Мария Закрученко
По первому образованию юрист, закончила Московскую Школу Кино по специальности «сценарное мастерство». Автор пьес, сценариев, рассказов, журналист, редактор, литературный критик. Участница Форумов молодых писателей России, публиковалась в журналах и сетевых изданиях: «Знание-Сила», «Октябрь», «Лиterraтура», «НГ Exlibris», «Горький».
Место пророка у руля
(О книге: Пьер Байяр. «Титаник» утонет. – М.: «Текст», 2017, перевод с французского Е. Морозовой).
Филолог, публицист и психоаналитик Пьер Байяр избирает темами своего академического анализа те общественные отношения, которые проходят по тонкой грани индивидуального и стереотипного и обычно не становятся предметом научного диспута. Как, например, феномен непрочитанных книг: у каждого своя такая «внутренняя полка». За стремление приводить к научной форме явления «низкого» порядка и придавать им значение его часто подвергают критике. Но Байяр не только обобщает и указывает на паттерны в этих явлениях, а пытается найти им применение в реальной жизни и вкладывает в руки читателя ключи к их пониманию. В своём последнем исследовании, переведённом на русский язык, – монографии «Титаник» утонет» – автор рассматривает литературу как особую область провидения, призывает легитимировать этот феномен и придать писателям-«пророкам» особый статус.
Всё начинается с краткого анализа книги Моргана Робертсона «Тщетность, или Гибель «Титана», которая могла бы затеряться среди похожих сочинений своего времени, но статус произведению придала легенда – книга вышла в свет за четырнадцать лет до того, как «Титаник» отправился в своё первое и последнее плавание по Атлантике, – и её сюжет в точности повторяет (то есть предвосхищает) катастрофу. Опираясь на довольно точные факты повествования в сравнении с реально произошедшей трагедией, Байяр утверждает, что в основе провидческого характера как романа, так и литературы в целом лежит не случайное совпадение, а то, что «называется предвосхищением, а именно тем представлением, которым писатели и художники обладают об истинном знании будущего».
В дальнейшем Байяр приводит несколько примеров провидения в книгах разных авторов (Кафка, Замятин, Верн, По, Клэнси, Уэльбек), подробно разбирая влияние сделанных писателями открытий и их последствий, о которых человечество предупреждают, а также – о последствиях игнорирования этих предупреждений. Сферы, охваченные провидческим взглядом писателей, – политические и социальные отношения, развитие науки и техники, природные катастрофы и даже отдельные события. Байяр утверждает, что «в определённых случаях в сочинении даже без ведома его автора порой можно обнаружить некий механизм, способный уловить знаки, которые рационально мыслящий разум воспринять неспособен». При этом упор делается не столько на точное и дословное истолкование произведения, сколько на интерпретацию конкретных образов и смыслов. Так, совершённые Жюлем Верном и Гербертом Уэллсом открытия иллюстрируют не столько сами эти изобретения – подводная лодка, машина времени, – сколько влияние развития технологий на общество (как правило – влияние катастрофическое). Именно эти предвидения писателей, по мнению Байяра, следует рассматривать в первую очередь.
Противник идеи совпадений, Пьер Байяр утверждает, что писатели-предсказатели сочетают аналитические способности с неким уникальным внутренним знанием и ощущением мира и на этом фундаменте строят картины грядущего. «…писатель может размышлять над современными ему процессами, происходящими в мире, и делать из них собственные выводы как в теории, так и на практике, в своих книгах». Терминами «предвидение», «предчувствие» и «предсказание», относящимся как к эмпирическим, так и к аналитическим методам познания, описывается умение писателей делать точные прогнозы на будущее, весьма туманное с точки зрения обывателя. Таким образом, мистическая составляющая полностью исключена.
