Михаил Немцев

Родился в Бийске в 1980 году. С 2015 г. живёт в Москве. По профессии — преподаватель философии, истории и подобных дисциплин. Кроме прочего, увлекается гуманитарной географией. Автор книги стихов «Интеллектуализм» (Омск: Амфора, 2015) и сборника эссе «Ясность и радость» (Москва: Совпадение, 2018), составитель и издатель двух сборников стихов из серии «Н-ская поэтика».

Автор фото Михаила Немцева — Кристина Кармалита

Дисциплинарные афоризмы

Демонстрация собственной благонадёжности (а с ней, подразумевается — и благонамеренности) — одно из самых невинных и распространённых удовольствий доступных современному человеку. Например, приятно показать удостоверение личности, или с чистой душой расписаться вот здесь, здесь, и здесь.

*

Писать что-то действительно интересное — такое, что действительно занимает и волнует, — значит брести в потёмках. Есть перспектива не добрести. Завязнуть. И тогда потом читателю, другому, кому-то ещё, взять-почитать будет нечего. Риск, и никак его не обойти.

*

«Подсматривать нехорошо», говорили мне в детстве. И никогда я не задумывался, что может быть, подсматривать иногда — это хорошо.

*

Литература похожа на скульптуру. Автор пишет-пишет-пишет; после, читатель прочитывает столь долго и трудно писавшееся произведение романной формы за пару вечеров. И живёт себе дальше.

А скульптору-то как! Лепит-точит-высекает годами, а посетитель музея уделяет произведению две с половиной секунды и идёт дальше.

Но роман, т.е. книгу, можно снять с полки и подарить соседу (файл — переслать), а скульптура так и останется там, за спиной, в музее. Так что скульптору куда хуже, чем литератору.

Автор метафизического произведения создаёт его полгода в сомнениях и угрызениях, затем размещает на специальном сайте, и готовится «в глубинах своих» к просмотрам и скачиваниям. Пятнадцать просмотров, два скачивания, одно из них, как уже известно, — это приятель полюбопытствовал.

*

При чтении романов замечаю иногда невидимый перескок, когда автор переходит от описания или рассуждения того, что «знает», — к тому, чего «не знает», но зато это знаю я; и тогда мгновенно сквозь выбор слов и их взаимный порядок проступают неуверенность, избыточность вымысла, словом, проступают нитки, которыми всё сшито, и особенно — плохой подбор этих ниток. Это «знать» не имеет никакого отношения к биографическому опыту, а скорее к тому, что что-то хорошо выдумано, а что-то выдумано совсем не так хорошо.

*

Журналист, который решил не писать, о чём не хочет писать, хлопает дверью и потом горд всю жизнь этим, и вполне обоснованно. «Про себя» горд, а потом, когда меняются поколения и младшие приходят брать интервью у старших, — гордится уже и не «про себя». Женщина, отбившаяся от насильника и от «физической» половой связи, не вспоминает об этом потом с гордостью — потому что не гордятся люди пережитым унижением. Но ведь найдётся некто, кто воскликнет, мол, «отдалась», мол, ну, просто воспользовалась ситуацией. На что это похоже? Допустим, вы идёте в районе вокзала ночью, и физически, как говорится, жопой чувствуете, что тут Вас могут «нахлобучить». И вот какие-то мрачные люди предлагают вам свою физическую защиту — «мы тебя, пацан, проводим». Место опасное. Отдаёте бумажник, и они вас без грубостей сопровождают туда, где безопасно (ну или прямо до подъезда). Или вы его им не отдаёте, и они вас от души избивают. Если вы избежали избиения, всё равно вы не будете потом об этом вспоминать как о ситуации, в которой вы ловко обменяли деньги на безопасность. А во втором случае не будете гордиться тем, что смело сказали «нет!». Потому что и так проиграете, и так — проиграете. Об «отдавшихся» женщинах, и почему они потом об этом не говорят, или же говорят только как о травме, сужу по этой аналогии. Меня — били, и не за то, что отказался от сделки, а «просто так», просто так. Была у них такая возможность.

*

«Это ваше право»… «Какое право вы имеете?»… «У вас нет такого права»… русские коммуникативные заклинания… интересно, какой ментальный образ встаёт там, в сознании использующих их россиян… это Право, которое На Самом Деле Есть, и на него надо оглядываться… как на ту икону в красном углу, на которую (по слову классика) мужик с топором в руке, прежде чем пойти кого-то зарубить, трижды перекрестится… или же как тот Высший суд, о котором только и можно что напомнить «наперсникам разврата», мол, не уйдёте!..

*

Компьютер включается… экран загорается… смотрю на него с опасениями: это кончик щупальца, которое отсюда тянется в непостижимую даль и нигде не заканчивается, и там — «оно», которое знает обо мне такое, чего и я сам о себе не знаю.

*

Важнейший принцип российского примирения с действительностью, он в чём? Такой, по поводу которого есть согласие и консенсус во всех — выражусь языком студенческих письменных работ, — во всех слоях населения, — в чём он?..

В том, что «всё-таки, это не тридцать седьмой год!»

Не тридцать седьмой!

Уже шестьдесят лет.

Главное, что всё-таки не тридцать седьмой!

А если не тридцать седьмой, то всё позволено.

