Борис Кутенков — поэт, литературный критик, культуртрегер, обозреватель, редактор отдела науки и культуры «Учительской газеты», редактор отдела эссеистики и публицистики портала «Textura».
Медленно разворачивающийся смысл
Обзор поэтической критики: весна 2020
Марина Гарбер. «Храня из ветра свет и снег…» О книге избранной лирики Александра Радашкевича «Реликварий ветров» // Интерпоэзия, № 1
Эссе идеального читателя, в котором особенно ценна апология поэтической «элитарности» (или сложноустроенности — мне этот синоним милее). Тон вступительного абзаца — предупреждающий, даже защищающий от возможных оппонентов, сиречь предвзятых или невнимательных реципиентов стихотворного текста. Как Ольга Седакова призывала когда-то в предисловии к «Путешествию волхвов» не бояться трудностей при восприятии поэтической материи, чувствовать «медленно разворачивающийся смысл», так и Гарбер пишет об «элитарности» стихов Радашкевича, их открытости не всякому слуху и восприятию: «Принадлежность поэта ко всем эпохам (как, к слову, и некоторая возрастная и временная неопределенность, проглядывающая во внешнем облике автора этой книги), придает оттенок амбивалентности упомянутому выше качеству его поэзии — элитарности». Тут важно и другое ответвление мысли — о «вневременной» принадлежности искусства — достаточно редкое сегодня, когда сплошь и рядом слышны разговоры об актуальности поэзии, о её принадлежности текущему моменту, о том, что «должно быть ясно, что стихотворение написано в августе 2020 года, а не когда-то ещё». Такие разговоры меня всегда пугали; не пугают они Марину Гарбер, точку зрения которой на этот счёт сложно не признать близкой к истинности. «Иными словами, красота для поэта — совокупность как художественных, так и духовных составных — из тех, которые человеку заземленному могут показаться излишне возвышенными, вычурными или же старомодными. Их упоминание то и дело вызывает искреннее недоумение у более “современного” собеседника, норовящего спросить: а Вы, простите, из какой эпохи? Из всех, — должен бы ответить поэт». (Вопрос о конгениальности этих рассуждений текстам Радашкевича оставляем за скобками: слова Гарбер самодостаточны как образец безупречного понимания — того подхода, с которым, по правде говоря, стоило бы приближаться к любому недоступному явлению. Или — только с виду недоступному: ведь пишет же Гарбер не только об «избирательности», но и о «радушности» Радашкевича «в отношении своих попутчиков»).
Надежда В. Черных (Надя Делаланд). Знаки препинания в стихотворной речи // Лиterraтура, № 158
Статья, вызванная к жизни как раз тем самым поводом, о котором предупреждает Марина Гарбер во вступительном абзаце своей статьи: когда «не близко» и «непонятно» на голубом глазу синонимизируются в критике с «плохо». В данном случае филолог Елена Невзглядова (тонкий и внимательный аналитик, надо сказать, когда речь идёт об Анненском или Блоке, Ахматовой или Кушнере, — то есть о репутационно безусловных явлениях), умудрилась не только «пройтись» по журнальным текстам с аргументацией уровня «а это чё такое?», но и некорректно процитировать некоторые стихи[1]. Стихи, возмущающие критика своей видимой «нетрадиционностью» (отсутствием знаков препинания, на которые любит нападать Елена Всеволодовна), могут быть эстетически адекватны ввиду расширения суггестивного потенциала — об этом пишет Делаланд, не только поэт, но и профессиональный филолог, работающий над диссертацией об изменённых состояниях сознания в поэзии.
Примечательно, что статья Делаланд выстроена не как полемика: элемент дискуссионности в ней, разумеется, есть, но на фоне чужой методологической ошибки автор выстраивает серьёзный разговор о «расширении допустимого и возможного в сознании читателя», о том, чем может быть значимо отсутствие знаков препинания, и об «эффекте воздействия на бессознательное», полезном не только поэту, но и читателю. Такого развёрнутого суждения давно не хватало — но для того, чтобы воспринимать его, нужно избавиться от некоторых личных шаблонов. Например, представления о том, что «стихотворение без знаков препинания — такое же, как с нормативной пунктуацией, только зачем-то ухудшенное для соответствия моде» (это не Делаланд цитирует, это я вспоминаю примеры из собственной практики). Статья, несмотря на видимую формальность названия, читается очень легко, будучи лишена какой-либо натужной терминологии, — и иллюстрирована прекрасными стихотворениями Марины Чешевой, Дмитрия Строцева, Александра Месропяна. В общем, рекомендую обратиться к Делаланд за дозой «филологического понимания» — с этим лекарством ощущаешь реальность правдивее. А потом, конечно, обратно к Невзглядовой, к вкусовым расхождениям и спорной вербализации оных: с ними (то есть с критикой в «строгом» смысле, не филологической) бывает интересно. Во многом потому, что именно такие расхождения чётче обозначают читательские несоответствия во взглядах и, следовательно, дают возможность их прояснения.
