Михаил Вячеславович Гундарин родился в 1968 году. Закончил факультет журналистики МГУ имени Ломоносова. Кандидат философских наук, доцент, много лет преподаёт в вузах. Поэт, прозаик, литературный критик. Автор 8 книг стихов (последняя по времени — «Простые слова», 2020). Как поэт публиковался в журналах «Знамя», «Урал», «Дружба народов», «Юность», «Алтай» и мн. др. Живёт в Москве.
Герметичный соцреализм
Премьера спектакля Константина Богомолова «Слава. Молодость» в «Театре на Бронной» (состоялась в декабре 2023 года) была встречена многочисленной публикой с некоторым недоумением. Образцовый соцреалистический текст был поставлен со столь же образцовым соцреалистическим пафосом. Зрители напрасно искали швов, склеек между текстом 1936 года и его современной интерпретацией, иначе говоря — контекста иронии, пафоса переделки старого в новое. Где смеяться-то? В чем прикол? В общем, Богомолов в очередной раз сумел эпатировать публику. Постановка, между тем, получилась интересной.
Поэзия на службе соцреализма
Виктор Гусев — поэт и драматург — сегодня совершенно забыт. Он работал в 30-х-середине 40-х, умер рано, в 34 года, за это время создал несколько общепринятых соцреалистических шедевров — например, сценариев фильмов «Свинарка и пастух», «В шесть часов вечера после войны». А еще тексты любимых песен. А еще просто стихи и пьесы в стихах. Закончу справкой из энциклопедии — именем Гусева названа улица во Внукове, на которой живёт его внук, спортивный комментатор Виктор Гусев.
Пьеса «Слава», написанная слегка «маяковскими» стихами, не шедевр и по отношению к другим гусевским сочинениям, и уж тем более по отношению к драматургическому искусству. Видно, что писал человек совсем молодой (едва достигший 25-летия). При этом преданный «до донца», а не конъюнктурно, идеологическим установкам. Если брать собственно мастерство драматурга, то и оно не блещет. Характеры примерно никакие — то есть, перед нами прежде всего носители функций, а не люди с их психологическими особенностями (что, впрочем, вполне соответствует канонам соцреализма; можно говорить о том, что Арбузов в своей психологичной «Тане», вышедшей несколькими годами позже «Славы», бросает ей вызов). Конфликт не очень правдоподобен даже для вещей такого рода. Судите сами — один из двух друзей-подрывников, Маяк, мечтает о славе, всенародной, так сказать, популярности, поэтому на важное и опасное задание посылают другого, простого парня Мотылькова, который в итоге славы и добьется. У него есть невеста, она летчик. Молодежь опекает старшее поколение — начальник Маяка и Мотылькова, мать Василия, отец его невесты, профессор-медик… Много народа, в общем! И все персонажи положительные.
Стих крепок.
Кстати, знаменитая песня про двух друзей — тоже оттуда. Помните?
Были два друга в нашем полку.
Пой песню, пой.
Если один из друзей грустил,
Смеялся и пел другой.И часто ссорились эти друзья.
Пой песню, пой.
И если один говорил: «Да!»
«Нет!» — говорил другой.
(Богомолов песню из постановки исключил, и в этом есть логика — об этом ниже).
Пьесу в свое время не экранизировали, что, конечно, во многом повредило ее судьбе (и Богомолов как будто исправляет это, вынося с помощью видеокамер на большой экран, оставляющий задник сцены, крупные планы героев). «Слава» была с помпой поставлена в Малом театре (есть радиоверсия), много ставилась по стране, в том числе и на уровне самодеятельности — но потом, со времен Оттепели, театры ее как будто стали стыдиться. Нельзя сказать, чтобы пьесу забыли совсем. В 2018-м ее поставил в МХТ Михаил Рахлин, играл сам Станислав Любшин. Однако эта постановка все же носила экспериментальный, эскизный характер (в рамках творческой лаборатории «После революции»). Вернул «Славу» к жизни Константин Богомолов (который теперь утверждает, что зачитывался ею еще в школе — не знаю, верить ли; честно говоря, слабо представляю, чтобы гусевским творением можно зачитываться в принципе).
