Анна Аликевич
Поэт, прозаик, филолог. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького, преподаёт русскую грамматику и литературу, редактирует и рецензирует книги. Живёт в Подмосковье. Автор сборника «Изваяние в комнате белой» (Москва, 2014 г., совместно с Александрой Ангеловой (Кристиной Богдановой).
Космонавты тоже плачут
(О книге: Скотт Келли, Маргарет Лазарус Дин. Стойкость. Мой год в космосе. – М.: Альпина нон-фикшн, 2019; Скотт Келли, Маргарет Лазарус Дин; Пер. с англ. Натальи Колпаковой)
– Чем собираешься заняться, когда выйдешь отсюда? – спросил Боб.
– Стану астронавтом, – ответил я без тени улыбки, глядя ему прямо в глаза.
Я пытался приучить самого себя воспринимать эту мысль всерьез. Боб прищурился и смерил меня взглядом.
– Да неужели?
– Точно, – заявил я с каменным лицом.
Он картинно покивал.
– Ну что ж, а я собираюсь стать индейским вождем.
Книга Скотта Келли «Мой год в космосе» – это живая, доступно и весело написанная, мотивирующая полудокументальная вещь, возникшая по следам совсем недавней экспедиции на МКС и годового проживания там в экспериментальных и научных целях. С точки зрения жанра новинку правильнее всего отнести к категории… «иностранцы о пребывании в России» (со всей вытекающей атрибутикой и стилистикой, ставшими хорошим тоном). По форме она близка к дневнику, путевым запискам. Биографии, воспоминания, неоагиографическая литература такого рода всегда стояли одной ногой в художественной области, другой же – в зависимости от основного посыла книги – в поджанрах «книга о подвиге», «жизнеописание великого человека», «свидетельства об эпохе» и, наконец, пародийные, сатирические, познавательно-развлекательные труды, тяготеющие к беллетристике и даже научпопу.
«Стойкость» уникальна тем, что она одновременно сборник клише и их разрушительница. Это безусловно жизнеутверждающая и даже терапевтическая литература – о, как нам не хватает оптимистического начала на отечественной серьёзной почве. Традиционные воспоминания космонавта – это чаще агиография или книга о подвиге со всеми неизбежными достоинствами и недостатками, унаследованными от соцреалистической школы (ср. с каноном вышедшую в этом же 2018 г. биографию «Властелины бесконечности» Ю. Батурина, ещё один современный мемуар космонавта, жившего на МКС, но российского). С другой стороны, прикольная книженция о пьяных наследниках Гагарина и их похождениях на руинах Байконура выглядела бы на этом фоне кощунственно. В то же время излишняя героизация «буду космонавтом» сегодня неуместна, особенно в свете недавнего неудачного полёта на МКС, нынешнего состояния Байконура и профанизации неоднозначных идеалов предыдущего поколения, связанных с покорением неведомых миров. Когда-то центральная тема для советского социума, научного сообщества, мотивационной психологии и даже искусства, ныне область полётов на Луну (и на Марс) – предмет анекдотов, ностальгии, поиска фальсификаций, – да чего угодно, только не передовой науки и техники. Ныне, когда наука обращена к человеку, внутрь, а не вовне, и гораздо больше сосредоточена на микроисследованиях, медицине и IT-секторе, другие миры всё чаще становятся уделом сохранившихся до наших дней романтиков 70-х. Признайтесь честно, что вас больше интересует – технологии продления жизни и борьбы с разрушительными вирусами или освоение Марса? Космическая эпоха отошла в прошлое, уступив насущным потребностям индивида, а не гипотетическому счастью человечества в других галактиках в далёком будущем. Герой по образцу прошлого стал отчасти смешон, а отчасти печален. Байконур же рядовой обыватель ныне представляет примерно по стихотворению: «Анчар, как грозный часовой, // Стоит один во всей Вселенной…» – или как в этой фотоподборке.