Продолжая критику теории совпадений, Байяр развивает мысль о «коллективном творчестве» при воплощении идей писателей в жизнь на примерах романов Мишеля Уэльбека «Платформа» и Тома Клэнси «Долг чести», в которых описываются теракты, вскоре произошедшие в реальности. По его мнению, это вопрос не причинности, а феномена пересечения идей, обусловленного развитием общества до определённого уровня. Сложившиеся на момент написания романов Уэльбека и Клэнси общественные отношения не могли не учитываться авторами, пишущими о современном мире для современной аудитории, и похожие сюжеты, основанные на том же социальном и политическом подтексте, очевидно, рождались и в головах будущих террористов. Идея о коллективном творчестве не нова (например, в книге «Большое волшебство» о феномене «носящихся в воздухе идей» рассуждает Элизабет Гилберт, хотя и вне «катастрофического» контекста), но Байяр впервые помещает её в область предвидения, а, следовательно, и предупреждения наступления возможных негативных событий.
Следующей гипотезой Байяр предлагает рассмотреть способность писателей пребывать в ином пространстве – параллельном измерении. Он смело скрещивает юнгианский подход синхронистичности (совпадение психического состояния творца с внешним событием) и квантовую теорию. Согласно этой гипотезе, писатели в своём воображении раздвигают границы реальности или, в соответствии с теорией об одинаковом течении времени во всех измерениях, дар помогает им «приподняться» над одной реальностью и подглядеть в другой то, что уже произошло, и рассказать об этом.
Вопрос темпоральности и предвидения особенно остро стоит в современной России, где у писателей складываются особые отношения со временем и пространством. Гипотеза Байяра о способности писателей одновременно присутствовать в прошлом и будущем близка знатокам творчества Михаила Шишкина и Евгения Водолазкина, чьи тексты выходят за рамки временных и пространственных конструкций. Пьер Байяр, ссылаясь на Пруста, делает вывод о том, что события и времена накладываются друг на друга, вследствие чего предсказания писателей трудно поддаются расшифровке.
Один из выводов книги – предложение Байяра выработать новую стилистику, которая призвана «выявить место, отведённое в нас событиям будущего», «должна быть основана на представлении о противоречивых свойствах темпоральности, где происходит смешение фрагментов прошлого с временными проблесками, прибывшими из будущего», и, таким образом, сделает возможным не только правильно считывать предвидения писателей, но и предупреждать надвигающиеся беды.
Подход к рассмотрению литературы с точки зрения её практического значения в области планирования представляется интересным, но сложно применимым. Байяр предлагает включить писателей в осуществлении мониторинга и прогнозов развития общества, технологий, социальных отношений, заставить министерства и политиков прислушиваться к ним. На практике эта теория столкнётся с рядом острых проблем более узкого характера, например – творчество каких именно писателей использовать для так называемых прогнозов будущего? «Проверенных временем» вроде Уэллса и Верна? Пьер Байяр не предлагает гипотез, как именно встроятся в новую литературную республику молодые писатели, которые, возможно, уже предсказали нам будущее. Возможно, кто-то уже написал новый «Титаник» или «Войну миров». Нельзя забывать и про многочисленных сектантов и сумасшедших, обильно паразитирующих в литературном пространстве – одна теория безумнее другой, – которые с радостью хлынут и заполонят новообразованную нишу. К тому же надзор за литературными открытиями, например, в контексте общественных отношений, может породить и волну новой цензуры, в которой пострадают сами авторы.
Несомненное достоинство работы Пьера Байяра заключается в серьёзном отношении к литературе как к фактору, формирующему реальное пространство и влияющему на жизнь и развитие общества в целом. Мало кто с такой серьёзностью рассматривает писательский опыт в неотрывном контексте от реальности и признаёт за литературными произведениями право на совместимость с жизнью. Однако теории, выдвинутые в книге, на данный момент представляются интересными скорее для нового прочтения литературных произведений, скорее сменой оптики, чем призывом к действию. Возможно, в одной из следующих своих работ Пьер Байяр напомнит, что он нас предупреждал.
