Мария Маркова
Поэт, эссеист, блогер. Живёт в Вологде. Окончила филологический факультет ВГПУ. Автор нескольких книг стихов, последние из которых — «Соломинка» (2012) и «Сердце для соловья» (2016). Лауреат премии президента Российской Федерации для молодых деятелей культуры «За вклад в развитие традиций российской поэзии» (2010).
Морячата, катерок «Чижик» и мраморные львы
Об одном стихотворении Алексея Терениченко
30 июня 2019 состоялась заключительная в этом сезоне серия литературно-критического проекта «Полёт разборов». Стихи читали Николай Милешкин и Алексей Терениченко, разбирали Александр Марков, Татьяна Грауз, Людмила Вязмитинова (очно), Мария Маркова, Валерий Отяковский, Евгения Риц (заочно) и другие. Представляем эссе Марии Марковой о стихотворении Алексея Терениченко «Парад», представленном в разбираемой подборке.
Видео мероприятия смотрите тут и тут.
Алексей Терениченко
ПАРАД
Цепь курсантов в тёмном. Диковинные морячата:
только к ним подойдёшь — разом прыгают, как лягушки,
руки-ноги врозь, и проход закрывают грудью.
— Как попасть на пристань?
— Не можем знать!
— Я прошу прощенья,
где купить билеты?
— Не можем знать!
— Ну, бывайте, незнайки.
Отойду к ограде, смешаюсь с толпой воскресной.
Из-за спин немного увидишь — да и не надо.
Толчея и шум, стар и млад,
акации сыплют
нам на головы, плечи — свои большие стручки
(побурели, сухие: июль, но скоро и осень).
Через головы слабый ветер «паррряяяд!» доносит.
Стук прикладов на Графской лестнице, высверк сабель,
рубит марши, слепит глаза духовой оркестр.
Катерок с командующим на причал примчал.
Тащат трап в три ступеньки, обитый бархатом красным,
еле-еле успели к борту подать — напрасно:
адмирал уже прыгнул, спружинив молодцевато —
и наверх, к колоннам с андреевским.
А за ним
белый китель и человекошкаф в вечносером,
а за ними — в кремовом, с кортиками — офицеры,
да Потёмкин ряженый с Катей. Псевдоманеры
под напыщенный восемнадцатый.
Чёрный кот,
замыкая свиту,
морпех с позывным «Пантера»,
по ступенькам изящно вспрыгивает, идёт.
Львы Пеличчио в основании лестницы гордо
отвернулись от торжества и скривили морды,
и высматривают в тумане почти что фьорда
(по изрезанности) ушаковский невзрачный бот.
Всё орёт динамик с бульвара: «Спешите видеть!
Обнаружена лодка противника! Будут стрельбы!
П-15! «Термит»! Это…это…кусочек ада.
Настоящую мы увидим сейчас едва ли,
но давайте представим, поверьте, друзья — в реале
это море огня — нету шансов у супостата.
Вал огня с небес».
Шарик лопается у ребёнка.
Баритон ликует: «Ракета попала в цель!»
И смеются, смеются люди…
На плечах сидящей дочурке мужчина тихо:
«Посмотри немного ещё и слезай, Катюха,
у меня отдохнёт хоть шея».
Его принцесса
лет пяти — костюмчик, плетёнка тугих косичек —
оседлав отца,
смотрит в бинокль на рейд.
Об одном стихотворении Алексея Терениченко
Многократно перечитывала стихотворение «Парад». Оно выделяется на фоне подборки, можно даже сказать — стоит особняком. У него совершенно прекрасное начало. Диковинные морячата (не знаю, сколько их), как двое из ларца одинаковых с лица, и эта ассоциация добавляет прелести воскресной картинке. Конечно, цепь курсантов — это не два человека, но зеркальность движений, умножение одного и того же — как повторившийся во множестве лиц кто-то один. И графика стиха — выделенные повторяющиеся синхронные ответы — придаёт всему беспечности, как и фраза «Ну, бывайте, незнайки». Хорошо звучит часть «разом прыгают, как лягушки, / руки-ноги врозь», после стремительности и резкости которой (дважды звук «з») появляется звуковая заглушка «охо-уд» — «проход закрывают грудью». Образ этих морячат-лягушек настолько удивителен и выразителен, что вспоминается не менее удивительное из песни Вертинского «Матросы»:
Матросы мне пели про остров,
Где растет голубой тюльпан.
Он большим отличается ростом,
Он огромный и злой великан.
Диковинность происходящего, сама атмосфера сотканы из слепящего духового оркестра, высверка сабель, стука прикладов, белых кителей, красного бархата и др. деталей. Без этих деталей в стихотворении пропало бы ощущение праздничных толчеи и шума, но столь подробная детализация действует на внимание читающего так, что оно рассеивается, в попытке собрать воедино все фрагменты, и возникает на мгновение эффект нахождения в этой толпе. В самом деле — «из-за спин немного увидишь — да и не надо», достаточно улавливаемых звуков: всё того же стука, маршей, бульварного динамика, смеха. Конечно, благодаря автору из-за спин видно всё и чуть больше. Например, те же морячата, или побуревшие, сухие, предвещающие осень стручки акации. Некоторую нереальность происходящему придаёт и катерок (не катер, а катерок!), который «на причал примчал» («эта территория зовётся акватория, зовётся акватория, ребята»). Этот катерок, деловитостью напоминающий мультипликационный катерок «Чижик», обладает потрясающей вместимостью (этим он тоже «Чижик» напоминает). Из него, как из волшебной шкатулки, появляются молодцеватый адмирал, белый китель, человекошкаф, офицеры в кремовом, ряженые и чёрный кот-морпех. После морячат-лягушек другие персонажи и не могли появиться — только такие, в чём-то неправдоподобные, далёкие от повседневности и не являющиеся непременным атрибутом воскресного дня. Даже мраморные львы, сделанные итальянским скульптором Фернандо Пеличчио, изменили своей мраморности, отвернули и скривили морды — ожили, а не просто когда-то раз и навсегда приняли определённые позы.
Должно случиться что-то за всем этим — сама атмосфера повышенной праздничности, сумасшедшей сказочности, накала обязывает, — и оно случается. «Шарик лопается <…> и смеются, смеются люди» над кусочком ада и морем огня. Мне не кажется удачной концовка про девочку на плечах, есть в ней что-то нарочитое, навязанное, но и оборвать на смехе невозможно. Неудачной концовку тоже не могу назвать, потому что к концу текста начинаешь скучать по морячатам, находящимся (а теперь уже и находившимся когда-то) где-то немного в стороне, и это ощущение подтверждает длительность и утомительность шумного праздника, временную вместительность текста, словно не несколько строк прочитал, а на самом деле на несколько часов попал в толпу наблюдателем. Возникновение такого ощущения у читателя — большая удача для автора.
