Алексей Чипига — поэт, эссеист. Родился в 1986 году. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького, живёт в Таганроге. Стихи публиковались в журналах «Воздух», «TextOnly», «Пролог», «Новая реальность», на сайте «Полутона», эссе и критические статьи — в журнале «Лиterraтура», на сайте «Арт-Бухта» и др. В 2015 г. вышла книга стихов «С видом на утро», в 2017-м — «Кто-то небо приводит в окно».
Фельдман, парадоксов друг
Михаил Фельдман. Ещё одно имя Богу: стихотворения / Сост. Б. Кутенков, Н. Милешкин, Е. Семёнова. — М.: «ЛитГОСТ», 2020. — 100 с. — (Поэты литературных чтений «Они ушли. Они остались»)
Переиздание стихов поэта, чьё творчество до сих пор было не замечено широкой публикой, держит в понятном напряжении: может быть, время, откуда сейчас будут прочтены его стихи, сумеет сказать о нём главное слово, породит «его» читателя? Но точка встречи читателя и автора не очевидна: новаторство со временем становится само собой разумеющимся, а «вечные вопросы» в интерьере другой эпохи рискуют быть неузнанными. И тогда дело в интонации, вносящей освежающую странность, являющей поэта причастником двух миров — того, куда он стремится, где может быть услышанным, и того, где всё же остаётся.
Михаил Фельдман — поэт, для которого двоемирие служило не только источником вдохновения, но и темой всего творчества. В книге «Ещё одно имя Богу», втором его сборнике, вышедшем в серии «Поэты литературных чтений «Они ушли. Они остались», предстаёт герой, обречённый понимать мир как любимого противника.
На всех моих вещих снах
на словах на молчании
развивается белый флаг
на моей ненависти
на любви моей на поэзии
вывешен белый флаг
Белый флаг — одновременно вызов и просьба о примирении — нейтрализует действие таких громких слов, как любовь, поэзия и ненависть (в одном из других его стихотворений есть удивительный и характерный образ «роза нейтрализует»). Он являет знак ожидания чьего-то приближения, рождённого незнанием, что же произойдёт при встрече бывших (или так хочется думать?) врагов.
Название стихотворения из тех, что пишутся на плакатах — «Капитуляция». И правда, стихи этой книги изобилуют нейтрально окрашенной лексикой, которая при случае может обернуться и серьёзным оружием. Но выражающие нечто огромное, возвышенное (дух, сердце, песня) слова подозрительно близко стоят друг к другу, слишком часто упоминаются в будничной речи — и словно принимают присягу быть торжественно-обычными:
Хожу по зеркалу
по этому чуткому миру
где каждый шаг
моё отражение
отражение слишком
хрупкая вещь для повседневной
жизни
Так говорится в стихотворении «Письмо Тадеушу Ружевичу», которое можно считать поэтическим манифестом Фельдмана. Начиная с названия — письмо подразумевает шаг навстречу — здесь заявлена тема непреодолённой двойственности, столь важная для поэта. Начав с «хожу», Фельдман говорит о зеркале, логически связывая зрение и слух. Парадоксальный эпитет для зеркала «чуткий мир» открывает перспективу встречи зримого и слышимого, но выясняется, что зримое «отражение слишком хрупкая вещь». Герой готовится к встрече, но оказывается повержен до нападения («вооружённый до зубов / громыхающий доспехами / бряцающий словесами / неуязвимый и готовый / к любому нападению / я снова застигнут врасплох / изнутри»). Логическая цепочка, позволяющая перемежать зрение со слухом, обрывается, и уместившееся в последнюю строчку одно-единственное «изнутри» даёт ощутить непознаваемый доселе порядок. Контролирующая смыслы воля компонует слова, шуршащие как осенние листья («хожу», «чуткий», «каждый») в гербарий, но оказывается захвачена воздухом, которому нужно лишь одно слово.
