Александр Витальевич Пашков (р. 1981) – преподаватель, литературовед, заведующий кафедрой мировой литературы Института Пушкина, сонграйтер, панк-шансонье. Окончил филфак МПГУ, защитил кандидатскую диссертацию по творчеству Маяковского. Выступает со своими песнями в московских клубах. Стихи публиковались в различных вузовских изданиях.
ДАЧНОЕ
Оставив крылья на веранде
и не найдя другой постели,
на раскладушке дремлет ангел,
ногами уперевшись в стену.
Иконостасу этикеток
в унылой полутёмной кухне
молиться буду я всё лето,
но эта вера тоже рухнет.
И от бутылочных соборов
стекла хватило бы, наверно,
на небоскреб, на целый город
или на то, чтоб в двадцать первом
над всей Землёй построить купол,
ну, от вселенских, там, пожаров,
и, хоть конечно, это глупо,
стекла хватило бы, пожалуй.
Пакетик с моментальным супом
ножом безжалостно распорот,
я без обеда трое суток,
я голодней, чем целый город,
я здесь сижу в осаде пьянства
и штурмом буду взят без боя,
могу и плакать, и смеяться,
но мне не выйти из запоя.
Иконостас из стеклотары
воздвигнут был во славу лета –
и я молитвы под гитару
пою иконам этикеток.
Оставив крылья на веранде,
и не найдя дорогу в сени,
в моем сарае дремлет ангел
на свежем и колючем сене.
ОСЕНЬ В ДЕРЕВНЕ
Дождя отвесная река
без берегов в пределах взгляда
И. Жданов
Капал на голову дождик. Скользко
капал на голову ставшую лысой
капал на голову дождик. Сколько
живут в полете опавшие листья
капал на голову снова и снова
гнал мою голову через канавы
в каждой капле горячее слово
капал дождик раскалённого олова
жестокая жижа
смертельная лава
прыгал по сливам и сваленным доскам
с неба вниз и на небо обратно
капал на голову дождик. Скользко
капал на голову дождик. Странно
капал на голову свежий. И только
было в избе моей тесно и смрадно
капал на голову дождик. Скользко
капал на голову мокрый. И ладно
ЛЕСНОЕ
Чем дольше в лес по следу лисьему,
тем тоньше в соснах ветер свищет.
Пробор тропы впадает в лысину
неопалимого кострища,
где тлеет летняя симфония,
где зябко даже закалённым.
Вода живая – ванна хвойная,
чтоб вечно быть таким зелёным,
нескромным и самонадеянным,
в цари лесные чтоб с разбега,
от смерти спрятаться за деревом,
чтоб с плеч долой лишь перхоть снега.
Но от стволов в лесу не скроешься.
Чем ближе трон, тем гуще кроны.
Лишь звёзд несчётные сокровища –
осколки счастья и короны.
СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ
Избы – точно звёзды,
церковь – как луна.
Распростёрлись вёрсты
прямо у окна.
От такого света
всей земле тепло.
В сумерках планеты
светится село.
Как второй Есенин,
на манер творца,
пьяный выйду в сени,
помочусь с крыльца.
«Так-то вот, Серёжа,
я опять в говно,
белая берёза
спилена давно,
не горят снежинки
в золотом огне,
нету счастья в жизни,
что осталось мне?
Где она, пороша?
Где изба? Где печь?
Мне теперь, Серёжа,
только в землю лечь.
Тоже баб я лапал
и зверей люблю.
Дай на счастье лапу,
затяни петлю!»
ПОЛЁТ ПЫЛИНКИ
Полет пылинки, выпорхнувшей из
засиженного молью гардероба,
никак не назовешь движеньем вниз,
хоть битый час следи за нею в оба.
Сломай глаза, быть может, разберёшь
в величии судьбы ее смиренной
намек на то, что мир вещей не ложь,
и что пылинка – часть всея вселенной.
