Двое на одного
Textura продолжает рубрику, в рамках которой два критика разбирают один стихотворный текст, говоря о его достоинствах и недостатках, значении или отсутствии такового для современной поэзии. В этот раз мы решили остановиться на стихотворении Александра Кабанова «У первого украинского дракона были усы…». Стихотворение разбирают Андрей ГРИЦМАН и Олег ДЕМИДОВ.
Андрей Грицман родился в 1947 году в семье врачей. Окончил Первый московский медицинский институт имени И. М. Сеченова. Занимается онкологической диагностикой. Учился на литературном факультете университета Вермонта, получил степень магистра по американской поэзии. Пишет по-русски и по-английски. Стихи и эссе публикуются в российской, американской и британской периодике. Автор пятнадцати книг стихов, эссеистики и прозы на двух языках. Стихи включались в международные антологии, переводились на несколько языков. Издатель и главный редактор журнала «Интерпоэзия» (Нью-Йорк), основатель Международного клуба поэзии в Нью-Йорке.
Олег Демидов родился в 1989 году в Москве. Окончил филологический факультет МГПИ. Литературовед. Составитель книги «Циники: роман и стихи» (М.: Книжный клуб Книговек, 2016), а также двух собраний сочинений – Анатолия Мариенгофа (М.: Книжный клуб Книговек, 2013) и Ивана Грузинова (М.: Водолей, 2016). Готовится к печати книга «Первый денди страны Советов» (М.: Редакция Елены Шубиной). Со стихами печатался в альманахах «Ликбез» и «Лёд и пламень», в журналах «Кольцо А», «Нижний Новгород» и «Новый мир». С прозой – в «Волге». С литературоведческими статьями – в журналах «Октябрь», «Homo Legens» и «Сибирские огни». С публицистикой – на порталах «Свободная пресса», «Кашин», «Перемены» и «Rara Avis: открытая критика». Работает преподавателем словесности в лицее НИУ ВШЭ.
Публикацию подготовили Борис Кутенков, Андрей Фамицкий и Клементина Ширшова
Александр Кабанов
***
У первого украинского дракона были усы,
роскошные серебристые усы из загадочного металла,
говорили, что это – сплав сала и кровяной колбасы,
будто время по ним текло и кацапам в рот не попало.
Первого украинского дракона звали Тарас,
весь в чешуе и шипах по самую синюю морду,
эх, красавец-гермафродит, прародитель всех нас,
фамилия Тиранозавренко – опять входит в моду.
Представьте себе просторы ничейной страны,
звериные нравы, гнилой бессловесный морок,
и вот из драконьего чрева показались слоны,
пританцовывая и трубя «Семь-сорок».
А вслед за слонами, поддатые люди гурьбой,
в татуировках, похожих на вышиванки,
читаем драконью библию: «Вначале был мордобой…
…запорожцы – это первые панки…»
Через абзац: «Когда священный дракон издох,
и взошли над ним звезда Кобзарь и звезда Сердючка,
и укрыл его украинский народный мох,
заискрилась лагерная «колючка»,
в поминальный венок вплелась поебень-трава,
потянулись вражьи руки к драконьим лапам…» –
далее – неразборчиво, так и заканчивается глава
из Послания к жидам и кацапам.
Андрей ГРИЦМАН:
“Мудаков на свете много, только ласточка одна” — несколько лет назад написал Кабанов.
Понимай как знаешь. Поэтов много? Стихов слишком много? Возможно. Критики, эксперты высказываются: этот зависим от того-то, Серебряный век, шестидесятники, сетевые поэты и т.д. Хотя непонятно,что такое сетевые поэты. Рыба, как известно, бывает только одной свежести: первая, она и же и последняя. Даже недавно родившийся монстр, вернее монстрик – инстаграмная поэзия, тоже всего-навсего тексты, хорошие и плохие.
Александра Кабанова надо, если нужно, обсуждать в той сфере, в которой он давно находится, – небольшая компания очень больших поэтов, каждый из которых создал свой собственный поэтический космос. Другое дело: кому-то нравится, кому-то не нравится. Вот Боб Дилан получил Нобелевскую премию по литературе. Кому-то не нравится, но Дилан может себе позволить кому-то не нравиться. Никакого влияния на его творчество это уже не оказывает.
