Ярослав Пичугин
Родился в Москве в 1953 г. Закончил МГТУ им. Н. Баумана. Автор 10 поэтических сборников и многих публикаций в периодике. Член СП Москвы. Работает в редакции журнала Всероссийского общества глухих «В едином строю». Серьезно занимается фотографией. Член Международного художественного фонда (фотохудожник). Провел несколько персональных фотовыставок, имеет публикации. Живёт в Москве.
И увидеть свой Вавилон
О книге Андрея Таврова «И поднял его за волосы ангел»
Новая книга Андрея Таврова «И поднял его за волосы ангел» (в дальнейшем буду именовать ее «Ангел») вышла в издательстве «Квилп Пресс» в конце 2019 года.
На мой взгляд, этот сборник повестей и рассказов — произведение очень заметное в отечественной прозе последних двух-трех лет. От большинства современных прозаиков автора отличает то, что он, прежде всего — поэт… И образ мышления, метафоричность (иногда избыточная) у него от поэзии. В этом я убедился несколько лет назад, прочитав роман Таврова «Матрос на мачте». Такая глубокая интеллектуальная проза, конечно, имеет свои традиции. Вспоминается линия, идущая от Бунина к Набокову, а среди зарубежных прозаиков можно упомянуть, например, Гессе, Сэлинджера и Кортасара. Но устанавливать параллели и сравнивать писателей по мере близости — задача неблагодарная, особенно если это касается таких самобытных прозаиков и поэтов, как Тавров.
Несколько слов о названии. Оно взято из библейского текста — книги пророка Даниила. Эпиграф ко всему сборнику — цитата из нее: «Аввакум сказал: господин! Вавилона я никогда не видал и рва не знаю. Тогда Ангел Господень взял его за темя и, подняв его за волосы головы его, поставил его в Вавилоне над рвом силою духа своего…» Дальше Ангел, а вслед за ним и пророк Аввакум, исполняют Божью волю — подходят ко рву со львами, в котором находится Даниил, чтобы накормить его и поднять дух в предстоящем безмолвном противостоянии с этими дикими животными…
Композиционно «Ангел» выстроен по убывающему принципу: от более крупных вещей — двух повестей и рассказов, к меньшим — стихотворениям в прозе. Возможно, подобный подход понадобился автору, чтобы еще раз подчеркнуть: проза и поэзия идут вместе, рука об руку. Поэтому вначале хочется сказать именно о последних миниатюрах. Кажется, что в них содержится и своеобразный «ключ» ко всей книге.
Каждое из стихотворений в прозе привязано к определенному месту, где происходит воображаемая встреча автора со своими героями. Они могут происходить из мира литературы, например, Антигона, или быть историческим лицом — Мария Стюарт, дочь Шотландии. Эти образы обращают внимание читателя не только на себя, но и на автора, путешественника во времени и метафорическом пространстве. Вот что сказано о таком путешествии в одном из стихотворений: «Я путешествую в ту страну, куда повернута, исчезая в развороте, нагота вещей — их свечение, в котором ангелы не отличают живых от мертвых, куда я простерт как мир, начавшийся с внутренней полости наперстка, чтобы вобрать самые дальние болиды и звезды. Где моя внутренняя сторона наперстка?»
Тут говорится о многом, в частности, о наготе вещей, то есть умении их воспринимать не только с видимой стороны, но и с другой, скрытой от взгляда. Об умении видеть вещи и образы мира не только объемно, но и по сути. Тема наготы своеобразно продолжена в последнем стихотворении этого цикла, в «Диком человеке». Идет человек, а вокруг него страх, дети разбегаются, не могут на него смотреть. Потому что это человек с содранной кожей, он страшен на вид, как освежеванная бычья туша… Он идет и говорит, нет кричит, а потом просто мычит… От боли, от попытки выразить себя? Он идет и не останавливается, но куда же ему идти? И тут автор подсказывает: «Дойди до Младенца в пещере — до самого себя». И это болевое начало, так ярко выраженное в образе «дикого» человека, присутствует у Таврова в каждой повести, в каждом рассказе.