Тут есть два сюжета, которые нужно иметь в виду — именно они создают контекст для понимания работы Богомолова, как обычно, непростой — и вот, оставшейся не очень понятой публикой.
Во-первых, когда мы говорим «вернул к жизни забытую пьесу», имеется в виду не нынешняя постановка Богомолова, а его версия «Славы» 2018 года, осуществленная в Санкт-Петербурге, в БДТ, с замечательными актерами, например, Ниной Усатовой в роли матери главного героя. Эта постановка снискала шумную известность, вал критических оценок, среди которых попадались и прямо восторженные (вообще, преобладали позитивные).
И нынешняя «Слава» корреспондирует таким образом не только с соцреалистическим каноном, сколько с питерским спектаклем. Скажем сразу — разница принципиальна.
Моложе и идеальней
Но возможны ли вообще сравнения? Думаю, с любой точки зрения они просто неизбежны. Можно не сравнивать две чеховских постановки одного режиссера — но к пьесе «Слава», редкой все же птице, это никак не относится. Да и чеховские будут сравнивать все равно. Полагаем, что сам Богомолов это прекрасно понимал, а отчасти и рассчитывал на сравнение.
Но есть и схожесть. Оба спектакля решены в той из богомоловских манер, которая предполагает работу с оригинальным авторским текстом, внутреннюю, так сказать, его интерпретацию (все мы знаем, что есть у Богомолова и манера иная, чисто эпатажная. От нее особенно «пострадал» Достоевский). Похоже решение сценического пространства — элементы декора сталинского времени. Художник-то тот же: Лариса Ломакина. Похоже, на первый взгляд, самое главное: намерение поставить пьесу так, как это, кажется, можно было сделать в том же 1936 году.
К этому мы еще вернемся, назвав различия, которые бросаются в глаза.
В новом спектакле режиссер принципиально омолодил состав актеров. Исполнителям, практически всем, по 20 с небольшим. Это в два раза меньше, чем актерам на тех же позициях в БДТ (некоторые рецензенты пытались даже разгадать замысел постановщика, специально давшего роли юношей возрастным актерам). Даже Мария Щукина, играющая на Бронной роль матери, хоть и поопытнее своих сотоварищей, но принадлежит совсем к другому актерскому поколению, чем Нина Усатова! Так что слово «Молодость» в названии — это как минимум об этом.
Но главное — о том, что влечет за собой принципиальная юность исполнителей. Кто-то хочет прославиться любой ценой, а кто-то добивается той же цели как будто случайно, по везению (но на самом деле потому, что глубинно подходит для роли «чемпиона»)… По настоящему драматичной, достойной целой пьесы эта ситуация кажется именно в молодости. Совершенно естественно данная коллизия могла бы выглядеть, будучи переложенной на историю, например, двух видеоблогеров. И здесь в рассуждении о славе наблюдаем известное «мерцание», присущее фигуре самого Богомолова — который вроде как и большой деятель серьезных искусств, и, одновременно, светский персонаж, муж скандальной «светской львицы». Прославившийся в том числе и своим скандальным творческим поведением. Это незаслуженно или заслуженно?
Любит Константин Юрьевич демонстративно порефлексировать!
В «Славе» БДТ больше чисто бытовых деталей, ситуация более приземлена — в то время как на Бронной мы словно парим в пространстве чистой идеи. Из московской «Славы» тщательно вычищены все намеки на иронию, на травестирование исходных смыслов пьесы. В БДТ кое-что все же было — неоднозначная реплика Усатовой о Сталине (ее в новом спектакле нет вовсе), то, что профессор Черных вдруг оказывался женщиной, то, что один из героев вдруг начинал читать чисто «маяковские» стихи «под Бродского»… В общем, какой-никакой контекст, показывающий, что мы смотрим современную версию старой пьесы все же присутствовал.