Данное стихотворение, о котором идет речь, «У первого украинского дракона были усы…», довольно характерное для Кабанова, узнаваемое с другой стороны земного шара. Да они все у него узнаваемые. Интонация, зачин и, характерная для Кабанова, неожиданная концовка.
Сказочник, рассказчик, кобзарь, который пишет на русском. На чьей автор стороне, что точно хочет сказать, против кого высказывается? Не прямо определимо. Но в том-то и дело. Это – стихи! Один из великих поэтов сказал: «поэзия – это зыбучие пески!» Так и есть: зыбучие пески, камыши на ветру, подводная лодка в степях Украины.
Прием в этом стихотворении, сходном с другими главными хитами этого автора — «Говорят, что смерть боится щекотки…», «Черный вареник», «Протрубили розовые слоны…», безупречно сделанный русский стих, но с совершенно своей интонацией. Есть и скрытые цитаты, и «просто говор», и современный жаргон — «поебень-трава». И к кому это послание? Сказано: «далее- неразборчиво». К кому: к жидам, кацапам или к хохлам? Не досказано. Да и не имеет значения. В каком-то смысле Кабанов – философский поэт, или религиозный. В центре – поэтическая субстанция, боль за грешных людей, а соответственно, и своя боль. Вот это сочится из строк Кабанова всюду. Потому и вешают на Кабанова собак «и те, и энти». Потому как не могут определить, против кого же он, или за кого. Но скорее против!
А ни за кого, в том-то и дело. Даже про Маяковского трудно сказать, за кого он, а уж про других бессмертных – и подавно. Там предупреждение всем – «заискрилась лагерная колючка». Не поворачивается рука, но все-таки это стихотворение АНТИ-«На независимость Украины». Там мастерская политическая версификация, а у Кабанова на самом-то деле вот как дела обстоят: «далее неразборчиво».
Здесь надо и остановиться. Потому как умно и холодно разбирать по косточкам настоящее стихотворение — это как производить анатомическое вскрытие над живым организмом. То есть то, чем умные критики и рецензенты и занимаются. Остов лежит, а вот душа отлетела. У Кабанова душа живет, витает, потому как бессмертная: «Смерти нет, смерти нет. Наша мама ушла на базу».
Олег ДЕМИДОВ:
Начну с небольшого эксперимента, который я провёл над лицеистами старших классов. Дал им стихотворение Кабанова «У первого украинского дракона были усы…» (с небольшой цензурой на «поебень-траве») и попросил разобрать (благо дети закалены неканоничным Пушкиным, литературой XVIII-XIX веков и небольшими вкраплениями современной поэзии).
Они не сразу разобрались, что за текст перед ними. Сначала решили, что поэт – почитатель великих древних укров и их воспеватель. От политической повестки дня никуда не деться. Потом подумали, что это стёб. Наконец увидели лёгкую иронию. И только после этого вспомнили «Энеиду» Котляревского, которую мы смотрели в самом начале учебного года, – и всё встало на свои места.
Эней детина был проворный[1]
И парень – хоть куда казак.
На дело злой, в беде упорный,
Отчаяннейший из гуляк.
Котляревский, видевший древнего грека Энея как казака (сегодня бы сказали ещё – протоукра), здесь очень любопытно соприкасается с поэтической практикой Кабанова: дарит ему приёмы и темы.
Дети же – что лакмусовая бумажка. Важна их первая реакция: поэт как воспеватель великих древних укров. Кабанов же и работает с таким «примитивным» (если удобней – первичным) восприятием. Важно «обманывать» читателя и удивлять его. И Кабанов делает квазиисторические и квазикультурные парадоксы своим главным приёмом. Наверное, самый строй украинского языка, народные песни и фольклор предполагают, мягко говоря, несерьёзность действующих персонажей, а грубо говоря, даже дураковатость. Что у Котляревского, Сковороды и Гоголя, для которых язык был родным, что у Булгакова, Бабеля и Бродского, которые брались за «украинскую тему», – у всех это легко прослеживается. И получается: что ни текст, то бурлеск, набитый трикстерами.
Однако надо вернуться к стихотворению Кабанова и обратить внимание на несколько любопытных деталей.
Начнём с «украинского дракона».