Популярная статья поясняет, что нынче космос не только дорог, но и заменим, то есть утилитарно он нужен нам всё меньше:
…встаёт вопрос о необходимости спутников на орбите, когда есть атмосферные беспилотники. Ведь им не страшны облака (опустились под них – и нет проблемы), разрешение снимка всегда можно увеличить также за счёт снижения, дроны могут, в отличие от спутников, нарезать круги над одной местностью довольно долго и, таким образом, собирать информацию в режиме реального времени. <…> Космические обсерватории – вот уж что точно нельзя будет заменить, скажете вы. Но такие проекты, как VLT, E-ELT (39-метровый телескоп от Европейской южной обсерватории) и SOFIA (обсерватория на самолете), могут быть достойной альтернативой. Правда, не во всех диапазонах длин волн, и вот тут-то к нам на помощь приходят стратостаты (стратосферные аэростаты). <…>. Единственное, что останется в настоящем космосе (выше 100 км), – это навигация: GPS, ГЛОНАСС, Beidou, Galileo. Но и эту проблему можно будет решить без применения дорогостоящих спутниковых систем – с помощью стратостатов, беспилотников и других средств наземного и воздушного базирования.
Значит, актуальны только необходимость героя-символа, может быть, космический туризм на Марс в обозримом будущем (развлекательный сегмент для миллионеров) и эксперименты, которые чем дальше в лес, тем больше в гору. Келли уже пришёл к выводу, что живущим в космосе в принципе не нужен позвоночник, что из-за невесомости многие функции тела становятся рудиментарными и переселенцы на Марс могут в скором времени сохранить лишь отдалённое сходство с людьми. Если выживут в радиации, нестабильных температурах и специфике временных поясов, конечно.
Итак, нам остается (ненужный?) герой, к которому мы и возвращаемся. В сложном контексте Келли удаётся успешно лавировать между традицией и опрофаниванием, не впадая в пафос, но и не переходя в самовысмеивание. Да, говорит он нам, героями рождаются. Вопреки советскому стереотипу, который может получить в экстремальных условиях героя буквально из каждого (ну, может, не героя, но героизированную жертву-то точно), Келли признаёт, что люди происходят на свет разными – и в этом нет ни их заслуги, ни их вины. Вопрос в том, будет ли направлено в верное русло то или иное начало в человеке. Почему Экзюпери и Капа стали лётчиком и военным фотографом, а не инженером и работником ателье? У советского человека часто не было никакого выбора, здесь же ситуация была явно обратной – не пригодные к мирной рутинной жизни, герои не могли выбрать ничто другое по своей природе, как в мультфильме про обезьянок: «А иначе он взорвётся – ах, бабах, и нет его!». Всё это азбучные вещи, зафиксированные документально: а как мы знаем, не так важен сам факт, как его признание.
Затем мы впервые пошли к самолёту. Было холодное, туманное осеннее утро, при такой погоде мне бы не позволили долго летать в одиночку. Пристёгиваясь, я чувствовал восторг, но сильно нервничал. Я так много поставил на то, чтобы стать профессиональным лётчиком, столько работал, чтобы дойти до этого момента, но совершенно не представлял, смогу ли действительно управлять самолётом. Некоторые не могут, сколько бы ни старались, и ты об этом не узнаешь, пока не поднимешься в воздух.
