Исцеляющая доброта. О книге Александра Бушковского «Рымба»

Татьяна Веретенова

Родилась в Москве в семье филологов. В 1996 году закончила филологический факультет МГУ. Преподавала русский язык и литературу XIX века. Занималась исследованием творчества Гайто Газданова. С 2008 года жила в Индии и Таиланде, вела классы по хатха-йоге, читала лекции по «Йога сутрам» Патанджали, основам аюрведы и ведической астрологии, сотрудничала с аюрведическим госпиталем в Чилианауле (Средние Гималаи). С 2013 живет в Германии, Индии и России попеременно.


 

Исцеляющая доброта

Александр Бушковский. Рымба. М.: АСТ, РЕШ, 2019

 

Есть книги, которые поначалу будто ускользают от тебя, притворяются невзрачными, необязательными. Сколько раз листала «Рымбу» Бушковского в книжных, слушала в прошлом году на презентации на Красной площади и автора, и издателя — нет, не возникло впечатления актуальности или чего-то выдающегося. Однако гул “Рымба-Рымба-Рымба-Рымба” в читательско-критическом пространстве продолжал нарастать, и в конце зимы книга оказалась у меня в руках. За весну я прочитала роман дважды. И буду читать еще. За внешней скромностью нем обнаружилась доброта, сказка, душевная поддержка. Автор погружает читателя не просто в мир северной деревни, а в пространство истории и отношений человека и Бога, избегая при этом назидательности и морализаторства.

В “Письмах о добром и прекрасном”, давая определение интеллигентности, Д.С. Лихачев писал: “Я знал на русском Севере крестьян, которые были по-настоящему интеллигентны. Они соблюдали удивительную чистоту в своих домах, умели ценить хорошие песни, умели рассказывать “бывальщину” (то есть то, что произошло с ними или с другими), жили упорядоченным бытом, были гостеприимны и приветливы, с пониманием относились и к чужому горю, и к чужой радости”. Именно таковы герои романа Александра Бушковского, жители Рымбы, небольшой деревеньки на острове в Онежском озере.

В романе две повествовательные линии: историческая и современная, они развиваются параллельно и в финале смыкаются. История Рымбы начинается с трех изб чуть ли не в XV веке и длится до середины века ХХ, а сегодняшняя история (опять про три жилые избы) охватывает всего полгода — с ноября по май. Названия всех семнадцати глав оформлены по единой сочинительной модели: “Церковь и огарок”, “Колечко и промысел”, “Медаль и рукавицы”, “Цыган и крестики”. Обычно первое слово в названии соотносится с историческим сюжетом, а второе — с современным. Важен союз “и”, соединяющий, сшивающий прошлое и настоящее, традицию и современность. Сейчас, когда русской прозой преодолен постмодернизм и стала очевидной необходимость налаживания связей с литературной традицией, стали появляться инициативы с говорящими названиями журнал “Традиция и авангард”, альманах “Текст и традиция”, фестиваль “Традиция”. Книга Александра Бушковского в этом плане становится знаковой: она рассказывает не просто историю, а историю внутри истории; современность в ней становится этапом, промежутком между тем, что было и тем, что будет.

Историческая (взятая в кавычки и выделенная другим шрифтом) линия романа, по сути, и есть хронологически последовательная “бывальщина”: легенды, сказания, почти сказки, которые, “вставляя свои шутки”, рассказывает “деревенский хитрец”, пожилой рымбарь Владимир Николаевич Неверов, Волдырь. Рассказывает он их, как становится понятно в конце девятой главы, полуслепой девушке Вере — “с детства ей сказки рассказываю” — то есть буквально устная передача традиции. Фольклорный жанр определяет стилистику сказа. Учитывая шутливый тон Волдыря, можно сказать, что это ироничный сказ. Конечно, и стилизация, однако применительно к рассказанным историям, она очень естественна, даже органична. В тексте много сказочных зачинов “Жили-были в Рымбе старик со старухой, дед Прокоп, да баба Марфа”; инверсий: “Агитаторы с листовками носятся, народ на стачки подбивают, на забастовки соблазняют”; ритмически организованных предложений: “Бабы повыли, старики покряхтели, дети покричали”; рифмованных фраз: “бородой не тряси, а стадо паси”. Любопытно, что тональность сказа переходит и на рассказ о современности. Особенно это заметно в рассказе про семью Любы и Мити Неверовых — жизнь их семьи рассказывается как сказка. Шуточки Волдыря, и в целом языковая игра в “Рымбе”, простодушная и наивная, на мой взгляд, гораздо достоверней, чем языковые поединки-пересмешки в “Земле” Михаила Елизарова.

Текст “Рымбы” гармонично насыщен фольклорными вкраплениями. Много пословиц и поговорок, например, “жили дружно, когда выжить нужно”, “попей воды, не будет беды”. Старая знахарка Лина рассказывает легенду про князя-конунга Олафа Хитрого, про строительство крепости на Рымбе, про принцессу Уллу и обращение Олафа и его воинов-дружинников в христианскую веру. Несколько страниц в седьмой главе занимает детальное описание похоронного обряда, дополненное похоронными песнями. На 108 странице автор дает ссылку на документальный источник устно-поэтического и песенного творчества карел-людиков, и читатель узнает, что у Рымбы есть прототип — село Суйсарь. Это старинное село находится в двадцати километрах от Петрозаводска; на страницы книги из него перебрались не только герои, но и церковь Ильи Пророка XVI века, и старая кузница.

