Анна Жучкова
Кандидат филологических наук, литературный критик, доцент кафедры русской и зарубежной литературы филологического факультета РУДН. Сфера научных интересов – современная литература, русская и зарубежная литература ХХ века, семантическая поэзия, психопоэтика. Автор книги «Магия поэтики О. Мандельштама» (2009) и нескольких десятков научных статей.
Литературный критик: популяризатор или эксперт?
О литературных дискуссиях на XII Красноярской ярмарке книжной культуры
XII Красноярская ярмарка книжной культуры была посвящена 4-й индустриальной революции, образованию и цифровым технологиям, а потому литературе в ней было отведено не так уж много места. Наиболее яркими литературными событиями XII КРЯККа стали традиционные выборы шорт-листа премии «Нос» и «Пригов. Фест», приуроченный ко дню рождения поэта. Каждый день на разных площадках актёры исполняли стихи Пригова, ставили спектакли по Пригову, его творчеству были посвящены два круглых стола и даже балет. Можно не любить стихи и картины Дмитрия Пригова, но нельзя не признавать его роль в становлении современной культуры, которую особо подчеркнула Ирина Прохорова: «Пригов удивительным образом сумел описать тот мир, в котором мы до сих пор существуем», где «быт – единственный способ сопротивления идеологической адаптации». «Мы живем на руинах культурного мира, разрушенного варварами», а Пригов, собирая этот варварский мир по частям, «ждёт нового возрождения».
Отдав дань уважения вкладу Пригова в освобождение постсоветского человека, перейдём к разговору о событиях собственно литературных, первым из которых стала дискуссия об экспертизе и популяризаторстве, вошедшая в историю XII КРЯККа под кодовым словом «скандал». Конечно, для стороннего наблюдателя никакого скандала не было: интеллигентно и вежливо Александр Гаврилов, Галина Юзефович, Виктор Вахштайн и Константин Богданов поговорили о том, что есть экспертиза, что популяризаторство и чем они отличаются друг от друга. Что же произошло на самом деле – судите сами:
В. Вахштайн: эксперт занимает промежуточное положение между учёным и политиком. Эксперт не учёный, он не вырабатывает знание, а лишь транслирует его аудитории по заказу политика. Он может быть влиятелен, но только как эксперт. Популяризатор же – это «эксперт, который задержался в СМИ» и вообще потерял связь с наукой и знанием.
Г. Юзефович: «Я осуществляю формирование знания» у населения. Оно входит в меня единой струёй и, как через ситечко, тонкими струйками распространяется на широкую аудиторию».
К. Богданов: если «я опускаюсь на ваш уровень, тогда какое знание популяризируется? Не исходное. Позиция популяризатора «ложная, глубоко уязвимая» ещё и в том, что «популяризатором можно себя назначить. Экспертом себя назначить нельзя. Экспертом назначает кто-то».
Г. Юзефович: «Упрощение популяризаторства – лишь форма. Профессионал увидит на много уровней вглубь, как нам завещал У. Эко <…> Популяризатор – трикстер. Он умеет ботать по фене и там и тут».
В. Вахштайн: «Промежуточная позиция трансмиттера – это не позиция популяризатора, а позиция эксперта. У популяризатора нет своего языка: это гибридизация языков здравого смысла, обывательского и языка определённой науки… Где исток знания? В том языке, в той категориальной сетке, которой мы мыслим. Здравый смысл – тоже категориальная сетка. И вопрос здесь в перекодировании, когда пофиг на язык оригинала, главное – язык, на который перевели».
Г. Юзефович: «Лишь бы на каком языке говорилось. Хоть просвистеть».
К. Богданов: «Популяризация – это типологизация, а типологизация – это упрощение».
В. Вахштайн: «Наука ни при каких условиях не является заказчиком популяризаторства. Наука заинтересована в расширении рядов людей, говорящих на её языке. Заказчиком популяризаторства является широкая общественность, политика (популяризаторство всегда трансляция идеологической повестки) и гражданский активизм самих популяризаторов, которые и являются в первую очередь заказчиками популяризаторской деятельности».
Г. Юзефович: «Я никакого знания не популяризирую, я пишу про книжки. Мой заказчик – покупатель в книжном магазине и я сама».
Да, нелегко пришлось Галине Юзефович в этой беседе. Но в следующем круглом столе – о роли критики в современном обществе – популяризаторы выступили уже единым фронтом. Настолько единым, что Александр Гаврилов в своем фейсбуке назвал четырёх участников беседы (он сам, Галина Юзефович, Лев Оборин и Борис Куприянов), командой черепашек-ниндзя. Команда вела слаженную и дружелюбную беседу о приятной сиюминутности и необязательности критика с говорящим названием «Думать о литературе. Зачем?», которая разворачивалась примерно в таком духе:
Г. Юзефович: «Имеет ли смысл отрицательное высказывание?»
А. Гаврилов: «Никакого».
По мнению А. Гаврилова, из всех ужасных критиков «хуже всех те, кто примыкает к авторитету вечности», говоря, что условному Хрюкину не сравняться с Толстым, в то время как «единственное критическое высказывание, которое может быть валидно, это рассказ о том, кто я и что я смог прочесть в этой книжке» (А. Гаврилов). Однако Лев Оборин напомнил, что дело критика вписывать произведение в контекст, и да, контекст тогда играет иерархическую роль. Это заявление несколько нарушило благостную атмосферу разговора, поэтому прежде чем предоставить Льву Оборину право на следующую реплику, Галина Юзефович сочла необходимым пояснить: «Лев – редактор проекта “Полка” о русской литературе, и он попал под опасное влияние канона. Поэтому когда вы будете слушать Оборина, помните, он говорит отчасти от имени канона».