Елена Невзглядова. Филология и поэзия // Звезда, № 5
И всё-таки как прекрасна Елена Невзглядова, когда не касается примеров из чуждой ей поэзии! (А «чуждая» для неё — похоже, синоним «не современной», то бишь далёкой по времени, если современники — не Кушнер или, скажем, не Алексей Машевский). В статье порицается схематический подход к анализу поэтического текста: интересно, что его представителем у Невзглядовой выступает Юрий Лотман, аналитическую методологию которого критик подвергает сомнению — ввиду отсутствия в ней творческого и предсказательного начала. Не согласна Невзглядова и с Михаилом Гаспаровым, полагавшим, что если исследователь читает произведение «на фоне своих сегодняшних интересов», то он «отступает от строгого филологического анализа». Для автора статьи такой подход, устраняющий субъективное начало, неприемлем, — правда, иную крайность этого подхода, которой Елена Всеволодовна не избегает, мы наблюдали (см. предыдущий абзац о статье Делаланд). Апология «творческого подхода филолога», который «приводит к наиболее интересному результату», мне скорее симпатична: именно такой синтез научного и творческого рождает лучшие образцы критики — от Юрия Тынянова до Ирины Роднянской. А вот с чем можно поспорить — с абсолютным отрицанием «точных методов» в филологии: их отсутствие и переходит в абсолютную произвольность и в попытку выстроить анализ лишь на основе личных импрессий.
Сергей Костырко. К чему приводит чтение стихов. // Новый мир, № 4
По сути, никакая это не «поэтическая критика» (так что сильно выпадает из формата нашего обзора), а… проза о стихах. На моей памяти — первое высказывание такого рода у Сергея Павловича Костырко, предпочитающего высказываться именно о прозе и в жанре традиционной критики. И (здесь тоже не претендую на достоверность) — первое такого рода о современной поэзии: на грани фикшн и нон-фикшн, предельно личное, построенное в виде сентиментальных размышлений «на тему» любимых стихов (именно «на тему», а не о них самих). В этом контексте авторская оценка стихотворений и то, насколько они репрезентативны (хотя имена в основном представительные: Кушнер, Аркатова, есть и молодые Ольга Брагина и Андрей Фамицкий, и неизвестная Екатерина Сокрута), — не так уж важны: любовь безвыборна. Речь о стихах далеко заводит эссеиста — и не всегда уже помнишь, насколько строки, поставленные эпиграфом, связаны с последующим разговором. Да и связаны или нет, неважно: скажем, кушнеровское «Но я люблю вечерний свет / И в нём пылающие вещи» благодаря композиционным переходам приводит Костырко к разговору о своём поколении, о представителях литературы, которые «к старости вдруг начинают судорожно цепляться за свою »статусность»». Казалось бы, при чём тут строки Кушнера? Но в этом и удовольствие — в свободном движении прихотливой мысли, возможности следить за её изгибами вместе с автором в естественном «формате» работы сознания. Скажем уж точнее: эссе получилось не столько о поэтических текстах, сколько о нём, Сергее Павловиче Костырко, но тем интереснее, когда человеческое внезапно выходит на уровень обобщения обо всех нас (скажем, мысли о стихах как о возможности проснуться и вынырнуть из состояния «инерции» — или размышления о том, «много ли нужно, чтобы не встать на табуретку», для которых строка Андрея Фамицкого — только отправная точка). Немного, Сергей Павлович, немного. И поэтическая строка, как бы скептически ни относиться к самоидентификации как самоцели поэзии, — не последний импульс для такого утешения.