Первая повесть в сборнике называется «Паче шума вод многих», она о жизненном становлении юноши, о его трудном взрослении, об отношениях со старшим братом Филиппом. Они встречаются в южном городе, беседуют, путешествуют. Выясняется, что Филипп работает военным переводчиком и выезжает в командировки в район военных действий на Восток. Он многое знает, любит поэзию и, в частности, рассказывает младшему брату о португальском поэте, воине и путешественнике Луисе Камоэнсе. Юноша сам начинает читать стихи португальца, и в это время происходит изменение его сознания, при чтении он как бы превращается в поэта и наделяется его зрением: «Луис стоит и смотрит на море, а видит чудовище. Луис также видит то, что знал давно, что все эти волны с их огоньками ночью и блеском зайчиков днем, с валами, на которых парусник приподнимается и снова уходит вниз, как будто он воздушный корабль в мягком турбулентном потоке, — состоят из сухих шаров. Шары прозрачны, и среди них есть огромные, а есть величиной с его утраченный глаз. Но, в отличие от глаза, каждый такой прозрачный и позванивающий в бесконечном пространстве вселенной, из которой состоит океан, каждый такой шар находится на своем месте и никогда не сможет потеряться…»
Финал повести остается открытым. Юноша летит из южного города в Москву. Летит опять же к брату Филиппу, который ранен и находится в госпитале. Мы сопереживаем тревоге юноши и его заботе о старшем брате…
Вторая повесть, названная поэмой, — «Летчик». Это ретро-повесть о событиях начала Первой мировой войны, о любви девушки Ефросиньи, которая и рассказывает всю эту историю, и молодого авиатора Николая. Они встречаются, разговаривают, вместе летят на аэроплане. Героине открывается совершенно новый для нее мир воздушного приключения. И не просто приключения, а переживания полета. И снова, как часто бывает у Таврова, следует отсылка к образу, укорененному в мировой литературе. Ефросинья во время полета вспоминает «Божественную комедию» и прекрасные иллюстрации к ней художника Боттичелли, где Беатриче и Данте летели в пространстве к центру мира, и словно «не они теперь творили полет, а полет их творил, как творит сама жизнь, что творит бамбук или птицу…»
За избыток литературных образов можно, конечно, упрекнуть автора. Но они у него никогда не бывают навязчивыми, а вступают в повествование очень естественно.
«Летчик» — произведение трогательное и трагическое одновременно. В конце повести не случайно возникает образ бабочки, один из любимых у Таврова. Героиня и ее возлюбленный вместе ловят в комнате крупную ночную бабочку. О такой ночнице есть точные и образные строки у Арсения Тарковского:
Ходит Пиковая дама,
Палец с головой Адама,
Вверх и вниз под потолком,
Стекол кожу неживую,
Будто рану ножевую,
Метит белым сквозняком.
Они ловят бабочку, а потом отпускают ее на свободу. Бабочка-память, бабочка-смерть… На фронте Николай во время одного из боевых вылетов погибает, и остается только легенда о человеке, спасшем других людей…
Цикл «Рассказов о Стече» — центральный в книге, чувствуется, что главному герою в них передано не только вИдение автора, но и какие-то биографические подробности. Пространство повести многомерно, кроме отдельных новелл здесь есть и маленькие фрагменты, перемежающие повествование, их можно назвать и стихотворениями в прозе. О чем они? Есть фрагмент о том, как рассказчик, следуя за поэтом Ли Бо, становится иероглифом в том пространстве, где нет места ни словам, ни времени… Есть фрагмент о Венеции, о поездке по призрачным каналам города…
В каждой настоящей книге имеется загадка, тайна, присутствует она и здесь, например, в новелле «Моцарт и снег». Бабушка, которую вспоминает Стеч, подвела его, маленького, к зимнему окну, показывает снег и повторяет: смотри, смотри!.. «И он стоит и смотрит на белую улицу из ночного окна… Если умный свет существует, то он все про нас помнит, и то, как мы стоим у окна, и то, как в то же время через много лет мы приехали на побережье южного города, и про все остальное тоже… Ведь в свете нет времени. В нем все происходит сейчас, и поэтому в умном свете с нами происходит только самое лучшее…»
Одна из самых ярких новелл этого цикла посвящена отцу героя. Она называется «Ускользающая отчетливость жизни». Больной человек, прошедший войну, журналист, много видевший, много переживший, умирает от туберкулеза в больнице. Как водится, он вспоминает прошлое… воспоминания и мелькание предсмертных образов подводят его к осознанию гармонии мира. По обычным человеческим меркам его можно посчитать неудачником: от него ушла жена, единственную его пьесу, вначале принятую к постановке, позже отвергли, да и болезнь догнала слишком рано. Но на самом деле, в том пространстве, где жизненные достижения оцениваются по «гамбургскому счету», его жизнь была яркой и востребованной. Он прошел войну, защищая отечество, написал талантливую пьесу, был неординарным журналистом, и, наконец, у него установились доверительные отношения с сыном, который его любит. И все время, пока он находится между жизнью и смертью, его окружает свет. Это и белые стены палаты, где он лежит, и внутренний свет, идущий от лучших его воспоминаний. Это тот самый «умный свет», о котором так хорошо сказано в новелле «Моцарт и снег»…
Образ главного героя, литератора Стеча, дан в повести достаточно объемно через различные случаи из жизни, через его записки. Но вот само его имя видится странным. Хотя меня сразу заворожило его звучание «С-т-е-ч» — словно капелька света, задержавшаяся на кончике карандаша. Откуда оно и зачем?.. Можно прочесть с конца — получится Четс… Уже что-то знакомое. Анаграммный сдвиг — и имя уже читается как Чтец. Да, каждый автор выступает еще и как чтец своей книги жизни, невидимой другим, а иногда и не понятной до конца себе самому.
Хочется снова возвратиться к названию книги и образам пророков Даниила и Аввакума. Ангел поднимает за волосы Аввакума, переносит его в Вавилон и ставит надо рвом. Он исполняет то, что должен исполнить. То есть личная воля Аввакума подчиняется воле Высшей. Не так ли и настоящий поэт и писатель не вольны до конца в своих действиях, а должны исполнить некий замысел, который они, возможно, до конца не осознают и не понимают. И пишут не только о том, что видят здесь и сейчас, но и о том Вавилоне, который они раньше не видели…