Вообще стихи Фельдмана задают читателю загадку: каким образом весомость фразы обнаруживает отстранённость от фигуры автора и искусно подобранный лексикон служит бодро-меланхоличному отчёту о себе? Тут веет то архивом, спокойной отчуждённостью, то детской раскраской, где всё крупно и наглядно до невероятия. Перед нами разговор аскетизма с изобилием, природного достоинства с несдержанностью веры в чудеса:
На берегу Невы
я рассказываю другу о Грузии
говорю о поэте
который умер в изгнании
о девушках чистых
о царствах павших
о царствующем духе
Павшее и царствующее сплетаются в одно, рай навсегда потерян, но фигура друга, его молчание делают возможной хвалу беззащитной красоте и чистоте. В конце стихотворения мы читаем «друг смотрит внимательно будто слышит впервые и говорит мне: да» и это скупое «да», конечно, ведёт в куда более неизъяснимые края, чем сказанное. Фельдман не хочет забывать дружеского молчания, позволяющего строить воздушные замки и оставаться на своём месте, на земле. Знак благодарности тем, кто незрим, но слушает:
Ваш страх
великий
метафизический
с ногами длинными
уйти сбежать
пока не поздно
мой
одноногий калека
с гармошкой
который песню свою поёт
о напрасном рождении
и всё же живёт
наполняя мир
ещё одной болью
Лирический герой Фельдмана оговаривает себя, не зная, какая из характеристик — какое из отражений — скажет о нём вернее и для верности укрупняет то и другое с простодушием ребёнка:
Не раздваиваюсь
(с детства боюсь двоедушия)
разрываюсь
от ступней до гортани
«Раздваиваюсь» и «разрываюсь» отражают друг друга, разные события видят друг друга через непроговорённое «я», которое боится. Дальше с такой же аккуратно отчаянной внятностью говорится:
будто бы
присудили мне кару:
тянуть свою душу
за двумя Пегасами сразу.
Стихотворение построено так, что в одной его половине — ступни и гортань, а в другой — душа. Да, опять раздвоенность, но и мера, недаром поэт так скуп на слова. И недаром такой аскетизм воплощает соединение бесконечно огромного, грандиозного с бесконечно малым и сирым. На страницах стихов Фельдмана находят пристанище утёс и скромный обелиск, море, сулящее гибель кораблям, и осенний дворик, роскошные царицы Грузии и старушка, хранящая женственность и человечность. Читая его грузинские стихи, понимаешь, почему в противоположность щемящей бунтующей Польше Ружевича Грузия превознесена как мысль о мире — и как сам мир, его средоточие. Стихотворение «Кутёж»:
Сидят грузины — настоящие мужчины.
Глазами влажными к клеёнке
щедрой манят,
Уже рука притронулась к кувшину.
Грузины Федьмана, обозначенные к тому же в качестве настоящих мужчин, несомненно, мифические существа, настоящесть которых заключена в даре превращать одним прикосновением будничные вещи в праздник, а читатель-зритель любуется моментами «ещё» и «уже», до откровения плоти и после. Конечно, на их пиру нет места немощи, как и нет места несовпадениям; наоборот, человек — или сверхчеловек является причиной природной мощи:
Один забияка, кутила заядлый,
Того, кто заденет, — раскрасит
в цвет винный.
Другой — сладострастец, а похоть такая,
Что дупла в деревьях от страха застыли.
Но обратим внимание на очерёдность пирующих: изображённый кутёж выглядит отголоском некоего зова, выкликающего по порядку своих служителей и нарекающего им имена — такой-то будет кутила, такой-то сладострастник, такой-то обжора. Соразмерность объёмов рождает гармонию при избытке даров жизни, ведь нечего делить существам, цель которых полностью уйти в одну страсть, стать её олицетворением. Интересно, что нерифмованное стихотворение кончается рифмованной строфой:
А где художник? Тот сидит напротив —
Он тоже не из тех, кто соблюдает пост.
Глазами грустными он нас к столу проводит
И терпеливо ждёт, когда клеёнка
превратится в холст.
Рифма дарит ощущение завершённости, для завершённости нужен художник, но и его кто-то окликает. Может быть, призвание? Быть целиком тем, к чему призван, срастись со своим занятием и при этом не превратиться в маску — парадокс, из которого вырастает поэзия Михаила Фельдмана. Язык парадокса — главный в его поэтической палитре, позволяющий достичь тончайшего лиризма в тесном проёме между обобщениями. Теснота и лирическая неуловимость — вот опять парадокс.
Осень опять
деревья и люди уходят
в нависшее небо
Если не знать, что перед нами финал стихотворения, чем не хайку, написанные усталым путником по пути туда, где противоположности живут в мире и согласии?
Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!