*

Интересно, — но этого никогда не выяснить, — сколько диссидентов, получив при новом режиме доступ к заведённым спецслужбами делам, были разочарованы мелочностью, банальностью, глупостью персонажей, представавших читателю этих пухлых папок?.. Это разве я? А где же мои смелые идеи, мои сомнения, мои стремления, мои действительно опасные помыслы и замыслы? Что за чушь они собрали?.. Зачем эта труха?..

И сколькие были разочарованы, обнаружив в папке перехваченное спецслужбой письмо к любимой, собеседнице, наперснице (там такое) — но контрольный волосок там, внутри, на месте, листки не развёрнуты — перехватив и приобщив к делу, его даже не прочитали. — Или такого, чтоб даже не прочитали, уж совершенно не могло бы произойти?

*

Будучи в приподнятом состоянии духа, пиши в социальных сетях о грустном, а пребывая в смятенье, предавайся в социальных сетях нарциссизму, —

сим сохранишь душевное равновесие и пренебрежение к пурге ежедневности.

*

Люди уже и адских сковородок не боятся. Дожили!..

*

Удивительное ощущение — ненужность! Присматриваясь (так близоруко… всматриваюсь, почти уткнувшись носом), распознаю в нём саму «социальность»-как-она-есть, это чистое чувство общности жизни животных, так отчётливо, как И.А. Бродский распознавал в скуке само Время. Представляю себе это в виде картинок. Иногда она (ненужность) представляется мне прозрачным туманом, и у неё есть разные оттенки, иногда как бы малиновый отсвет возникает от чего-то, откуда-то сбоку, подсвечивающего этот туман — а каким значком это обозначено в партитуре у тамошнего осветителя, се праздный, но любопытный вопрос. Иногда она принимает кристаллические формы, он наиболее времяёмки; иногда имеет форму шума невизуализируемого, такого обычного и непроясняемого шума где-то в третьем ухе (я его тоже никогда не видел, но читал, что оно в голове есть); иногда, как правило ночью, когда глаза закрыты и ничего всё равно не разглядеть, неплохо помогает «вернуться» всё к тому же самому некое навязчивое размышление о том, как же святой Сульпиций смог посрамить дьявола.

*

Когда Ульянов (Ленин) с Мартовым (Цедербаумом) в Париже сидели в кафе и обсуждали социал-демократию, они что-то заказывали. Что? Любопытно было бы это узнать, чтобы получше представить себе обстановку того вечера в такой-то осенний день. Не что могли бы, а что именно заказывали они там и тогда. Но это невозможно.

А мы сидим с товарищем таким-то в такой-то «Шоколаднице», и этот такой-то через тридцать лет станет ого-го, так что через пятьдесят пять лет некий будущий историк будет очень интересоваться, что же это такое он ел, если в той, (уже несуществующей) «Шоколаднице», с (уже не существующим) мной в то (уже забытый, а тогда едва ли кем замеченный) вечер. И он ведь найдёт в недрах электронных архивов тот самый чек, и ведь изучит, и ведь узнает!

Ничего особенного мы не заказываем, но это не важно. Как знать, что их там и кого именно будет интересовать? Может, они там через пятьдесят пять лет и кофе пить не будут, как пьем его мы.

*

Иногда я думаю, что полёты людей к звёздам, и даже колонизацию Марса, хоть это захватывающе интересно, и новый фронтир не могу одобрить. Потому что — ну что человечество туда принесёт? Национализм, эксплуатацию слабых сильными, жадное враньё, нарциссизм, паранойю, бесконечную возню мелких амбиций, и всю вот эту ерунду, из-за которой за голову хватаешься, читая про дела европейцев в Вест-Индии или в Ост-Индии в XV, или XVI, или XVII веках… Людей надо запереть на Земле, в карантине, ещё лет на двести, когда население разбухнет втрое против теперешнего, и люди в этой толкотне научатся чему-то большему, чем они сейчас есть. А таких, как мы сейчас есть, нас дальше Луны пускать нельзя. Может, за этим сигарообразный астероид недавно[1] мимо Земли и пролетал, инспектировал.

*

Оглядываясь на Россию из-за границы, понимаешь, что жить в ней совершенно невозможно. А внутри самой России понимаешь, что можно, вполне можно, слегка украдкой, не во весь дух, но ведь как-то да можно! Объяснения этой когнитивной аномалии у меня нет.

*

Чашка треснула. Трещина непоправима. К глазам приблизив, рассматриваю её. Вот она, непоправимость. Ничего не может быть случайнее. Вот здесь откололась позолота. А вот здесь всё как бы до падения.

*

Трещины, пятна, порывы на поверхности старых вещей. Вещи возишь с собой из города в город, из страны в страну, — след от падения с полки, нанесённый в городе Б. в таком-то году, или трещина, случившаяся в городе Н. в таком-то году, удваивают их существование. Вот этот шрам на блестящей поверхности… все эти годы он теперь существует как бы сам по себе. У вещей не может быть биографии, но благодаря этим следам, мелким повседневным травмам появляется её подобие.

*

На пивной бутылке — краткими словами пива этого история. Ну какая мне разница, есть у этого пива история или нет у этого пива истории. Изображён усатый мужчина в шляпе. При жизни, вероятно, малоприятный был тип… приехал в эту страну, разбогател на пиве…

… — и всё-таки покупаю пиво с историей.

[1]             В ноябре 2018 года.

Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!