Филипп Андреевич Хорват — писатель, книжный блогер, литературный обозреватель. Родился в 1983 году в Ташкенте Узбекской ССР. Окончил Санкт-Петербургский государственный Политехнический университет по специальности менеджмент и управление. Публиковался в журналах «Новый мир», «Бельские просторы», «Полутона». Живёт в Санкт-Петербурге.
Метамодернистский респект от пацанов с Пролетарки
О книге Павла Селукова «Добыть Тарковского» (М.: Редакция Елены Шубиной, 2019)
В последние годы встречается расхожее мнение: вкладываться в издание сборников рассказов невыгодно даже в том случае, если это тексты известных писателей. Мол, это же не роман, которой утягивает читателя с головой, а серия прозаических вспышек страниц на 10-15 — их щёлкаешь, как семечки, но не наедаешься, чувство сытости не приходит.
Как бы там ни было, но сегодня вроде бы ситуация со сборниками малой прозы выправляется, причём издательства рискуют выпускать книжки не только маститых, творчески состоявшихся писателей, но и начинающих.
В случае со сборником Павла Селукова «РЕШ» определённо рисковала: в авторском библиографическом рюкзачке прятался лишь дебютный сборник «Халулаец» и одобрительный отзыв Леонида Юзефовича на тексты, которые автор размещал на Фейсбуке в течение двух лет.
Риск, как мне кажется, в случае с Селуковым вполне оправданный — всё вытягивает явный талант: в этой прозе чувствуется вполне уверенный, авторский голос с интонацией простого, но не пальцем деланного пацана из пермской подворотни. Не то чтобы этот голос свежий — в 90-е, начале нулевых немало выходило в свет книг с условными гопниками в роли лирических героев. Но звучащий как-то по-новому, по-особенному, голос Селукова вполне соразмерен 2020-му году.
Примерно 2/3 рассказов сборника повествуют о нелёгкой жизни пролетарских маргиналов, выживающих в уральском районном гетто под названием Пролетарка. Много мата, много специфических деталей, присущих культуре потребления всякого рода веществ — от асептолина до «соли», — и всё приправлено житейской философией тех, кто, в отличие от Селукова, из полу-уголовного гетто никогда не вырвется.
Наверное, мир, нарисованный автором, будет близок не всем, но мне, человеку, который жил примерно в таком же районе Челябы примерно в то же самое время, некоторые места из книги умасливают сердце ностальгически-узнаваемым бальзамом. К примеру, в рассказе «Шпингалеты»:
«…Я ходил в школу с чёрным пакетом, в котором болталась одинокая тетрадь. Нас, двоечников, легко было отличить от старательных учеников по этому пакету. Кастовость. Ещё не блатные, но уже вот-вот. Обычно мы собирались за школой, чтобы покурить перед уроками. Собрались и на этот раз. Предчувствие важного и небывалого в то утро охватило не только меня. Все пацаны были взволнованы непонятно чем и хотели побугуртить. Скинулись на синдикат. <…> Мы взяли три бутылки на десятерых. Кое-как отсидели алгебру. Собрались у туалета. Взяли чаю. Накатили. Ещё накатили. Помню, я захмелел и обнял Гришу. Гриша сказал: «Мы — охуенные пацаны». А я ответил: «Этот мир принадлежит нам!..».
Я, положим, не был сам таким крутым парнем, всё-таки «А»-класс вобрал в себя более или менее интеллигентную публику, но школа-то была районная, и гопота из старшаков и параллелей — один в один выписана. Про чёрные пакеты — это уж стопроцентно, с ними ребята и в институт приходили, мне кажется, это вообще типично уральская фишка того времени. Такого рода узнаваний в рассказах Селукова лично я встретил немало, и это уже само по себе говорит о том, что тексты живые, прочувствованные, объёмные.
