Сергей Оробий

Критик, литературовед. Кандидат филологических наук, доцент Благовещенского государственного педагогического университета. Автор ряда монографий. Печатался в журналах «Знамя», «Октябрь», «Homo Legens», «Новое литературное обозрение» и многих других.

Обзор книжных новинок от 18 декабря 2018 года

Что объединяет заметки политолога, Веничку Ерофеева и Ливонскую войну? Будучи очень разными по материалу и методу, книги этого обзора рассказывают про «особый путь» России и «загадочную русскую душу».

Геополитический триллер

(Владислав Иноземцев. Несовременная страна: Россия в мире XXI века. – М.: Альпина Паблишер, 2018)

Все привыкли к тому, что у России «особый путь», но никто не может подробнее растолковать это понятие. Россия – какая она? Великая? Встающая с колен? Кровью умытая? Политолог Владислав Иноземцев полагает, что самым точным определением будет «несовременная». Россия, утверждает он, на всем протяжении своей истории была окраиной развитого мира, усваивавшей достижения любых возникавших поблизости «центров», – будь то Византия, монголы или Европа. В XX веке она попыталась превратиться из окраины в центр, но ничем хорошим это не закончилось. При этом социальная и экономическая обстановка осложнялась чувством исторической исключительности – в результате сегодня страна «уверенно движется к обретению статуса самого крупного «изгоя», присутствующего на международной арене».

Вопреки очевидной полемичности этих тезисов, эта книга – не «Философические письма», а Иноземцев – не Чаадаев и не Герцен. «Несовременная страна» – не публицистика, а системный научный труд: Иноземцев, что называется, с цифрами на руках доказывает, почему у нас «всё так» (или, если угодно, «всё не так»). Парадоксальным образом многих проблем можно избежать, просто признав пресловутую отечественную «особость» (правда, в этом комплекте идут и такие неприятные вещи, как отсутствие демократии, которой, по Иноземцеву, в России никогда не было и не предвидится, и небывалая коррупция – но всё это, так сказать, не баги, а фичи). Но для начала их нужно выразить, сформулировать – для того книга и написана: «полагаю, что сегодня важны не изменения и даже не объяснения, а создание систематической картины общества, в котором мы живем, и мира, в который это общество по необходимости встроено. …Это не программа действий, а всего лишь попытка оценить, с какого рубежа стране придется начинать, если она все же попытается вписаться в современный мир». Этими словами книга заканчивается – закрываешь её как какой-нибудь триллер с открытым финалом, где ты вдобавок один из многомиллионной массовки.

Индульгенция

(Олег Лекманов, Михаил Свердлов, Илья Симановский. Венедикт Ерофеев: посторонний. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2018)

Одни книги падают как снег на голову, появление других абсолютно неизбежно. Угадайте, к какой категории относится эта книга? Культовый писатель – раз. Юбилейный год – два. Не было «окончательной» биографии, хотя биографических свидетельств разной степени правдивости полным-полно – три. Мифотворчество – четыре… Если вы – филолог и ваше сердце после этого не зашлось в предвкушении – вон из профессии.

Биография Ерофеева, по словам уже прочитавших, вышла «деликатная» и «проницательная» – а какой же ей ещё оказаться? Странно было бы ждать филологического скандала с битьём посуды. Может, когда-нибудь Ерофеева будут сбрасывать с пьедестала современности, но сначала его нужно канонизировать. И тут обнаруживается интересная особенность: ускользая от гнёта власти и общества при жизни, оставаясь, короче, тем самым «посторонним», Ерофеев легко попал в силки литературоведов. Он – идеальный филологический клиент: цитаты, аллюзии, отношения автора и героя, ненадёжные мемуаристы – литературоведам только это и подавай.

Не буду повторять очевидностей, которые читатель и без меня воспримет и поймёт, – того, что книга эта, в самом деле, «деликатная» и «скрупулёзная», того, что биографические главы о Венедикте чередуются с филологическими про Веничку и пр. Всё так. А вот завершающий книгу тезис – мол, она «о свободном человеке, которому довелось жить в несвободное время в несвободной стране» – очень трогательный, но сомнительный. Вряд ли этот заложник своего алкогольного гения когда-нибудь чувствовал себя по-настоящему свободным. Как бы то ни было, филологическая индульгенция ему выписана¹.

(Не)Ливонская (не)война и её последствия

(Александр Филюшкин. Первое противостояние России и Европы. Ливонская война Ивана Грозного. – М.: Новое литературное обозрение, 2018)

«Новое литературное обозрение продолжает замечательную серию «Что такое Россия», в которой заново объясняются разные неоднозначные особенности нашей многострадальной родины. Весной я писал про вышедшую там книгу Михаила Крома «Рождение государства», рассказывающую про то, как Русь XV века осознала себя государством. Книга Александра Филюшкина воспринимается как естественное продолжение этой темы: она про то, как молодое государство впервые по-настоящему встретилось с Европой. «Русские всегда смотрели на Европу со смешанным чувством. Её любили, желали, ненавидели и боялись одновременно. Мечтая о преодолении собственных недостатков и развитии в единстве с европейцами, Россия в то же время ни с кем не воевала так много, как с Европой… В связи с этим важен вопрос – когда, собственно, началось это парадоксальное сочетание взаимного притяжения и войны?»

Точка отсчёта – Ливонская война: по мнению автора, последствия первого столкновения России и Европы мы ощущаем до сих пор. Именно тогда началось перманентное противостояние держав. Именно борьба за Прибалтику окончательно отвела России место за пределами Европы и роль «варварского государства» («И в этой роли она оказалась необычайно востребована – как заметил американский историк: “Если бы России не было, ее следовало бы выдумать”») – сама же Россия в ходе войны усвоила крайне мало из европейского опыта. И именно тогда родились стереотипы, на века определившие характер их взаимоотношений. Сама «Ливонская война», которая а) для современников не была Ливонской, б) была скорее войнами, а не войной – само это событие превратилось со временем в невнятный идеологический конструкт. Филюшкин доказывает: лучший способ объяснять историю – показывать её во всей сложности.

_________________

¹ См. также: Лиля Панн. Заразительный смех – Венедикт Ерофеев и Иосиф Бродский. К юбилею Венедикта Ерофеева // Textura, 24 октября 2018