Андрей Тавров. Революция поэтического (ещё раз об утрате креативного в поэзии) // Prosōdia, № 12 [2]
Отклик на статью филолога Наталии Азаровой «Новизна без креативности» («Воздух», № 39, 2019), основная мысль которой — в том, что в сегодняшней молодой поэзии наблюдается уход от «новаторства», основанного на «выделении противоречия, его подчёркивании и реализации»; молодые поэты, по Азаровой, понимают новизну расширительно, оппонируя в этом «креативности, охватившей все виды дискурса». Несмотря на то, что отмеченная Азаровой тенденция сама по себе плодотворна, вопросов после прочтения статьи остаётся немало, — прежде всего, почему противостояние этой «креативности» Азарова понимает как новую тенденцию и не изобретает ли велосипед, если вспомнить хотя бы термин Артёма Скворцова «скрытое новаторство», употреблённый им по отношению к Олегу Чухонцеву (Гугл указывает ещё и на аналогичные слова Юрия Орлицкого о Мандельштаме). Главное же, чего не хватило мне в статье, — анализа того, почему молодые поэты именно сейчас ринулись в сторону от «креативности», почему это тенденция именно последнего времени и как она воплощается на уровне поэтического процесса, по природе своей далёкого от подобного рационализма. Тавров, в целом соглашаясь с Азаровой, обращает внимание на другой аспект проблемы: «Всё меньше остается “вещей” и правил, которые можно было бы нарушить так, чтобы это отозвалось скандалом. Нечего преступать. Поэтому “новая новизна” уже не вызывает чувства чего-то явно нового, поэтому появления нового неявного — это лишь следствие того, что “преступление” в поэзии стало невозможным, ибо, по сути, не осталось того, что можно было бы пре-ступить, ибо с определенного временного рубежа “всё дозволено”, а значит, письмо дрейфует к утрате энергии и контраста, к саморазрастающейся аморфности. Думаю, что возвращение энергии в поэзию возможно лишь при автоэтизации, этическом нормировании ее самим пишущим на свой страх и риск, но точка отсчёта, конечно же, в этом случае должна превышать прихоти индивидуального сознания. Возможно, нас ждет полоса укрупнения смыслов, а не аналитического измельчения их». Но и вне контекста полемики с Азаровой позиция Таврова — уникальное явление в современной словесности: его внимание к этике в поэзии, когда считается дурным тоном говорить о ней; его понимание того, что дабы поэзия «восстала из белого пепла, нужно проиграть Высшему»; его способность видеть мир «глазами, которые приоткрылись для красоты мира, для того, что мы называем его поэзией».
Андрей Брагин. Открытость поэзии для среднего любителя // Prosōdia, № 12
В этой статье, опубликованной в том же номере «Prosōdia», великолепно всё. И безответственные высказывания вроде «ключом к популярности современной поэзии является открытость сообщества» (что такое это утопическое «сообщество» в ситуации размежевания культурных смыслов, автор, разумеется, не уточняет). И сетования на отсутствие массового интереса к поэзии (в качестве противоядия предлагается анализировать «не самые интересные и оригинальные с точки зрения литературоведения тексты Веры Полозковой, рэп‑ и рок-исполнителей или стихи для детей»). И перлы, стилистические и логические, вроде: «В поэзии же задача творческого развития часто сводится к попаданию в один из пантеонов: недоступный (мир толстых журналов)…». Пожалуй, как и в любом абсурде, который зиждется на здравых основаниях, и здесь можно найти верную предпосылку: она заключается в общей редакционной политике журнала «Prosōdia», который верит в далёкого от экспертности читателя, открытого смыслам профессиональной поэзии, в его способность их воспринять. Журнал не в первый раз заостряет проблему расширения аудитории, делая это с разной степенью продуктивности. Главный редактор журнала Владимир Козлов, только что «выругавший» на круглом столе литпроцесс за несоответствие новым формам медийной подачи (по его мнению, литераторы именно во время пандемии показали свою несовременность и неумение работать с технологиями), активно действует в этом направлении. На платформе Яндекс Дзен сейчас (в момент написания обзора) он тестирует формат ежедневного медиа о поэзии; что ж, будем надеяться, что всё это приведёт к каким-то внятным результатам.
[1] С этой статьёй Невзглядовой уже полемизировал Евгений Абдуллаев («Знамя», № 7, 2017): И дело тут, думаю, не столько в пресловутом «авангардизме» (как это видится Невзглядовой). С начала ХХ века снова меняется способ распространения поэтического слова. Наряду с «визуальным», печатным, все больше места занимает слово «звучащее». Вначале в виде граммофонных записей, затем — выступлений на радио и телевидении; сегодня — чтений, выложенных в YouTube’e. Чтобы услышать стихотворение, со всеми паузами и нюансами, уже необязательно иметь его пунктуационную «партитуру». <…> Невзглядова, однако, полагает, что без пунктуации стихотворение лишится смысла. И в качестве примера такой бессмыслицы («нелепой поставангардной моды») приведено — причем без указания автора — стихотворение Нади Делаланд, вышедшее пять лет назад в «Арионе» (2014, № 4). Стихотворение в целом удачное и уж точно — не бессмысленное».
[2] Номер вышел весной 2020.
Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!
