Зайцева Светлана Владимировна, москвичка. Закончила МГПИ им. Ленина, факультет русского языка и литературы (научный руководитель диплома Шайтанов И.О.); аспирантуру МГЛУ им. Мориса Тореза (научный руководитель диссертации Штейн А.Л.). Преподавала испанскую литературу студентам, изучавшим испанский язык. С 2003 года занимаюсь этномузыкологией и реконструкцией народного костюма в фольклорном клубе «Братчина», веду занятия в фольклорном клубе для дней «ПокровцЫ». Мама восьмерых детей, жена священника.

О рассказе Евгении Некрасовой «Маковые братья»

 Евгения Некрасова. Сестромам. О тех, кто будет маяться. — М.: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019

Сборник «Сестромам» Е. Некрасовой был издан следом за ее романом «Калечина-малечина». В этой заметке речь пойдет о  рассказе «Маковые братья» из этого сборника. Дальнейший текст — развёрнутая реплика к статьям Аллы Войской и Филиппа Хорвата на портале Textura и дискуссии Лаборатории критического субъективизма в журнале Лиterraтура.

Начнём с жанра. Неправильно говорить, что Евгения Некрасова творит свой особенный волшебный мир с использованием элементов фольклора. Если бы это было так, то Некрасова написала бы ещё одного «Гарри Поттера». Но речь очевидно не идёт о некоем ином синтетическом мире, как это принято в фэнтези. Не этим привлекает проза Некрасовой — могу вас заверить как читатель, который фэнтези не любит.

Евгения пишет об актуальном, нашем мире, о вещах, чрезвычайно  важных для него.

В чем специфичность подхода Некрасовой к описанию реальности?

Во-первых, ее герои чужды рефлексии. Этим они немного напоминают героев Камю и Беккета. Они не формулируют принципов, не следуют никакой философии и не исповедают никакой веры. Они просто живут, их колышет некое общее течение жизни, — так живут дети. Поэтому для известных явлений герои Некрасовой изобретают собственные определения, порой — неказистые, но всегда точные, врезающиеся в память. Например «гуливерия» и «невыросшие» в «Калечине-Малечине».

Светлана, героиня «Маковых братьев», одна из таких нерефлексирующих. Причина ее нежелания что-либо для себя о жизни формулировать описана в самом начале рассказа. Ее родители занимаются неприбыльным овощным бизнесом и дочь свою растят, как овощ. Даже внешне Светлана напоминает большой белый кабачок. Ее держат в стороне ото всех проблем, ее разум и сердце ничем всерьёз не заняты. Этот сон разума даже ее статус кабачка умаляет наполовину. Она — полукабачок. Это, несомненно, авторский анонс. Нас ждёт в этом рассказе восполнение неполноты.

Люди, чуждые саморефлексии, приживающие жизнь по инерции, тем не менее бывают одержимы теми или иными эмоциями и переживаниями. Но не Светлана. Она даже травлю со стороны одноклассников принимает как должное. Почти безразлично. И поэтому травят ее несильно.

Первый серьезный эмоциональный взрыв, первая страсть рождается в девушке, когда ее дедушка показывает ей (совершенно молча) свою раскуроченную и загаженную хулиганами машину.  Я написала «в девушке», а не в «душе девушки», потому что автор подчеркивает плотской характер ее чувства. Оно охватывает тело, стучит в низу живота, как второе сердце.

Когда пробуждение чувств начинается, текст расцветает целой россыпью маков. Первый мак — ярость, сделавшая глаза деда красными. Глаза его пылают не обыденным красным, а особым, насыщенным, алым.

Второй мак — сама машина. Старые красные жигули.

Красный цвет машины, ее сходство с маком относится к мифологическому коду мака, связанного с наслаждением, с уходом от реальной действительности. Именно в этой машине дед переживал настоящее счастье. Не подумайте плохого — просто ездил без цели и радовался.

А его внучка Светлана любила смотреть на потолок машины — чёрные точки на потолке были похожи на маковые семечки. Если долго смотреть, они словно отделялись от потолка и висели в воздухе. Это тоже анонс — маковое семя, парящее под потолком, должно рассеяться и прорасти.  Порывом, который вынес семена мака наружу, был хулиганский поступок трёх братьев, покалечивших старый автомобиль из простого озорства.