Пылинка та планетой предстает,
вокруг светил вершит свое круженье,
презрев посадку так же, как и взлет,
всё дальше в бесконечном приближенье…
Людей должно смущать ее пике,
и лишь тебя в смятенье не ввергает.
Ты с нею налегке, накоротке,
и в волосах твоих она сверкает.
Перед пылинкой меркнет человек,
молчи о ней, чтоб не сойти за психа.
На мир ложится тяжесть сонных век,
ты спишь, повсюду пыль летает тихо.
И не узнает даже моль в шкафу,
что сны твои ничуть не легче были.
Полётами во сне и наяву
преследует тебя феномен пыли.
***
Есть редкий дар: шататься одному,
пытаясь не завидовать влюблённым.
И до тебя нет дела никому:
ни ангелам, ни Ей, ни Самому.
Но будучи так щедро одарённым
нет смысла на Дарителя роптать,
смотреть на небо, словно бы на нёбо.
Стань тягловому мерину под стать,
тяни хребет свой прямо, а не вспять,
покуда не сгниёт твоя утроба.
Не возвращай Творцу свой редкий дар,
придёт пора – он сам к нему вернётся.
И ни гетер не надо, ни гитар.
ты б за любовь свой редкий дар отдал:
влюбиться хоть бы в ту, что отдаётся.
Уж зуб гниёт, уже болит нутро.
но Бог не терапевт, не стоматолог.
Пусть зубочистки сыплются в ведро,
и пусть опять целуются в метро
и молодёжь, и те, кому за сорок.
***
Зрение фиксирует только основное:
птицы-запятые в белых текстах зимних крыш,
двое на скамейке и один на остановке,
где-то в середине снега так же ты стоишь.
Может быть, лежишь или сидишь, не в этом дело,
где-то ты присутствуешь, как знак в конце строки.
Телу важно знать, что где-то есть другое тело,
пусть не на него сейчас наставлены зрачки.
Если мир как текст читать пока не надоело,
в ритме снега до поры по улицам кружись.
Что такое жизнь, когда не жизнь другого тела?
Всё, что кроме тела, – не совсем уже и жизнь.
Зрение фиксирует лишь чужие смерти,
не наметишь там за снегом выход для себя.
Двое во вселенной, но один на целом свете:
каждый у того порога сам себе семья.
***
Терпелив асфальт, по которому мы идём.
Бескорыстно свят, он лежит и не ждёт поклона.
Слишком ровно дышу: не спеть, не построить дом,
не зачать ребёнка и не написать диплома.
Терпелив асфальт, незавидна его судьба:
в мегаполисе не найти нетоптаной пяди.
Смысл нашей жизни – асфальт и ходьба, ходьба…
Ведь асфальт для ходьбы, а ходьба лишь асфальта ради.
Мой совет потомку: терпи, как терпел асфальт,
принимай, как свою повинность, чужую скорость.
Слишком ровно дышу, чтобы стрелки направить вспять,
и давно не дрожит ко всему равнодушный голос.
ИМЕНИ РЕК
«Давай назовём эту реку
рекою Имени рек», –
сказал я тебе, имяреку,
тебе, не еврей и не грек.
Во времени видеть прореху
иному пророку не грех,
и вот мы зовём эту реку
рекою имени рек.
Вот лебедь спешит к человеку,
вот щука стремится на брег,
чтоб раком не сделали Греку,
дать в руку ему оберег.
Страшней, чем Нева и чем Терек
стихия имени рек,
Евгений, что в басни не верит
от паводка бегает век.
Бежит на Тибет или в Мекку,
где климат ему не во вред,
но видит и там эту реку,
которая имени рек.
Вернётся – уж в тюрьмах и пытках
народ от попа до Балды,
Россия не тонет в напитках,
чем крепче, тем меньше воды.
В отечестве видеть прореху
иному пророку не грех,
не зря мы зовём эту реку
рекою имени рек.
Карету! С сиреной карету,
не умер пока человек,
в атаку. Туда. Через реку,
что звали мы именем рек…
