Брызги авторского эго. О книге Максима Замшева «Концертмейстер»

Апакова Гульнара. Родилась и выросла в Москве. Закончила Московский государственный университет экономики, статистики и информатики, факультет «финансовый менеджмент». Более 15 лет работает в IT: от менеджера по рекламе до операционного директора. Слушатель литературного клуба ВШЭ. Будущий прозаик, начинающий с критики.


 

Брызги авторского эго

Максим Замшев. «Концертмейстер». М.: Азбука, 2020.

     

«Концертмейстер», пятый роман Максима Замшева, вошел в длинный список Нацбеста в 2019 году (предыдущая его книга, «Весна для репортёра», была в лонге Нацбеста-2017).

Аннотация намекает на остросюжетность, эффект которой создается перечислением ряда увлекательных событий: медработник Гудкова крадёт морфий для друга, композитора Лапшина, майор МГБ арестован, но вскоре освобождён и т.д. Да, эти события присутствуют в повествовании, но преподносятся просто. В аннотации саспенса больше, чем в романе.

«Концертмейстер» не детектив и не триллер, скорее, семейная сага в реалиях Советского Союза: действие происходит с 1948 по 1985 год.

Сюжет незначителен и незаметен: главный герой Арсений после долгого перерыва приезжает в отчий дом, чтобы сообщить матери и деду о сердечном приступе отца. В течение нескольких дней, вмещающих основное пространство романа, герои голосом автора будут подробно пересказывать читателю свои жизни. А закончится все хорошо, отрицательных героев накажут, положительных — наградят. В переносном смысле, конечно.

Персонажей в романе много, они подробно и старательно раскрашены. К сожалению, дотошный пересказ их эмоций не создаёт ощущения движения, герои остаются статичными, их метания и терзания ни к чему не ведут, хотя переживают они много и подробно и рассуждают на темы, несомненно, глубокие и серьёзные: одиночество, предательство, отношения между близкими и т.д. Но рефлексия и чувства героев не трансформируются в события и поступки. Получается крепко сбитая серая массовка, где кое-кто периодически поднимает таблички «я гениальный композитор», «я подающий огромные надежды пианист», «я дружил с Шостаковичем» и подобное.

Главный герой — Арсений Храповицкий — молодой человек сложной судьбы, пианист, подававший большие надежды. Но в детстве на руку Арсению упала крышка рояля, повредила пальцы, а заодно и хрупкую внутреннюю организацию музыканта, теперь он не может играть прилюдно и работает концертмейстером:

«Указательный палец левой руки, сломанный неожиданно сорвавшейся с опоры крышкой рояля, сросся чуть-чуть неправильно. В принципе это не помешало быстро вернуть форму, но Арсений с тех пор никак не мог преодолеть страх перед сольными выступлениями, боясь не вытянуть виртуозные места. Без публики он играл блестяще, даже глубже и тоньше, чем прежде. Но только без публики».

Казалось, травма должна была отразиться на характере героя, добавить повествованию драматизма, заставить читателя сопереживать, но увы! Заложенный в событии потенциал автором не используется, на судьбе и характере героя не отражается. Хотя Арсений не может играть прилюдно, он легко поступает в Ленинградскую консерваторию и успешно учится:

«Экзамены и зачеты Арсений сдавал в классе. Ему делали исключение.

Никакой сцены, никакого намека на публику. Только комиссия. И то… за дверью. Педагоги кафедры и сами не могли себе объяснить, как на такое пошли».

Отчисление с четвёртого курса консерватории тоже не становится несчастьем, не ведет к перемене участи, а подаётся как рядовое происшествие. После отчисления Арсений попадает в армию. И абзаца с упоминанием срочной службы хватило бы. Вместо этого мы получаем объёмный кусок текста с невнятными художественными целями. Нет раскрытия персонажа, нет развития сюжетной линии, глава словно гонит листаж, чтобы роман дотянул до необходимого объёма. Например, нам сообщается:

«Первые полгода службы, пребывая в качестве «духа», Арсений невыносимо страдал».