Массовая литература для любого пола и возраста (к примеру, на фолианте Ю. Батурина мы видим 12+, хотя крайне маловероятно…) – можно ли отнести к ней «Стойкость»? Да, чтобы её прочесть, не нужно высшего технического образования, знания истории США или Казахстана, даже элементарного понимания современной физики и политики. Шаблонного представления о советско-американском космосе вполне достаточно для старта. И все же это минимум 16+ – примерный возраст, в котором Келли прочёл свою судьбоносную книгу «Парни что надо». «Стойкость» трудна не с точки зрения сложности материала. Автор буквально на пальцах объясняет, как устроены шаттл и ракетоплан, чем опасен «Союз», какие отсеки есть у МКС, что внутри у скафандра, вакуумного туалета и гостевого дома на Байконуре; приводит фотографии, рисунки, схемы, разноображенные анекдотами из космической жизни и оживлённые диалогами экипажа. Эдакий ликбез, как далеко ушёл прогресс, для читателя, в последний раз рисовавшего «Аполлон» в школе на изо. Остросюжетное повествование, подобно американским горкам, подкидывает читателя на опасных для жизни поворотах судьбы героев и вызывает смех, порой чрезмерный, на спусках к курьёзам, бытовым неурядицам, армейскому досугу. Но психологически, философски – это неоднозначная вещь, указывающая на многие проблемы, только чуть затронутые сегодня: политические, научные, гуманистические, экономические, и конечно, это не детское познавательное чтение. Книга для подростка предполагает некоторую однозначность, наличие хорошего и плохого, известного и неизвестного, а здесь мы знаем лишь то, что знаем всё меньше.
Я миную российский модуль и попадаю в служебный, где Геннадий и Саманта смотрят фильм на ноутбуке, а Антон “висит” в горизонтальном по отношению к ним положении, заканчивая эксперимент на стене. На экране мерцает лицо молодой женщины, перекошенное от дурных предчувствий, мужской голос за кадром грозно говорит по-русски.
– Что смотрите? – спрашиваю я.
– “Пятьдесят оттенков серого”, – откликается Саманта. – В русском дубляже.
Геннадий по-английски здоровается со мной и благодарит за принесенные продукты, потом по-русски пытается убедить Саманту, что “Пятьдесят оттенков” – великое литературное произведение»
– Это нелепо, – отвечает она, не отрываясь от экрана.
(NB! Сравните документальный фрагмент расшифровки полётных бесед с интерпретациями Келли.)
Философские аспекты книги – это взгляд не учёного, политика, высокопоставленного военного, то есть сформулированная (порой тенденциозная) позиция, а рассуждения прежде всего «человека мира» (гагаринская традиция?), независимого голоса. Келли говорит о парадоксальности совместных проектов тех государств, которые ещё недавно были в конфронтации, и неизвестно, не будут ли снова. О судьбе солдата, выполняющего приказы, который одновременно национальный герой и пешка без выбора. Автор затрагивает религиозные разногласия, поскольку Америка – религиозная держава с разделением духовной и светской власти, что порой приводит к комическим ситуациям. Атеистическое население недовольно, когда с орбиты звучит преимущественно Писание, и напротив, сенаторы-католики тревожатся, не будет ли воспринята «религиозная позиция» с орбиты как символ несамостоятельности светской власти в стране, а значит, и как слабость самой этой власти. Не в последний момент Келли касается вынужденной публичности профессии (ведь до сих пор бытует миф, что именно невыносимая публичность стала причиной якобы самоубийства первого космонавта – желающий продолжить службу в авиации, он всё больше становился символом и медийным лицом, став заложником своей роли, к чему не был в душе склонен). Подчас реальный риск для жизни героя менее значим в глазах аудитории, нежели плановое интервью или шоу с участием астронавта по скайпу. Корабль вот-вот налетит на тонны космического мусора, объявлена экстренная эвакуация в капсулу, но нет: как раз пришло время для телевикторины, нельзя же огорчить любителей увеселений и налогоплательщиков. И взмокшие астронавты, оставив эвакуационные приготовления и нацепив выражение счастья на лицо, вынуждены отвечать в прямом эфире на дурацкие вопросы о любимой собачке и правда ли, что земля круглая, а не как яйцо. Ценность человеческой жизни, труд орбитального исследователя и первопроходца рассматриваются то в подзорный калейдоскоп шоу-бизнеса, то в кулачок экономиста, то видятся глазами статистика. И истинная миссия космонавта, его очередной шаг для человечества – умалены и не поняты.
В нашей маленькой семье новости распространяются быстро, и к следующей встрече с нами престарелая бабушка уже украсила бампер своей машины сделанной по спецзаказу наклейкой: “Мои внуки-близнецы – астронавты”. Наверное, окружающие принимали её за ненормальную.
