность, веяние времени — вот что врывается в вечную тему, окрашивая ее социально, культурно и даже национально.

Андрей Платонов сказал: «Ваше счастье похоже на горе». У Марго все наоборот: ее горе похоже на счастье. У среднего обывателя ее жизнь может вызвать сакраментальный возглас: «Чего тебе не хватало!» Этот роман, словно сериал о тревогах сильных мира сего, находится в той зоне психологического комфорта, где отсутствуют проблемы нижних ярусов пирамиды Маслоу. К счастью, недостаточная озабоченность жизнью «простого человека», то есть острая социальность, сегодня не обязательна для топовой книги. Душевная боль может быть сильнее скорбей выживания и физических недугов. Верите ли вы в это? Если да, то вам по пути с Марго, а если нет, то вы увидите мир, отличный от вашего, но тоже имеющий право на слово.

Мать Марго в свои 57 успешна, относительно здорова, профессионально состоятельна, позднее материнство не создало ей больших проблем, собственные детские травмы проработаны, возраст привел с собой мудрость. Она и вправду совершенно не страдает от недостатка тепла, заботы и любви. Которыми — вот незадача — так и старается «обдать» ее дочь. Неожиданно, да? Эмансипированная, трудоголичная, сложная, но все же положительная фигура, Анук Лув «страдает недостаточно глубоко» от факта, что ее дочь, в сущности, растет в неполной семье. Эта лазейка для читательского сочувствия, обращенного к Марго, захлопнута: да, воскресный папа— но любящий, заботливый, богатый, хороший человек. Да, не святой, есть, что скрывать: две семьи. «Главное для меня — мои дети», — говорит этот мужчина. И слова его не просто поза — его сыновья получают прекрасное образование, ни в чем не нуждается дочь. В завещании он признает ее, побочную любимицу. В праве ли мы с подростковым максимализмом осудить его за «дурную жизнь», как это сделала Марго?

Иногда возникает ощущение, что героиня так и ищет, от чего бы ей пострадать. С другой стороны, она практически глас одиночества, вопиющего в комфортабельной пустыне; единственный, кто «стоит в переполненном людьми зале, кричит не своим голосом, но никто не ведет и ухом» (снова кино!). Можно ли объяснить это требование особого внимания к своей не самой яркой персоне подростковым эгоцентризмом, поиском собственной идентичности на фоне выдающейся матери и ее блестящего богемного окружения? Конечно, отчасти это закономерный этап взросления. Как говорила Джейн Остин: «У некоторых просто есть потребность разбивать себе сердце — это делает их такими интересными, особенными в собственных глазах!» Но будем милосердны: неуникальность или притянутость проблемы не делает ее от этого меньше.

Пожалуй, главный «возмутительный» момент этого художественного романа —  несколько очень откровенных сцен, походя вплетенных в повествование: между обедом, походом в магазин и рассуждениями о философии. Словно окно Овертона немного приоткрыли, и границы допустимого разъехались. Взрослого человека не смутит интимная вставка, но если он завтракал, выглянул в окно посмотреть погоду, а там два эксгибициониста, возможно, он будет немного шокирован и его даже стошнит яичницей. Всему свое место и время, «стреляют в рот в другом кино» — возможно, автор немного спутал жанры? Впрочем, эти небольшие погрешности можно простить за значение романа в целом.

Это реалистическая, философская, психологическая книга о любви к матери. В центре текста — внутренний мир женщины, девушки, девочки. Социальные, нравственные, политические вопросы тоже затронуты, но они на периферии. Самопознание можно цинично назвать самокопанием и закрыть тему, а можно погрузиться в общее для всех людей пространство первой рефлексии материнского мира, ассоциаций, мечтаний, и прийти к пониманию, что мы все похожи! Каждый ребенок хотел бы, чтобы родители любили друг друга и были одной семьей, он хотел бы быть желанным и благополучным, гордиться достижениями отца и красотой матери, хотел бы стать похожим на них и найти с ними внутреннюю близость. В этих желаниях нет ничего дурного, даже если все не так. Какого ребенка сделало бы счастливым открытие, что у его папы есть вторая семья (вернее, первая, — вторая-то как раз он сам). Кто бы восторгался факту, что боготворимая им мать, на самом деле, была лишь одной из многих стареющих подруг молодого карьериста. И что он сам — случайное дитя, прискорбный факт, который для всех лучше тактично скрыть. Не хочется вспоминать Достоевского с его видением незаконнорожденного ребенка как корня многих бед («Карамазовы», «Подросток») — все же XXI век на дворе, но и промолчать об этом, думая о страданиях и действиях Марго, я не могу. Кто знает, не попади эта девочка в колесо буржуазных предрассудков, ложной морали, вынужденности стыдиться себя — «состоятельной, но неуважаемой», ощущать себя виноватой за то, чего не совершала, — может быть, ничего бы и не случилось. Отец и правда сам породил то, что его убило.Ужасно, что именно самые лучшие побуждения — мечты о браке папы и мамы, о полной семье, о принятии, любви, открытости, возможности иметь братьев и сестер, быть уважаемой, законной — толкнули девочку на роковой шаг. Здесь мы снова попадаем в два кинематографических штампа, по которым виртуозно проходится Лемуан: «Ужасны были не их мечты — их дела» и «Что толкнуло вас на это: отчаяние, жажда мести, алчность, ненависть — или любовь?».

Для отечественного читателя этот роман несет и дополнительные смыслы — образы «хорошей Европы», тех важных гуманистических ценностей, которые взошли в последние десятилетия. Это позднее материнство и его приветствование как медиками, так и близкими женщины. Понимание, что люди не делятся на «сорта», «виды», «категории» в зависимости от их происхождения, места рождения, полноты их семьи. Способность к прощению ошибок юности, уважительное отношение к немолодой личности не по причине ее возраста, а по причине индивидуальности. Перечисление положительных сторон жизни во Франции нулевых не означает, что везде и всегда, в любой провинции и городке, в любой семье они имели место. Но автор имеет право выбора, видеть ли ему недостатки мира, то есть мыслить критически, или выделить прекрасное и светлое, то есть преобразить реальность. Лемуан выбирает второе.

 

А это вы читали?