Мы ждем описания ужасов военной службы, но получаем:

«В первую же неделю службы он, неумело завязав портянки, в кровь стер ноги во время занятий по строевой подготовке».

Потом:

«Когда пришивал погоны к кителю и шинели, исколол все пальцы до пронзительной обидной боли».

Далее абзац о том, как Арсений вновь не смог совладать с портянками и вновь серьезно натер ногу. Подлец старшина оркестра Усов лютует: посылает страдальца в клинику, лечить травму.

И снова:

«морально молодому солдату приходилось терпеть массу всего, о чем потом не вспоминают».

В финале истории Арсения читателя ожидает хеппи-энд. Но, увы, как любое событие, которое случается безо всяких предпосылок, он не вызовет эмоционального отклика. Ведь если на протяжении всего романа мы не сопереживали герою — с чего бы радоваться его успехам в конце?

Антагонист главного героя — Апполинарий Отпевалов, функционер из МГБ (Московская Государственная Безопасность), олицетворяет зло, хитроумное и масштабное. По идее. Но получилось зло глупое и напыщенное, типовое зло, без тревожного предчувствия беды. Ну, стучит на товарищей, кого-то прослушивает, кого-то закрыл, потом отпустил. Но ничего серьёзного с героями не случится.

Завершается линия Отпевалова резко, композиционно не оправдано. Внезапное возмездие нелогично и совершенно не соответствует герою, которого автор заявлял как умного и осмотрительного. Да и выразительности истории Deus Ex Machina, сиречь рояль в кустах, не прибавляет.

И третий герой, увы, не соответствует задуманной роли, Александр Лапшин, гениальный композитор.

О таланте Лапшина мы узнаем мимоходом, через воспоминания его друга Норштейна и проходного персонажа пианистки Юдиной. Сцен, подкреплявших бы данное мнение, нет. Ни описания концертов, ни восхищения публики, а только впечатления этих двоих: «тот, кто мог стать первым в русской музыке, затерян в глубине своей нелепой судьбы», «пианистка Юдина, любившая музыку Лапшина и считавшая его гением».

Исходя из действий Лапшина, формируется образ не гения, а зависимого человека. И потому мы не верим голословной заявке о трагедии композитора, которого многие годы считали доносчиком. Нет драмы предательства и одиночества, есть страх боли и наркомания: бледная тень гениального композитора ходит к бывшей однокласснице за уколами морфия, участвует в странных кухонных сборищах, слышит случайно беседу Отпевалова с осведомителем и пугается за себя настолько, что соглашается на резекцию желудка. А потом сорок лет хранит в сердце имя осведомителя и открывает его не близкому другу — Льву Норштейну, а его внуку Арсению, внезапно почувствовав в нём что-то чистое и лучистое.

Автор создал обманно-полифонический текст: кажется, что героев много, но это лишь иллюзия — в реальности, несмотря на обилие персонажей, мы слышим только авторский голос, который всё заглушает, как заводской гудок.

В композиции романа можно отметить признаки обратной ретроспекции (флешбэки) и художественной инверсии, хотя эти методы никак на читателя не влияют: не ритмизируют повествование, не работают на интригу, не несут дополнительных смыслов.

Из достоинств — прекрасное чувство языка: в романе встречаются оригинальные сравнения, убедительно знание бытового и культурного контекста. Однако без крепкого сюжета и достоверных героев роман остаётся безнадёжно плоским и однообразным, как сборник анекдотов. Текст можно разобрать на цитаты, вот только из этих цитат не складывается единое целое. Перипетии и интриги в романе ненастоящие, блёклые, как переругивание соседей в коммуналке: собачатся, да, но нет в этом ни остроты, ни драмы.

Ответов роман не дает, да и вопросов-то никаких не ставит.

«Концертмейстер», несомненно, понравится ценителям быта советской эпохи. Вот только для современного романа недостаточно выбрать местом действия Советский Союз и намекнуть на преследования, слежку и социальную несправедливость. Нужно что-то большее.

А это вы читали?

Leave a Comment