Далее раскрывается ещё один мифологический код мака, связанный с крошечным размером его семян, с их способностью саморассеиваться и прорастать великолепным цветком. Семена принимает Светлана. И они начинают расти в ней, ее преображая.

Метаморфоза Светланы происходит незаметно для глаз окружающих, поглощённых своими делами и крайне нелюбопытных. Знаком того, что перемена случилась, становятся глаза героини — они были словно подернуты серой пленкой, но при виде дедова горя, разбитой машины, растоптанного мака, они вдруг прояснились — и не только из серых стали голубыми, но и перестали быть близорукими.  Рассказ начинается фразой «Светлана носила очки». Теперь Светлане очки ни к чему. Прямо как Питеру Паркеру, укушенному пауком. Светлана укушена ненавистью и под ее воздействием мутирует. В кого? 

И при чем тут мак?

Если мы говорим о мифе (а в случае с прозой Некрасовой надо говорить именно о мифотворчестве и о мифе, как его определяет А.Ф. Лосев), то мак подходит под схему «гибель в одной ипостаси и возрождение в новой». Сущность новой ипостаси Светланы — ненависть, месть, наказание. Мифы, связанные с маком, восходят к истории наказания младшего сына Громовержца. Жестокому наказанию, полному уничтожению.

Все мы знаем, что мак — культура, из которой можно изготовить наркотик, это растение, повергающее в сон. А наша героиня, оглядываясь на путь мести, который она прошла, ощущает все произошедшее именно как сон. 

Все человеческие и умственные ресурсы преображенной Светланы мобилизованы для наказания виновных в гибели машины. Ими оказываются три брата из Четвёртого, неблагополучного района. Миф об уничтожении младшего сына Громовержца трансформировался на бытовом уровне в игру. Мак в играх и хороводных песнях — объект обрядовых манипуляций. Его сеют, полют, поливают и, наконец едят. Мак-маковистый, тонкий, волокнистый, с ним можно и вот эдак, и вот так. До преображения Светлана была девушкой молчаливой, преображенную Светлану вдруг охватывает желание говорить, и она находит в себе силы опросить всех соседей и найти свидетелей глумления над маково-красными жигулями. Так начинается игра в мак. Отметим, что Светлана, удивляясь внутри себя силе своей ненависти, так и не начинает оценивать своё состояние в каких-либо философских или нравственных критериях. Даже тени категорий добра и зла мы не видим. Ее мир остаётся первобытным и состоит  из нерасчлененных на слова образов: машины-мака, которая есть счастье, и трёх подростков, которых следует уничтожить за надругательство над машиной.

Кажется, нормальные героические герои могут так мстить разве что за надругательство над дочерью. Как могла произойти эта подмена? Читаем дальше.

Светлана берет нож и идёт искать обидчиков. Она берет нож, не таясь от отца, и отец не говорит ей ни слова. Энергия ненависти Светланы такова, что люди инстинктивно сторонятся девушки.

Опять же в силу неспособности к рефлексии, Светлана просто идёт на поводу у доминирующего чувства. Она бесстрашно отправляется в неблагополучный район и  переходит на другую половину городка (пересекая железную дорогу). Попадает в иной мир.  

Бонусом к основной миссии, Светлана вдруг стала лучше учится, читать стихи наизусть, поражать учителя истории цепкой памятью на исторические даты. Однако стихи она читает монотонно. Информация, которой она овладевает, никак на неё не влияет и не трогает. Не становится пищей для ума. Это, конечно, блистательно у Евгении Некрасовой. Да, много чего накоплено человечеством, но ведь при этом нигде не говорится о толстой девочке, ее дедушке, трёх подростках и красных жигулях. А потому неинтересно.

Герои Некрасовой изгнаны из рая в свои «полугорода», они несчастливы, и самый сильный их порыв — всегда порыв к восстановлению целостности, которая в их немного дикарских глазах связана с борьбой за крайне субъективно понятую справедливость.

Встретив своих обидчиков, Светлана ведёт себя осмотрительно и расчётливо. Понимая, что наказать должна старшего, раз это он затеял глумление над дедовой машиной, Светлана изыскивает способ, как к нему подобраться. Домашняя девушка, робкая молчаливая девственница, она совращает парня особым «материнским» взглядом.

