Кубрик Алексей Анатольевич (р. 1959) — поэт, филолог, эссеист. Учился в МГТУ им. Н.Э. Баумана, служил в ВС СССР связистом, окончил Литературный институт в 1988 году (поступил на семинар В.М. Сидорова, последние три года обучения — семинар Е.М. Винокурова) и магистратуру НИУ ВШЭ в 2019.
Читает спецкурсы по русской поэзии XX века и ведёт творческие семинары в различных учебных заведениях. Автор ряда публикаций о поэзии русской эмиграции и современной поэзии.
Стихи и эссе печатались в журналах и альманахах «Грани», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Урал», «Литературное обозрение», «Новый берег», «Homo Legens», «Волга» и др.
Автор трех книг стихотворений.
В настоящее время работает преподавателем литературы в Лицее НИУ ВШЭ.
* * *
шумит в одном из ух
ползёт в одном из глаз
свари мне милый друг
варенья целый таз
облез один буфет
а рядом книжный шкап
со шляпой или нет
ты собственно из шляп
представь что по весне
с которой ты на вы
есть форточка в окне
с клочками синевы
кто не одушевлён
тому легко доплыть
а память это сон
в котором может быть
случайнее не быть
заходишь тишина
и облаком проплыть
не можно без окна
Аудио: Алексей Кубрик читает стихотворение «шумит в одном из ух…»
* * *
Донная ловля. Закинул — муть поднялась,
пригласила рыб, предложила им насекомых.
Хотя червь, скорее, живая грязь,
фарш из его приятелей и знакомых.
— Что Вы думаете, на это ещё клюет?
— Я думаю, что на это я всё у вас здесь поймаю.
Донная снасть. Донный такой народ.
Чем привычней молчишь, тем чаще тебя понимают.
Клёвое место — яма, ведро гороха,
немного жмыха, можно еще ванили.
Приезжайте в пять. Я их жарю неплохо.
В манке с перцем, с корочкой,
как учили.
* * *
Ветви яблони, вишни, сливы.
Вот заладил: лето-весна…
Маета, мухота, крапива.
Тоже мне — покой, тишина.
И зачем тебе эта лодка?
Берег озера, берег реки.
Вон, отец с непутевой походкой
непутевее, чем рыбаки.
Ты б остался… А ты бы остался?
Что клюет на такую грусть?
Невпопад иногда улыбался
и рубашку вешал на куст.
* * *
Речь моего родника
(там, на Угре)
была значительна и горька.
Листья в траве
не говорили, что пасть и лечь, —
это не их речь.
Они лежали у самых ног
в шорохе всех речей.
Вечер намок или я продрог —
знает один ручей.
* * *
рядом с пляжною грустью
и вальяжной рекой
говорим об искусстве
помним разный покой
рядом с шелестом сосен
льются волны песка
будет ранняя осень
говорит нам река
ну и что отвечает
уплывающий дым
молодым умирает
тот, кто был молодым
вы огонь не тушите
мы ещё добредём
вы на небо смотрите
там покойней с огнём
там по темному краю
протекает река
и её не пугает
то, что ночь глубока
* * *
Старухи, правящие миром,
шуршат в углу с мадам Шерер,
и Пьер похож на кирасира
в пылу отчаянных манер.
Городовые выплывают
на спинах бурых медведей
и долго воду выжимают
из мимолетных голубей.
А мы сидим на клочьях ваты
и мыслим облачных затей,
и тешим речи ворковатых,
но недочитанных людей.
Что нам теперь себя талдычить
когда скучающих в обман
набилось больше, чем кавычек
в большой законченный роман?
А что себя не нас чехвостить,
когда в дому фартовый ять
ползет не хуже, чем с погоста,
и можно титры не читать.
* * *
Снится объятье одною тобой.
Как облака, что легки и ведомы,
как пробуждение летнего дома
с чижиком в форточке над головой.
Мы улыбаемся в этот покой.
Поздний лопух вдоль глухого забора.
Ёж на тропе из полночного спора.
Небо, которое вместе с рекой,
переплывает такое же небо.
Ветер, запутанный той синевой,
что доживет до воздушного хлеба.
Снится объятье одною тобой.
* * *
Ты — на левом моем плече.
Дочь — на правом.
Из любимых тобой вещей
снятся травы,
что плывут, приникают к земле,
словно плачут,
словно завтра в своей золе
сердце спрячут.
Я искал тебя в лучшем мире.
Значит, в этом
и виновен перед другими.
В час рассвета
задрожит роса, заискрится.
Ты вздохнула.
Мне от счастья почти не спится.
Дочь уснула.
* * *
Сон торопится к яви,
движется в бричке сна.
Времени воздух дырявит
лопнувшая струна.
Иглы тумана — ветви
елей в густой тени.
Тропы лесной разметки.
Вслушайся, оглянись,
ну, улыбнись хотя бы.
Знаю, что навсегда.
Будет на чём корябать
память туда-сюда.
* * *
Нас сочиняют близкие слова.
Мы полностью теряем их из виду.
Редеет ночь. Межзвездная халва
пространней стелет давнюю обиду.
Без тапочек плетешься за водой.
На кухне кран вживляет полузвуки
в глотки разлуки. Письма над бедой,
и за бедой протянутые руки.
Молчание одних всегда однит,
худее выглядит, и монотонно прячет
дрожанье рук, в которых детский мячик…
Стул, на котором кот опять лежит.
Окно, в котором улица маячит.
Рассвет, в котором целый город спит.
Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!