II.
Тема взаимодействия с Россией, поскольку изрядная часть экипажа и самой МКС принадлежат РФ, освещается особо. И не всегда в пользу последней. Играя в «знакомое и незнакомое», автор умело эксплуатирует шаблоны о борще и котлете – чуть ли не единственной пище местных, помимо картошки, собранном на коленке первом космическом спутнике, арктических холодах, вечных 70-х на Байконуре, потёмкинском секторе столицы и прочих кочующих из мемуара в мемуар деталях. «Понятие Родины» традиционно противопоставлено «понятию государства»: невыразимо прекрасное и богатое природными ресурсами, но неизменно жестокое и не ценящее свой людской ресурс – вот каким представлено постсоветское пространство на страницах «Стойкости».
Пейзаж был ошеломляющий: стволы берёз высились на фоне неба, всё вокруг укрыто свежим пушистым снегом, снежинки сверкают в утреннем свете. Мы вышли из леса к большому замёрзшему озеру. Был мороз, над озером стоял пар, повсюду на льду виднелись русские старики, рыбачившие у лунок. Эта картина запомнилась мне как квинтэссенция всего истинно русского. Словно застывший во времени, как масштабная сцена из фильма “Доктор Живаго”, трогательный образ навсегда запечатлелся в моей памяти.
Келли рисует отечественных астронавтов как смелых и трудолюбивых, готовых выживать в любых тяжелых условиях, но весьма умеренно поддерживаемых своим отечеством людей. Экономический интерес и выгода преобладают над ценностью человеческой жизни, над условиями обитания и возможными перспективами плеяды постсоветского космоса. Недостаточное финансирование космического сегмента, всё больше становящегося символом империи прошлого, а не авангардом современной науки, отчасти оправдано смещением фокуса с макромира на микромир, ведь невозможно поддержать всё. Но тяжкий труд астронавтов, едва ли не экономящих на кислороде и питании, порой вынужденных равняться только на успех в своей полной рисков и независящих от них обстоятельств профессии, вызывает живое сочувствие читателя. Характеризуя российское ракетостроение как стандартизированное, по возможности удешевлённое и отчасти сдвинутое на периферию финансирования, Келли подозревает командование союзников в недостаточном снабжении своих героев продуктами первой необходимости, в недостаточной заботе об их семьях, оставшихся на земле. Конечно, этот несколько преувеличенный контраст между «благополучным астронавтом США» и «обделённым своей родиной космонавтом постсоветского пространства, работающим чуть ли не на допотопных ресурсах и голом энтузиазме, в то время как его многодетная семья чуть ли не ковыряет тушенку в таёжной избушке», представляется несколько преувеличенным – ещё одно развернутое клише об отечественном космосе, унаследованное из области мифов о России. Экономический подход к человеческой жизни, как мы видим из книги, ничуть не меньше свойственен и другим государствам, участвующим в МКС, хотя, конечно, национальная специфика неизбежна.
Подходит очередь России, и Терри уступает место космонавтам, произнеся по-русски: “Доброе утро, ЦУП, Москва. Антон, пожалуйста”. Антон берёт микрофон, поскольку он отвечает за российский сегмент и руководит планёркой с русскими. Их стиль совещания резко отличается от нашего: Земля спрашивает космонавтов, как они себя чувствуют, что в моем представлении пустая трата времени, поскольку в ответ неизменно слышится “khorosho”. Иногда я подбиваю космонавтов ответить “не особенно”, “так себе” или даже “дерьмово”, но не помогает даже подкуп.
Космонавты сообщают об атмосферном давлении на станции, хотя сотрудники их ЦУПа видят всю информацию на рабочих мониторах. Затем они должны зачитать список параметров схода с орбиты, который опять-таки уже есть у Земли, – они нам его и прислали. Потеря времени сводит меня с ума, но, возможно, это повод поговорить с членами экипажа и скрытно оценить их настроение и внутреннее напряжение.
