Обзор книжных новинок от 18 декабря 2018 года

Сергей Оробий

Критик, литературовед. Кандидат филологических наук, доцент Благовещенского государственного педагогического университета. Автор ряда монографий. Печатался в журналах «Знамя», «Октябрь», «Homo Legens», «Новое литературное обозрение» и многих других.


 

Обзор книжных новинок от 18 декабря 2018 года

 

Что объединяет заметки политолога, Веничку Ерофеева и Ливонскую войну? Будучи очень разными по материалу и методу, книги этого обзора рассказывают про «особый путь» России и «загадочную русскую душу».

 

 

Геополитический триллер

(Владислав Иноземцев. Несовременная страна: Россия в мире XXI века. – М.: Альпина Паблишер, 2018)

 

Все привыкли к тому, что у России «особый путь», но никто не может подробнее растолковать это понятие. Россия – какая она? Великая? Встающая с колен? Кровью умытая? Политолог Владислав Иноземцев полагает, что самым точным определением будет «несовременная». Россия, утверждает он, на всем протяжении своей истории была окраиной развитого мира, усваивавшей достижения любых возникавших поблизости «центров», будь то Византия, монголы или Европа. В XX веке она попыталась превратиться из окраины в центр, но ничем хорошим это не закончилось. При этом социальная и экономическая обстановка осложнялась чувством исторической исключительности – в результате сегодня страна «уверенно движется к обретению статуса самого крупного «изгоя», присутствующего на международной арене».

Вопреки очевидной полемичности этих тезисов, эта книга – не «Философические письма», а Иноземцев – не Чаадаев и не Герцен. «Несовременная страна» – не публицистика, а системный научный труд: Иноземцев, что называется, с цифрами на руках доказывает, почему у нас «всё так» (или, если угодно, «всё не так»). Парадоксальным образом многих проблем можно избежать, просто признав пресловутую отечественную «особость» (правда, в этом комплекте идут и такие неприятные вещи, как отсутствие демократии, которой, по Иноземцеву, в России никогда не было и не предвидится, и небывалая коррупция – но всё это, так сказать, не баги, а фичи). Но для начала их нужно выразить, сформулировать – для того книга и написана: «полагаю, что сегодня важны не изменения и даже не объяснения, а создание систематической картины общества, в котором мы живем, и мира, в который это общество по необходимости встроено. …Это не программа действий, а всего лишь попытка оценить, с какого рубежа стране придется начинать, если она все же попытается вписаться в современный мир». Этими словами книга заканчивается – закрываешь её как какой-нибудь триллер с открытым финалом, где ты вдобавок один из многомиллионной массовки.

 

Индульгенция

(Олег Лекманов, Михаил Свердлов, Илья Симановский. Венедикт Ерофеев: посторонний. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2018)

 

Одни книги падают как снег на голову, появление других абсолютно неизбежно. Угадайте, к какой категории относится эта книга? Культовый писатель – раз. Юбилейный год – два. Не было «окончательной» биографии, хотя биографических свидетельств разной степени правдивости полным-полно – три. Мифотворчество – четыре… Если вы – филолог и ваше сердце после этого не зашлось в предвкушении – вон из профессии.

Биография Ерофеева, по словам уже прочитавших, вышла «деликатная» и «проницательная» – а какой же ей ещё оказаться? Странно было бы ждать филологического скандала с битьём посуды. Может, когда-нибудь Ерофеева будут сбрасывать с пьедестала современности, но сначала его нужно канонизировать. И тут обнаруживается интересная особенность: ускользая от гнёта власти и общества при жизни, оставаясь, короче, тем самым «посторонним», Ерофеев легко попал в силки литературоведов. Он – идеальный филологический клиент: цитаты, аллюзии, отношения автора и героя, ненадёжные мемуаристы – литературоведам только это и подавай.

Не буду повторять очевидностей, которые читатель и без меня воспримет и поймёт, – того, что книга эта, в самом деле, «деликатная» и «скрупулёзная», того, что биографические главы о Венедикте чередуются с филологическими про Веничку и пр. Всё так. А вот завершающий книгу тезис – мол, она «о свободном человеке, которому довелось жить в несвободное время в несвободной стране» – очень трогательный, но сомнительный. Вряд ли этот заложник своего алкогольного гения когда-нибудь чувствовал себя по-настоящему свободным. Как бы то ни было, филологическая индульгенция ему выписана1.

 

(Не)Ливонская (не)война и её последствия

(Александр Филюшкин. Первое противостояние России и Европы. Ливонская война Ивана Грозного. – М.: Новое литературное обозрение, 2018)

 

«Новое литературное обозрение продолжает замечательную серию «Что такое Россия», в которой заново объясняются разные неоднозначные особенности нашей многострадальной родины. Весной я писал про вышедшую там книгу Михаила Крома «Рождение государства», рассказывающую про то, как Русь XV века осознала себя государством. Книга Александра Филюшкина воспринимается как естественное продолжение этой темы: она про то, как молодое государство впервые по-настоящему встретилось с Европой. «Русские всегда смотрели на Европу со смешанным чувством. Её любили, желали, ненавидели и боялись одновременно. Мечтая о преодолении собственных недостатков и развитии в единстве с европейцами, Россия в то же время ни с кем не воевала так много, как с Европой… В связи с этим важен вопрос – когда, собственно, началось это парадоксальное сочетание взаимного притяжения и войны?»

Точка отсчёта – Ливонская война: по мнению автора, последствия первого столкновения России и Европы мы ощущаем до сих пор. Именно тогда началось перманентное противостояние держав. Именно борьба за Прибалтику окончательно отвела России место за пределами Европы и роль «варварского государства» («И в этой роли она оказалась необычайно востребована – как заметил американский историк: “Если бы России не было, ее следовало бы выдумать”») – сама же Россия в ходе войны усвоила крайне мало из европейского опыта. И именно тогда родились стереотипы, на века определившие характер их взаимоотношений. Сама «Ливонская война», которая а) для современников не была Ливонской, б) была скорее войнами, а не войной – само это событие превратилось со временем в невнятный идеологический конструкт. Филюшкин доказывает: лучший способ объяснять историю – показывать её во всей сложности.

_________________

1 См. также: Лиля Панн. Заразительный смех – Венедикт Ерофеев и Иосиф Бродский. К юбилею Венедикта Ерофеева // Textura, 24 октября 2018

А это вы читали?

Leave a Comment