Чем дальше читаешь сборник «Добыть Тарковского…» тем понятнее становится композиционный замысел то ли автора, то ли редактора-составителя — провести героя от самого детства во взрослую жизнь в антураже всё той же пермской Пролетарки. И я сейчас не соскочил в описку: несмотря на то, что все рассказы поданы от лица разных персонажей, вырисовывается, по сути, лишь один герой — тот, кто родился, вырос, как-то утвердился (или не очень) в жизни, да так и умрёт, скорее всего, в том же самом районе, ни разу не выехав за пределы бурлящего в крови Урала.
Жизнь этого героя в селуковских рассказах разная. В рассказе «Белая дверь» он встречается с охранниками, которые задумали изнасилование его девушки. В упоминавшихся уже «Шпингалетах» повзрослевший парень навещает школу и замечает на дверях туалета те самые шпингалеты, которые он с друзьями когда-то установил — финал у истории весьма сентиментальный, лиричный. В рассказе «Чизкейк» герой тонет в нищете, из которой, кажется, никакого выхода нет — опять жизненно для обитателей районов с отрицательной репутацией.
Вереница следующих друг за другом историй как-то незаметно для читателя выводит главного героя в средний возраст, и вот уже рисуется портрет типичного обывателя посконной «хрущобы» любого российского города («Бобыль»):
«В ванной я почистил семь оставшихся зубов пастой «Колгейт» и посмотрел в зеркало. Встретившись взглядом с щетинистым осунувшимся лысым бесперспективным одиноким отчаявшимся больным человеком, я весело ему подмигнул и пошёл пить кофе и курить сигарету. У окна стояла табуретка. Рисунок её обивки напоминал Африку, где я никогда не был, но не всякая обивка способна об этом сказать».
Несмотря на некоторую степень побитости, измотанности жизнью, этот герой способен раздумывать над чем-то большим. Как, например, в рассказе «Бориска над Камой»:
«Жизнь, если на неё смотреть спереди в зад, кажется стройной, потому что её технически нет. Если же смотреть на жизнь обратно, она окажется кривой, как штопор».
Любопытен и интонационный «прогресс»: ближе к финалу сборника реализм дропает, и начинается игра в метамодернизм. Один за другим выстраиваются цинично-ироничные рассказы, отсвечивающие мрачными шутками, пародией, гротеском и чернушной философией. Появляется навязчивый образ маньяка, убивать для которого обыденное дело, но в то же время и своего рода крест — кажется, что селуковский герой устал от бессмысленности жизни, глупости окружающих людей, но в душе его живёт ещё не потухший окончательно огонёк чего-то живого, хорошего, и этот бы огонёк только раздуть…
Про метамодернизм, кстати, автор сам раскладывает чётко так, по-пацански в том же рассказе «Бориска над Камой»:
«С метамодернизмом сложнее. Если в модерне добро и зло закреплены за конкретными героями, а в постмодерне постоянно меняются местами и не существуют как таковые, то в метамодернизме добро и зло блуждают. Они есть, но есть, где пожелают, не только уживаясь в одном человеке, но и уживаясь, не вступая в борьбу, а пребывая параллельно, когда один и тот же человек может спасти ребёнка и убить ребёнка. Потому что и желание спасти ребёнка, и желание убить ребёнка в нём естественны и во многом зависят от обстоятельств. Метамодерн не говорит, что один человек добр, а другой зол, не говорит он и того, что добра и зла не существует. Он просто говорит, что и то и другое совершенно в духе, природе каждого человека. И «каждого» здесь, в общем-то, ключевое слово».
Собственно, в этом объяснении квинтэссенция сборника «Добыть Тарковского. Неинтеллигентные рассказы». Собирая из разрозненных сюжетных кубиков судьбу простого человека, живущего в аду пермской Пролетарки, Селуков выстраивает метамодернистскую философию, согласно которой этот человек ни плох, ни хорош, ни зол, ни добродетелен, ни ужасен, ни благостен — он такой, какой есть. Авторская же задача заключается в том, чтобы этого человека представить миру, высветить в книге (а это, в общем-то, по большому счёт задача для любого хорошего профессионального писателя). И чего уж там: несмотря на дебют, Селуков с этой задачей справляется блестяще.
Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!