Система оплаты труда космонавтов, принятая в Российском космическом агентстве, также совершенно не похожа на нашу. Их базовые оклады значительно ниже, но за каждый день пребывания в космосе начисляется денежная премия. (Мои суточные – всего 5$, но ставка существенно выше.) Премиальные, однако, уменьшаются при каждой совершенной «ошибке», причём ошибки определяются весьма произвольно. Я подозреваю, что жалоба, даже самая обоснованная, может быть расценена как ошибка, что грозит потерей денег, а то и возможности снова полететь в космос. Поэтому всегда всё khorosho.
Если же говорить о книге как об «учебнике жизни»… В сущности, композиционно это дневник пребывания на борту МКС, чередующийся с фрагментами пути, по которому астронавт шёл к своей мечте – пилотированию шаттла. Да, это руководство по выживанию, напоминание о важности полипрофильности человека (на борту Келли совмещал функции бортинженера, учёного, медика, исследователя открытого космоса, звезды телешоу, пилота и командира корабля – правда, не все за один полёт), о его личной мотивации и вере в себя – но также это и очень правдивая книга о человеческой жизни. Да, и космонавты тоже плачут. Герои своей нации и первопроходцы, они жертвы мелких семейных неурядиц, проблем со здоровьем, переквалификацией, психологических трудностей и политических игр. Идеальная биография не существует в действительности, парадный портрет не отражает настоящего лица, и Келли показывает нам эту жизнь как она есть. Это серьёзный отход от официального жизнеописания героя. Его образ не то чтобы принижен и опрощён, чтобы стать понятнее и доступнее обывателю, – скорее житейские черты придают объём его личности.
Человек и космонавт Келли – не образец для подражания, он имеет смелость появляться перед нами не только в военном мундире, но и в ковбойской шляпе, образно выражаясь. Кто-то спросит, не используется ли здесь другой, такой любимый американским кинематографом шаблон – о мальчике из неблагополучной семьи, который добился высот благодаря своему упорству и благоволению судьбы? И здесь мимо. Марк и Скотт Келли, близнецы-братья, хороший и плохой, родились в провинциальном городишке, в семье не самых идеальных полицейских. Проблемы с алкогольно-мордобойным отеческим домом, в котором порой не хватало на хлеб, были им знакомы не понаслышке. Тем не менее родители не были монстрами, скорее жертвами бесперспективности, более того, между ними была любовь. Военная карьера, вначале недостижимая для Скотта по причинам низкой успеваемости и отсутствия мотивации, наверстывалась героем уже впритык к совершеннолетию путём самообразования и недюжинной силы воли. Пожалуй, единственное большое отличие будущего астронавта от всех остальных заключалось в тяге к риску и в упорстве, да и то приобретённом. «Героем может стать каждый», но не каждый. А обладающий определёнными предпосылками. Келли был рисковым парнем, и многие назвали бы его просто чокнутым. Его выходки типа прыжков в горящий сарай, нырков в ледяной океан с борта авианосца и отключения кислорода в барокамере, дабы «испытать себя», увидеть «тёмный коридор» и «проверить свои резервы», наглядно демонстрируют причины, по которым этот человек отправлялся в полёт с 50%-й вероятностью вернуться и пилотировал экспериментальный самолёт, на котором разбилась его предшественница. Почти лишённый чувства страха как астронавт, лётчик и военнослужащий, Келли в чём-то и обычный обыватель: он женится для продвижения по службе, страдает, что не может помочь своей престарелой родне, будучи на орбите, волнуется об успеваемости своих дочерей, боится потерять трудоспособность по причине проблем со здоровьем, смотрит популярное кино, страдает от жены, упорно не дающей ему развод, и безумно горд, что сумел дать своим родителям повод для триумфа. Показанный в двух ипостасях, на земле и в небе, человек и космонавт, простой парень и национальный герой, трясущийся перед возможность недопуска к полёту и хладнокровный перед лицом смерти, Келли демонстрирует нам, как выглядит представитель этой редкой профессии сегодня – на своём живом примере.
