Рай для грешников. О романе Марии Рыбаковой «Если есть рай»

Ольга Бугославская литературный критик, журналист, литератор. Родилась в Москве. Окончила филологический факультет МГУ им. Ломоносова. Кандидат филологических наук, автор многочисленных публикаций в журналах «Знамя», «Октябрь», «Нева», «Дружба народов», «Лиterraтура», на портале «Textura» и др.


 

Рай для грешников

(О романе: Мария Рыбакова. Если есть рай. Знамя N 9 10, 2018)

 

Внешне роман развивается как love story – молодая женщина, находясь в Будапеште, знакомится с выходцем из Индии по имени Варгиз и влюбляется в него. Вскоре становится известно, что Варгиз женат, а героиня, возможно, не единственная его любовница. Но чувства девушки сильны, и после расставания она вновь ищет встречи с предметом своей страсти и вскоре отправляется за ним в Индию. Она как будто пытается найти призрак: в пути они с Варгизом дважды разминулись. Находясь на родине своего возлюбленного, она знакомится с неким Антоном Антоновичем – малоприятным человеком из числа бывших соотечественников. На второй день он признаётся ей в том, что в студенческие годы сотрудничал с органами и стучал на своих сокурсников. Антон Антонович противен не только героине, но и самому себе, у него крайне отталкивающая внешность и манеры, тёмное прошлое продолжает отбрасывать тень на всю его нынешнюю жизнь. Но при этом он несчастен, одинок и нуждается в любви… Героиня выходит за него замуж и остаётся жить в Дели, чтобы совмещать две роли – жены бывшего доносчика (обретший счастье в личной жизни, Антон Антонович «расправил крылья» и начал выстраивать респектабельный имидж бывшего диссидента) и счастливой любовницы Варгиза. Сквозь общий рисунок проступает негатив «Мастера и Маргариты»: Маргарита сначала вышла замуж за нелюбимого, а затем встретила Мастера, порядок событий в жизни героини романа «Если есть рай» противоположный и алогичный – сначала она стала любовницей Варгиза, а затем связала себя узами брака с нелюбимым человеком. Комната в Старом Дели, где героиня встречается с Варгизом – вариант рая, похожий на подвальчик на Арбате.

Этой любовной истории в жизни героини предшествовали ещё две: одна оставила в её душе чувство вины, другая – унижения. Особенно показательна первая. В школьные годы героиня была по-детски влюблена в мальчика, которого звали Юлик. Однажды они решили вместе поучаствовать в пионерском конкурсе. Наградой за победу была назначена поездка в социалистическую Венгрию. В итоге девочка поехала туда одна: отправляя работу на конкурс, она забыла указать имя мальчика и тем самым совершила полуосознанное предательство. Угрызения совести и чувство вины сыграли впоследствии роковую роль. Однажды Юлик рассказал своей подруге о том, что его мать, женщина психически не вполне здоровая, пыталась его убить, и взял с девочки слово, что она никому об этом не расскажет. Девочка понимала, что рассказать необходимо, но не могла предать товарища ещё раз… Из-за её молчания мальчик вскоре погиб.  

Будапешт – место нескольких преступлений. Кроме детского предательства, с ним связано и гораздо более масштабное, историческое событие, самым непосредственным образом влияющее на отношения девушки с городом – подавление венгерского восстания советскими войсками в 1956 году. Героиня – бывшая советская школьница, приезжавшая сюда в составе делегации советских пионеров. За плечами школьницы – первый в жизни вероломный поступок. А непосредственно за поездкой в дружественную социалистическую Венгрию – оккупация этой страны и кровавая силовая акция усмирения. То, что в картине мира правильной советской девочки выглядело как дружба народов, в восприятии тех, к кому она тогда приезжала в гости, было открытой агрессией и колонизацией. В глазах местных жителей юная пионерка была представительницей и наследницей колонизаторов, подавлявших мятежи с помощью террора. От наследства такого рода невозможно отказаться, права наследования в этом случае передаются автоматически. Ведь, к примеру, и Светлана Аллилуева не выбирала себе отца.