Ещё один мак расцветает после дефлорации на простыне. Это кровавый подарок Светланы своей жертве. А теперь вернёмся к подмене мифологической поруганной «дочери» — жигулями.

В мифах и в фольклоре маков цвет — это ещё и цвет девства. Евгения Некрасова рисует страсти по машине, а девственность героини не стоит вообще ничего, всем безразлична, даже ей самой. Почему? Таков этот мир? Да, но не совсем. Дело в том, что ненависть лишает Светлану всякого целомудрия до первого сексуального опыта. Светлана сама поражена тому, насколько она просто и беззастенчиво держится в этот свой первый раз, не испытывает ни боли, ни смущения.

Итак, Светлана присваивает себе старшего, становится его «невестой». Это и есть его смерть. Потому что человек, обретающий себя через ненависть, превращается в ангела смерти. На их постель сквозь задёрнутые шторы падает луч, острый, как клинок — в Светланину жертву целится сама вселенная. А вокруг стола, за которым они потом сидят с двумя другими братьями, шумят листвой дубы. Это особый отчетливый звук, к которому Светлана внимательно прислушивается. Дуб — символ вечности, которой она передает старшего из братьев. После секса Светлане вдруг становится лень его убивать. Но позже ненависть снова собирается в ней — и старший брат оказывается убит чужими руками. Во время драки двух банд, маки расцветают на месте наносимых ран — проросли семена ненависти, дали свои страшные всходы. Касательно мака как части мифа, напомним, что мак был связан и со смертью — он обязательная часть ритуальных поминальных кушаний. Мак — это память земли о пролитой крови. То, что совершилось нечто правильное, подчёркнуто в рассказе тем, что нигде об этом убийстве нет никаких новостей.  Будто случилось некое природное явление, а не убийство в драке. Светлана с любопытством ищет новости в газетах, но не находит. Она ждёт, когда к ним в квартиру придет милиция, но та не приходит. Полугород продолжает жить полужизнью. Мать Светланы ничего не заметила: ни запаха сигарет и спиртного от дочери, ни запаха ее первого секса. Вообще ничего неладного не заподозрила. И Светлана покидает эту сонную местность, уезжает в страну, где люди носят значки с маками и чтят таким образом своих погибших. В дни памяти, в маковые дни, Светлана вспоминает и своих погибших. Она научилась водить машину и приобрела красный вен, у которого такой же потолок, как в дедушкиных жигулях. Он тоже в чёрных точках, похожих на маковые семечки. Если на них долго смотреть, то кажется, что они висят в воздухе.

И здесь опять может показаться, что язык прозы Некрасовой тяготеет к тавтологии. Евгения не пишет, что машины похожи, нет. Она описывает красный вен Светланы теми же словами, что и жигули деда. Это подобие описаний рождает ощущение, что покалеченная машина вернулась, что это не новый автомобиль, а тот самый. Только вновь целый, воскресший, как и положено маку в мифах.

Рассказ завершается тем, что красный вен глохнет в поле, и Светлана ждёт в нем помощи, свесив ноги в траву, слушая, как шумит вереск (ещё одно растение, символизирующее вечность). Она сравнивает шум вереска и шум дубов в том самом дворе.

Теперь становится ясно, что повторение образа мака в рассказе «Маковые братья» не является стилистической небрежностью или ненужной избыточностью языка. Евгения Некрасова каждый раз вкладывает в повторямый образ новый код, отсылающийся к разным аспектам бытования мака в мифах. Новый миф Евгении Некрасовой рождается из совокупности повторов-кодов. Благодаря этим образам-кодам читатель вживается в описываемый в рассказе универсум.

Удивительно, как глубоко и полно удаётся Е. Некрасовой раскрыть тему вселенского значения жизни самого обывательского и незначительного обывателя. Ведь поначалу ее героиня — это даже не маленький человек, она, как вы помните, вообще почти не человек — овощ, да и все тут. Но, как писал Александр Блок в стихотворении «Есть игра…»: «Есть хороший глаз, есть дурной, только лучше б ничей не следил — слишком много есть в каждом из нас неизвестных, играющих сил…» И силы эти, слабо осознаваемые, не осмысливаемые, превращают вялую девочку с большой, широкой спиной, по которой с наслаждением били ее одноклассники, в настоящего ангела смерти, которого ждёт новое путешествие.