В древнеславянской мифологии полно «змиев»: Змей Горыныч, Тугарин Змей, Чудо-Юдо и ещё несколько менее известных. А сколько существует топосов со «змеиными» названиями и по сей день – не пересчитать. Есть в отдельно взятом украинском фольклоре и свои сказки о драконах. Одна из самых известных – «О сильном и смелом хлопце»[2], где травестированный спаситель принцесс борется с шести- и двенадцатиголовыми гидрами, которые объедаются клёцками. Из последних удивительных открытий: Джоан Роулинг в «поттериане» создала украинского железнобрюхого дракона.
То есть за кабановским Тарасом Тиранозавренко уже стоит серьёзный пласт культурного контекста – фольклорного, мифологического и современного – который заставляет относиться к тексту более-менее серьёзно. И тут мы сталкиваемся с ещё одной особенностью разбираемой поэзии: если в массовой культуре возникают протоукры, праукры, древние укры и т.п. фигуры, то почему бы не довести их ad absurdum и не поэтизировать? Насаждаемая псевдоистория – только первое побуждение к творчеству. Дальше поэт всё делает сам.
И получается, что особенность этих текстов – мифологизация «обыденного». Все «квази» отбрасываются и остаётся «настоящее». Ad absurdum и максимальная серьёзность сливаются воедино. И мы уже имеем дело с постправдой.
Да, первый украинский дракон; да, звали его, как гоголевского Бульбу; да, фамилия его – Тиранозавренко; да, он носил роскошные усы; да, этот гермафродит дал жизнь всем протоукрам (помните пелевинского гермафродита с кошачьей головой из романа «t»?) – а как иначе? Всё всерьёз.
А чтобы не было никаких сомнений – немного остросоциальных строк: слоны танцующие «Семь-сорок». Почему слоны? Почему «Семь-сорок»? Почему это остросоциально? Да потому что читается «Послание к жидам и кацапам».
На «просторах ничейной страны» (окраины, украины, за чертой оседлости) обосновываются евреи. Тут необходимо отступить от квазимифологии к мифологии обыкновенной. Слон – один из древнееврейских символов. Его изображение часто встречается на фресках синагог и в старинных книгах. Чаще всего слоны – в прирученном виде. Дешифровать это можно как сам еврейский народ – мудрый, долготерпящий, послушный и верный заветам Торы. В дополнении ко всему – слоны танцуют «Семь-сорок» – под музыку с одесского привоза, ставшую к сегодняшнему дню одной из самых узнаваемых еврейских мелодий.
Однако Кабанов не был бы собой, если бы не сделал свои образы многозначными. Следом за слонами идут «поддатые люди гурьбой, в татуировках, похожих на вышиванки». Благодаря этой бандитской толпе экзотических животных можно интерпретировать иначе. Известно: Россия – родина слонов. Так как мы имеем дело с квазиисторией и квазимифологией, то и Украина – колыбель народов – родина слонов, коих можно уже дешифровать иначе – через Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН) и традиционную зековскую наколку (смерть легавым от ножа).
Получается: дракон-прародитель изверг из своего чрева (в том числе) преступников с явными семитскими чертами, для которых «вначале был мордобой…». И не стоит удивляться такой мешанине. Не раз филологи, культурологи и лингвисты обращались к одесскому тексту, где тесно сошлись еврейская и бандитская темы. Если брать не исследования, а живую литературу, можно вспомнить хотя бы Бабеля. Если обращаться к истории – Гуляй-поле.
В последние двух строфах опять проступает «лагерная «колючка», появляются два символа Украины – Тарас Шевченко («Кобзарь») и гермафродит (как и породивший его дракон) Сердючка – и возникают «вражьи руки» – вражеское окружение, мысли о котором свойственны и русским. Через подобные сближения мифологизация обыденного выходит за пределы Украины – впереди мифологизация всего остального мира – и постсоветского, и шире – глобального.
Квазиистория, квазикультура, квазимифология порождают постправду. И уже неважно, что является «настоящим», а что – нет. Важно, какие «правильные» и «праведные» эмоции испытывает читатель. А, как мы уже выяснили, неподготовленный человек первым делом ориентируется на всё богатство великого и могучего украинского языка.
[1] Отрывок из «Энеиды» даётся в переводе И. Бражнина.
[2] Подробней см.: Сказки Верховины. – Ужгород: Закарпатское областное книжно-газетное издательство, 1963.