Груз старых преступлений с каждым новым поколением утяжеляется и передаётся дальше. Но люди придумали много философских концепций, позволяющих сделать вид, что им легко и не так уж и страшно. Однако при прямом взгляде на вещи все эти средства самозащиты и самообмана мгновенно превращаются в смешную и пустую демагогию: «Я увидела четырехэтажное, серое, все какое-то ощетинившееся здание, и вспомнила, что уже проходила мимо него. Днем козырёк его крыши отбрасывал тень на мостовую. Эта тень выписывала слово “террор” и отпугивала меня каждый раз, когда я проходила мимо. Но сейчас было слишком поздно, солнце почти село, тень не складывалась ни в одно слово. Я знала, что это: Дом Террора, где старики на видео рассказывали о пытках, ссылках, тюрьмах и куда я боялась войти. Зачем туда ходить, думала я, что мне до этого, зачем я буду слушать про пытки в лагерях, про то, как чужих людей пытали в наших советских лагерях…— и я подумала, что должна все же найти в себе силы зайти в Дом Террора, потому что все это в прошлом, в прошлом и ныне не существует, зло вообще, как утверждают философы, не существует, оно только отсутствие добра, как писал Августин; поэтому террора больше не существует, и я должна зайти и взглянуть на фотографии того, что не существует, послушать рассказы о том, что не существует, увидеть реконструкции лагерной жизни, которой не существует, которая была лишь призраком, возникшим на месте, где не было добра… Потом я очутилась в комнате, где пол устилала огромная карта СССР, с точками, куда высылали военнопленных и арестованных, где они годами работали на строительстве каналов и железных дорог, чтобы потом умереть от истощения. Или умирали сразу, от болезней или от пули надзирателя. Или оказывались в сумасшедшем доме, где все о них забывали, и они проводили десятилетие за десятилетием. Они не знали, что зло есть лишь отсутствие добра, что лагерь был не лагерем, а отсутствием добра, и надзиратель не был надзирателем, а был отсутствием добра, и стены сумасшедшего дома (где их держали десятилетиями, потому что врачи забыли, кто они, эти бывшие военнопленные, и никто не понимал, на каком языке они говорят) — не стены, а только отсутствие добра, и, поэтому, на самом деле не существуют. Но вот только выйти никак нельзя было, ни из психушки, ни из лагеря, и надзиратель продолжал кричать, и пуля убивала». Драпировка, скрывающая бесконечно жестокую историю насилия одних людей над другими, очень тонка и часто рвётся. Пространство романа наполнено такими точками разрыва: конкурсную работу дети пишут в библиотеке имени чекиста Дзержинского, общежитие, где живёт Варгиз, носит имя Рауля Валленберга, расстрелянного в СССР, а мрачный музей «Дом Террора» располагается в здании, в котором ранее находились сначала немецкая, а затем советская тайная полиция. Любовь героини к индийцу Варгизу – её отчаянная попытка бегства от гнетущего чувства вины и груза ответственности, способного раздавить насмерть. Бегства в далёкую страну, чужую культуру и чужой язык. То же самое попробовала когда-то сделать и Светлана Аллилуева. 

Внутреннюю ткань романа составляют иллюзии, парадоксы и скрытые противоречия. Персонажи предстают в разных ипостасях и масках: «Кого я любила? Крестьянина, который убежал из дома, чтобы поступить в семинарию? Монаха-недоучку? Бывшего коммуниста? Или того, кто был готов целоваться с другой женщиной на красном диване, стоило мне уйти? Того, кто непрерывно лжет? Кто, может быть, улыбается при мысли о том, что изменяет жене?».  Их жизнеутверждающая многоликость, разнообразие амплуа прочно связаны со страхом смерти, исчезновения, небытия. Реальность выворачивается наизнанку, обнаруживая невидимые стороны, события имеют неожиданные последствия, психологическая мотивация то проваливается в разрыв между индивидуализмом и отказом от своего «я», то соединяет эти крайности. Поэтому, к примеру, связь героини с Антоном Антоновичем и последующее замужество – это и жертва, и искупление, и предательство, и расчёт, и восстановление баланса, и зеркальный ответ, и преступление «во имя любви»… Общий рисунок получается сложным, объёмным и стопроцентно точным. Неочевидная логика романа сопротивляется стереотипной линейной последовательности. Яркие, иногда пугающе яркие, краски (говоря о «странностях любви», героиня вспоминает о подельницах серийных убийц), органично ложатся на общее полотно, не создавая кричащих и неуместных пятен. Автор с успехом проходит множество крутых поворотов, везде соблюдая пропорции и меру, до конца сохраняя психологическое напряжение и интригу.

А это вы читали?

Leave a Comment