Повторим: в новой постановке его как будто нет вовсе. К работе режиссера не придралась бы, кажется, и сталинская цензура. И тут мы имеем дело с более тонкими интерпретационными материями, заставляющими в очередной раз напомнить о филологическом бэкграунде Богомолова. В литературе давно рассмотрена такая проблема — возможно ли написать сегодня текст, строчка в строчку повторяющий старый текст, написанный много лет или даже веков назад? Ответ: можно. Но все равно это будет другой текст! (Тут, конечно, нельзя не вспомнить знаменитый рассказ Борхеса «Пьер Менар, автор «Дон-Кихота»).
Герметичность массового
Поставивший «Славу» в 2023 году Богомолов вольно или невольно вложил своим героям в уста ДРУГИЕ слова, заставил их руководствоваться ДРУГИМИ мотивами, чем в 1936 году. Полагаю, что не сталинская цензура, так сталинская театральная критика обязательно попеняла бы постановщику, что личное, индивидуальное начало своих героев он поставил во главу угла (даже не вмешиваясь в авторский текст). Сместил акценты с общественного, составляющего главное содержание гусевского опуса. Потому-то и песня ему не понадобилась.
И вот тут сюжет номер два. «Слава. Молодость» прекрасно вписывается в линию интерпретаций Богомоловым советских пьес. Раньше здесь были розовские «Вечно живые» («Вероника» в его варианте), арбузовская «Таня», зоринские «Покровские ворота», ставшие «Дядей Левой». Я уже писал о том, что даже в названиях, а тем более на сцене четко прослеживается тенденция к персонификации, более того, к интимизации происходящего (см. http://www.rewizor.ru/theatre/reviews/sovetskaya-trilogiya-konstantina-bogomolova/). Вот и здесь. Герои Гусева недостаточно персонифицированы, чтобы стать заглавными для пьесы. Но они молоды — и эту их коллективную черту постановщик вынес в название.
Этого-то очевидно и не поняла публика, для которой love story оказалась слишком заслонена ретро-антуражем. Не в сфере быта, но в сфере отношений, мотивировок, идеалов. Всерьез его принять сегодня уже вряд ли возможно, а посмеяться над ним, повторим, режиссер (в отличии от своей версии в БДТ) повода зрителям не дал.
Текст «не доходит» до современной публики, являясь герметичным для нее, ровно по той же причине, по которым в 30-е годы он был понимаем и любим самыми широкими массами.
Заметим, что как раз массовое искусство становится самым непонятным для людей следующей эпохи — просто потому, что те социальные, то есть внетекстовые опоры, на которые опирается любое произведение масскульта, оказываются неизбежно разрушены.
При этом затруднения публике добавило и то, что спектакль эстетически совершенен. О соцреализме иногда говорят как о своего рода культурной автаркии, и вот перед нами именно он — замкнутый, цельный, прекрасный в своей завершенности и самодостаточности мир (и удивительно, какими лаконичными, четкими средствами постановщик добивается этого эффекта!). Богомолов, в частности, сумел сделать так, что дубоватые все же стихи пьесы звучат то по-бытовому, то, наоборот, пафосно (но не преувеличенно, не смешно). Хорош нечаянный герой Мотальков (я видел его в исполнении Никиты Худякова). Хорош и его протагонист Маяк (Александр Шумский). Из старшего поколения героев спектакля можно выделить исполнителя роли старого актера — отца мотыльковской невесты Леру Горина (легко, с необходим гротеском сыгравшего персонажа который его старше в два раза). А в целом — хорош именно ансамбль, коллектив, как говорили во времена Гусева.
Ну что ж, Константин Богомолов, всю свою творческую жизнь ставивший на эксперимент, оказался верен себе и теперь. Публика, повторимся, в недоумении. Другое дело — входило ли это в его творческие планы в данном случае?