Когда Оборина нейтрализовали, беседа бодро побежала по накатанным рельсам, и мне оставалось только фиксировать афоризмы:
Г. Юзефович: «У меня есть образ народа – это мои студенты», «субъект высказывания о литературе в инстаграме» почему-то «становится важнее того, что он говорит».
Б. Куприянов: «Критика не может быть сейчас такой, как была у Белинского».
А. Гаврилов: «Нынешняя ситуация необязательности критика критику ужасно раскрепостила… И в освобождённой форме она перешла в область блогов».
В итоге у меня создалось впечатление, что лекторы зачем-то дурачат публику. Ведь мы же знаем их, они умны, что следовало и из их случайных оговорок. Так Гаврилов проговорился о том, что для критика важнее всего концепция: «Я слежу за теми критиками, у которых есть своя система взглядов… Важно сформировать аппарат рефлексии и градуировать его», а Куприянов о роли чтения: «Книга – способ подумать о себе». Кто же так напугал лекторов, что 90 % времени они говорили совсем о другом?
Вопрос остаётся открытым, а мы переходим к открытым дебатам премии «Нос». Отличная всё-таки идея – проводить публичные дебаты. Может быть теперь, когда институт литературных премий потерял своё сакральное и охранительное значение, все премиальные процессы смогут быть открытыми?
Обычно на обсуждении шорт-листа члены жюри и эксперты «Носа» стараются дать характеристику текущему литературному процессу. Какие проблемы волнуют литературу? Какую форму она стремится принять?
В этот раз общим было мнение, что литература становится более личностной, испытывая недоверие ко всему, что рассказано не от первого лица. И потому размывается граница между fiction и non-fiction. Хотя тематически современный роман вовсе не обязательно должен быть о современности, важнее «оптика современного человека» – «иконоборческая маргинальная, не оглядывающаяся ни на что страсть» (Ю. Сапрыкин).
За искренность и страсть в короткий список «Носа»-2018 попали книги Н. Мещаниновой «Рассказы», Е. Некрасовой «Калечина-Малечина» и К. Букши «Открывается внутрь».
Чтобы быть современным, также не обязательно плевать с корабля современности, сказала Анна Наринская о книге Л. Петрушевской «Нас украли. История преступлений». И книгу Петрушевской включили в шорт-лист за юмор и простоту.
«iPhuck 10» В. Пелевина и «Памяти памяти» М. Степановой были названы квестами, за то что каждый новый сюжетный поворот в них непредсказуем, чего нельзя, кстати, сказать о книгах Мещаниновой и Некрасовой, коллизия которых считывается на раз.
«Памяти памяти» М. Степановой отнесли и к ряду книг-«приключений ума», таких как «Родина слоников» Д. Горелова, «Моабитские хроники» Ю. Лейдермана, «Ермолка под тюрбаном» З. Зиника. И книга Степановой, по словам А. Наринской, в этом ряду лучше всех, особенно по форме: кажется, что «Степанова вышла на долгую прогулку и обо всём и обо всех подумала». Хотя для западной литературы подобная форма не в новинку, «у нас, – сказал Л. Оборин, – у нас это новая словесность».
Да, премия «НОС» работает не с литературой и языком, а с социальностью и словесностью. Поэтому у неё свои лидеры. В этом шорт-листе лидерами стали: из старых – В. Пелевин, из новых – Д. Горелов.
И только про книгу А. Горбуновой, десятую книгу короткого списка, никто ничего не сказал. Кроме того, что называется она «Вещи и ущи»: не уши, а ущи, подчеркнул Л. Оборин, поскольку «есть вещи, а есть ущи». Может быть потому, что книга А. Горбуновой не исчерпывается определением «проза поэта» (да и никакая на самом деле не исчерпывается). Эта книга немного другого лада: она не только отражает, но и преображает социальность, дает не просто портрет поколения, но и авторское мнение о нем, а потому относится все же к литературе. Тогда как дело премии «Нос» и КРЯККа в целом – проблемы социальности.
В этом контексте помимо коллективных мероприятий КРЯКК представил и лекции-презентации новых книг. Николай Александров познакомил публику с книгой своих эссе «Всё моё. Omnia mea. Буквы. Быт. Еда» (Редакция Елены Шубиной, 2018). Галина Юзефович побеседовала с читателями на тему «О чём говорят бестселлеры». Марк Липовецкий, один из составителей книги «”Это просто буквы на бумаге…” Владимир Сорокин: после литературы» (НЛО, 2018), прочитал лекцию «Владимир Сорокин – классик русской литературы». Кирилл Кобрин рассказал о том, как Карамзин, Чаадаев и Герцен сделали Россию современной, породив публичную общественную дискуссию («Разговор в комнатах», НЛО, 2018): «Мои герои совершили настоящий подвиг. Карамзин, Чаадаев и Герцен не «притащили Европу в Россию» и не «притащили Россию в Европу», а сделали Россию важной частью европейского общественного сознания и наоборот, Европу – частью русского сознания», когда «ввели в русское общество, темы и язык его разговора о себе самом в современном мире».
Вот тем же самым и, по уверению К. Кобрина, на том же самом языке все мы на КРЯККе и занимались. И было интересно. Хотя о литературе – мало.
