БАГАЖ

ОТТУДА ТОЖЕ НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ

Журналисты-горячеточечники не возвращаются. Адреналин заливает печень и почки, несчастные надпочечники чувствуют себя дойными коровами. Это засасывает в никогда не понятную другим трубу. По воспалённым и проэндорфиненным мозгам носится иллюзия правды: я сам видел! Упоение очевидничеством. (Страшная болезнь. То есть сначала ты счастлив, а потом тебя все — все — посылают в живописный эротический путь, потому что как ты мог что-то видеть сам. Ведь интернет говорит не так!)

Случись у парня, разгорячённого правдой, любовница или жена — Бог ей в помощь: не каждый день она будет уверена в мужниной ласке, и не каждый месяц. Поэтому бывает на войнах и семейный подряд. В мае 2009 на Международном конгрессе журналистов я видела семью: он и она, и даже дети. И они все ездят по войнам уже пятнадцать лет, и выйти из поиска войны уже не могут. И не хотят. Слушают новости — где заполыхало — и давай туда на своём корявом внедорожнике. Вдумайтесь.

Заведовать на радио отделом истории и культуры в девяностые — это, конечно, другое; ситуативно оно мягче. Но над ухом свистело. Я в девяностые наяву была попаданец во все миры, хоть как-то проявлявшие себя.

Иду вчера, 29 февраля 2020, по парку (б. «имени Павлика Морозова», ныне скромно — «Пресненский»), детишки бегают, за ними няньки-мамки. Я иду от своего дома — мимо Белого дома, ныне Дом правительства. В мемуарируемые времена — Верховный Совет РСФСР, расстрелянный и прямо отсюда, из «имени Павлика Морозова», и с моста над рекой, и с окрестных крыш, и вдогон, и по дворам — я помню красные трассы, прорезавшие небо синего вечера за стеклом моего домашнего балкона, я всё помню.

А помните, о чём они тогда убивались?

Конституционный вопрос типа. Сей вопрос всегда волнует умы.

Помните? Всё началось с Указа № 1400, подписанного Ельциным 21 сентября 1993 года, «О поэтапной конституционной реформе в России». В тот день я была в Белом доме. Я там работала парламентским корреспондентом. И в телефонной трубке — я звонила по делу из комнаты аппарата фракции «Смена» — вдруг пропал звук.

Мобильники в 1993 году были у единиц, и то были ой какие единицы. В те годы гораздо практичнее было иметь хорошую память, пухлую записную книжку бумажную и уметь вовремя её выхватить и открыть на нужной странице.

Так вот: к вечеру 21 сентября 1993 года пропал звук в трубке стационарного телефона в государственном учреждении. Что за дела! В самом сердце Москвы, в самом обеспеченном связью доме, где располагается законодательная власть России, вдруг не работает телефон! Я осматриваюсь: за соседним столом та же картина: онемевшая женщина опускает онемевшую трубку. Что такое?

Я вылетаю в коридор, а в Белом доме коридоры, я вам скажу, это нечто. Они всё опоясывают, они бесконечны. Через десять дней, когда мы ночью шли с друзьями в полной тьме, связавшись моим шарфом, чтобы не потеряться в абсолютно пустых пространствах и не упасть с лестницы, и мы ещё не знали, что по коридорам и вот этим красным дорожкам через три дня польётся кровь, — я с металлическим привкусом по всему телу подумала детскую мысль: потом, если наступит потом, никто не поверит, что политическая история так груба.

Короче, звук в телефонах Белого дома пропал, электричество в проводах пропало, вода в кране остыла, и даже у меня дома отключили телефон и горячую воду, потому что телефон начинался тогда на 205…, то есть как все до единого номера Белого дома. Реформа Конституции началась 21 сентября 1993 года с отключения средств жизнеобеспечения в моём микрорайоне.

Я работала журналистом на крайне любопытном участке: беседовала для моей газеты со всеми депутатами, которые относили себя к оппозиции. Тогда впервые появилось слово в активной речи. За причастностью к оппозиции стоял неслыханной пышности букет идей. Все они теперь у меня в папке.

Любой политик из начинающих, именовавший себя в начале 90-х оппозиционером, мог стать моим собеседником. Интервью получались огромные, чрезвычайные, и в нашей газете быстро — за год — сложился коллективный портрет тогдашней оппозиции — из моих бесед с взволнованными мужчинами. И одной женщиной. Мне было до жути интересно: кто ты, российский оппозиционер? Ты какой из себя? Что ты задумал в принципе?

До расстрела я практически жила в Белом доме повседневно и в Кремле во время съездов. Потом попыталась уйти из адреналиновой западни.

Сегодня, 1 марта, сочиняя книгу документальной прозы, я поняла, что мне могут не поверить зарэпованные юнцы, которым всё вышеупомянутое богатство — пленэр для stories и лихие девяностые. Баттл между взрослыми дядьками. Прикольно. Ок.

А давайте пойдём ко мне в архив. В 1992 году, особо содержательном, все политики, разогретые ещё совсем недавней перестройкой и потрясённые её — как бы её — катастрофическими последствиями, кинулись сочинять свои конституции. Они выпускали брошюрки-проекты маленькими тиражами — для коллег, для журналистов, для вечности — и складывали, упаковывали свои мысли о будущем России в юридически призрачные, но тем не менее документы. А я их собирала. От пожара, вызванного танковой атакой 4 октября 1993 года, унесла свою коллекцию вовремя. Я успела, потому что ещё в день Указа, когда онемел телефон, я всё поняла.

Оттуда — из истории — не возвращаются, поверьте. Если ты оказался в событиях изнутри, ты уже хлебнул яда современничества, ты не вернёшься. Конечно, уютно быть пушистым интервьюером на расстоянии, где мягкие диваны и цветные экраны. Сейчас полно миленьких интервьюеров-с-голыми-ногами, попутно флиртующих прямо на месте и даже в кадре.

А я говорю о настоящих событиях. Когда интернета не было, люди ещё жили всерьёз, контактно любили, контактно ненавидели.

…А ещё не возвращаются из архивов. Подержишь в руках настоящее письмо Чехова, выправленное сестрой Марией Павловной (она стала его вечным цензором), и всё. Пропала свобода птички вместе с коготками, лапками, хвостиком. Ты уже навсегда при правде-своими-глазами. Ты уже не сможешь читать новости в Интернете. Ты станешь фанатом офф-лайна. Тебя будет тошнить от медиапотока, специально для тебя сконструированного. Тебя будет рвать от таргетированности нынешней жизни. Всё. Подсел на правду — ты готов. Рынок тебя уже не достанет. Но учти: это — опасно.

Так вот. Сегодня я добралась до проекта конституции, в 1992 году написанного Анатолием Собчаком. Известная фамилия, правда? Конституция, которую я храню в архиве, не была принята в этом виде, она эмоциональна, она апофатична («не делать то и это»), но прочитать хотя бы несколько первых страниц — чрезвычайно интересно.

Это свод базовых ценностей для причастников политического сегмента, где слово демократия произносили как сакральное. Читайте. Это интересно. Это не публицистика в газете, не колонка злобствующего обозревателя. Это фрагмент проекта Конституции России, написанного Собчаком в 1992 году. Это история, ребята.

А чтобы показать, не пересказать с комментариями, а показать, я сделала для вас сканы. Читайте. Выводов не делайте: они требуют большей осведомлённости, чем попускает ЕГЭ и прочая стандартизация. Начнём хотя бы с уроков чтения архивных документов.