У современной линии романа сюжет простой, но очень напряженный и непредсказуемый. Бушковский не даст вам заскучать — он умеет выстроить интригу и цепко удерживает читательское внимание вплоть до неожиданного финала. Завязка романа происходит, когда ноябрьским вечером рымбари: Волдырь, старушка-травница Манюня, чета Неверовых, Митя с Любой, — обнаруживают на берегу почти утонувшего, замерзшего человека (Сливу) и начинают его выхаживать.

Герои романа не то чтобы исключительно положительные, нет, автор, при сильном уклоне в сказочность, все-таки остается реалистом. Просто авторская оптика настроена таким образом, что высвечивает в людях хорошее, светлое. А сказочная форма способствует эпической идеализации. Слива и хочет увидеть в Мите плохое, надумывает, а выясняется, что плохого-то нет, оно только в мыслях Сливы. Автор не дает возможности стать отрицательным даже представителю олигарха Игорю (чья сюжетная роль сводится к созданию проблем), делая из него доброго вестника.

Центральная сюжетная линия связана с образом Славы-Сливы, человеком лет сорока-пятидесяти, оказавшимся в Рымбе вроде бы случайно. И это история восстановления его человеческой сути. Линия Сливы ключевая: он единственный персонаж, чей внутренний мир — размышления, воспоминания — показывает автор. Слива выползает, выбирается в почти бессознательном состоянии на берег Рымбы, словно со дна своей жизни. И ему помогают люди. Просто потому что “мимо не пройдешь: вдруг живой?”. “Слава… Слава…”, — шепчет он, придя в себя в попытке произнести “Слава тебе господи”. «“Значит, Славой тебя зовут? — спрашивает Волдырь. —Наверное, Славой… — Нос у тебя синий, Слава. На сливу похож. Я тебя буду звать Сливой, ладно?” Неопределенность имени будет сопровождать героя и дальше — назовут его и Робинзоном, и Ящером; и лишь на последних страницах, когда личность полностью восстановится, возвратится и нормальное имя — Андрей, Андрей Николаевич.

По большому счету, весь роман — история выздоровления души; “Рымба” — книга психотерапевтическая. Эпитет “психотерапевтическая” доводилось встречать применительно к прозе Романа Сенчина. Но если Сенчин умеет довести героя (а заодно и читателя) до катарсического переживания, разобрать его, достучаться до его души, то Бушковский такого “разобранного”, “никакого” человека (каким оказывается Слива на Рымбе) умеет собрать обратно, вернуть в обновленный человеческий облик (символично, что заросшему Сливе приходится побриться и подстричься почти наголо), придать смысл его жизни. В его случае психотерапия не катарсис, а восстановление уставшей, измученной души. Оказавшись у рымбарей, “Слива немного успокоился, видя доброе отношение”. Именно это доброе отношение, поддержка, забота и гостеприимство дают ему первые силы, помогают “одыбаться”. Слава-Слива начинает работать вместе с Волдырем и Митей, сначала на огороде Манюни, а затем выходит и на ловлю рыбы. Физический труд отвлекает его от тяжелых мыслей, очищает, и он начинает испытывать благодарность: “Хорошо, что его сюда, на остров, штормом выбросило. К этим добрым людям”.  (Описание рыбной ловли, кстати, пестрит специальной лексикой: рокан, кубаса, кротилка, вешалы.)  Внутренняя работа Сливы продолжается в уединении в землянке на скале. Слива, хотя и сбежал из монастыря, человек верующий, он все чаще пребывает в молитве богородице, и вера дает ему внутреннее знание о Рымбе в его судьбе: “Место это — деревня, остров, озеро — это его место, он должен здесь быть, он это знает. Не знает отчего, но должен. Ему здесь хорошо. Эти люди — его люди. <…> они просто спасли его, от смерти спасли и вернули к жизни! Только потому что он погибал, что ему некуда было деться!” А потом Слива сам становится спасителем — не задумываясь, рискуя собой, бросается спасать других.

При эпической обобщенности роман богат яркими деталями. “Темны рукоятки топоров, блестят от ладоней мастеров. Лезвия тесел и полотна пил слегка смазаны и в тряпицы замотаны, как дитятки в пеленки. Черта-чертилка, для разметки пазов вилка, каленая, подпружиненная, стальным колечком перетянута. Веревочка отвеса, словно девичья коса, сплетена…” Стакан толстого стекла, топор… — жизни предметов порой гораздо длиннее, чем рымбарей. Впрочем, и стакан, и топор — тоже рымбари. В XVIII веке (глава “Цыган и крестики”) появляется в Рымбе стакан толстого стекла, в котором можно разглядеть крестики; приносит его цыган, с его помощью лечит девочку Лину. В следюущей главе этот стаканчик получает хромой Митрий и с его помощью “оживает”. Больше двух веков кочует в Рымбе волшебный стаканчик-стопочка, удерживающий человека от алкоголизма: когда-то он принадлежал мужу Манюни Илье, затем Манюня отдает его Сливе, а Слива, уезжая с острова, оставляет стакан Мите — ему нужнее. Топор, выкованный старым Прокопом (глава “Топор и спор”), Волдырь отказывается продавать или менять и оставляет как память о деде. Так предметы помогают связывать, соединять поколения рымбарей.

В Рымбе “тихо и спокойно”. Это спокойствие мудрости, силы и смирения. Природа: озеро, ветер, шторм, дождь, рыба в озере, лес, сосны, белые ночи — становится участниками событий, влияет на судьбы людей. Связь рымбарей с природными силами сильна с языческих времен. Старый Урхо рассказывает истории про водяного и лешего, про то, как лес, болото и озеро губили вражеские корабли с награбленным добром, а потом вспоминает молитву о буре и идет на берег вызывать ее. У знахарки Манюни для всякой ситуации припасены травяные отвары и настойки; умеет она и с сосной договориться, и вывихи вправить. Естественная и простая жизнь на острове, уединение, гармоничная связь с природой, безмятежные просторы озера успокаивают и возвращают душевное здоровье. Рымбари не смотрят телевизор; из поколения в поколение всматриваются они в даль Онежского озера: “На завалинке избы сидели рядышком Манюня и Волдырь… Молчали и глядели в озерную даль. Закат позолотил их неподвижные лица и сделал незаметными морщины…  (…) Белые ночи так устроены, что усталое солнце, едва погрузившись в озеро, должно вот-вот снова вынырнуть, уже умытое, и вечер как-то странно и незаметно перетекает в утро”.

Признаюсь, не понравилась обложка книги — она производит мрачное впечатление. А книга светлая, просторная, добрая, хотя, может быть, и грустная. Рассматривая в интернете фотографии деревни Суйсарь, вглядываясь в их безграничную безмятежность, подумала, что многие из них в качестве обложки были бы более удачным вариантом.

Как будто фоном, дальним планом в романе присутствует тема войны. (Александр Бушковский — боевой офицер, награжденный государственными наградами, знает о войне не понаслышке.) Война эта обобщенная: российская империя воюет во все времена, и уходят из Рымбы мужики кто в армию, кто в ополчение. Кому-то раненому, покалеченному, контуженному удается вернуться, кому-то нет. В ХХ веке потери так велики, что “осталась Рымба вдовой”: “До Японской чуть не полсотни мужиков в деревне было, а после Отечественной — ни одного не осталось”. Повезло лишь Волдырю — его отец единственный, кто вернулся с войны. Почти всем персонажам современной сюжетной линии — Сливе, Мите, Любе, их сыну Степану — довелось побывать на войне. И хотя смерть “в бою, за Отечество” воспринимается как хорошая, авторская позиция в том, что “любовь сильнее смерти”, “война войной, а выжить нужно”. И Рымба исцеляет военные травмы, и живут рымбари с пониманием, что “оно, конечно, воевать, наверное, надобно, только нам и без войны трудов хватает”.

“Рымба” и духовный роман, потому что невозможно очищение, исцеление души без веры и молитвы. Православная вера представлена в романе не парадно, не официозно, а как внутренняя работа. Cтавят мастера Нестор да Путята на острове часовню — “внутри, как заходишь, светом пронизывает”. Отправляется на Соловки отрок Митрофан, чтобы учиться иконописанию, возвращается на родину и расписывает храм: “Мыслишь стать великим богомазом? — Не, не хочу. Гордыня это. Мне бы до дому Божий лик донести да себя перед ним спасти, и хватит с меня”. Восстанавливая свою душевную целостность, Слива получает знание, что “нахождение в молитве и чувстве благодарности за чудо жизни — это и есть нормальное человеческое состояние, даже больше, это признак зрелого и мудрого ума”. “Рай — это любовь к тебе Божия вечная. Словно солнышко весеннее, только ярче и теплее, ласковее многажды”, — проповедует в петровские времена отец Моисей. “Не стоит кидаться на Бога с кулаками. Он и так за нас плачет непрестанно. Сначала дал нам свободу, а теперь терпит и ждет, что мы с ней сделаем”, — говорит отец Иона в наши дни.

“Рымба” — роман прекрасный, добрый и поэтичный; роман с чувством собственного достоинства. При чтении невозможно не почувствовать, что автор не просто любит все, что описывает, — он буквально любуется всем: людьми (особенно женщинами — Любушка, Верушка), озером, рыбой в этом озере, лесом, плотницким инструментом, работой мастеров… И это любование передается читателю и создает настроение тихой радости и грусти, безмятежности и принятия — и жизни, и смерти. “Рымбу” тянет перечитывать именно потому, что не хочется покидать это очищающее, благостное, строгое пространство. Рымба — целительная простота и тишина, Рымба — исцеляющая доброта. ”Рымба” самодостаточна. Нужна ли она вам — пусть каждый решает сам.

 

Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!

 

А это вы читали?

Leave a Comment