Преодолеть земное притяженье. О книге Юлии Симбирской «Заяц на взлётной полосе»

Елена Борода — доктор филологических наук, детский писатель. Родилась в городе Рассказово Тамбовской области. Окончила педагогический колледж им. К.Д. Ушинского и филологический факультет ТГУ. Сфера научных интересов — отечественная научная фантастика, детская и подростковая литература. Лауреат премии им. В. Крапивина (2011), финалист премии «Книгуру» (2016).


 

Преодолеть земное притяженье

Юлия Симбирская. Заяц на взлётной полосе. — М.: «Абрикобукс», 2019

 

Эта книга из разряда атмосферных. Как, впрочем, и другие книги Юлии Симбирской, которая умеет создать многослойную реальность, где оттенки и полутона не просто передают объём, но затягивают в глубину, в другое измерение. «Треск пропеллера и гул мотора были теми звуками, которые как будто перемалывали все остальные привычные звуки». Гул мотора и треск пропеллера предшествуют чуду и сопровождают героев на всём протяжении повести, смолкая, только когда мы погружаемся в туманную мглу предысторий.

«Заяц на взлётной полосе» — книга во всех отношениях пограничная. Для автора это переходный текст, за которым угадывается новый писательский уровень. Ни одна история не брошена, но ни одна и не закончена, они тают и растворяются, словно след от самолёта, предоставляя нам угадывать дальнейший путь тех, кто их оставил.

Другой пограничный момент — целевая аудитория. Не то чтобы домашнее насилие считалось недетской темой. И не то чтобы эта тема никогда не всплывала в детской литературе. Здесь другое. В истории, адресованной детям, — про зайца же, про говорящего! — развиваются «взрослые» ситуации, которые бьют по избирательным болевым точкам: помимо абьюза это проблема приёмных детей, дилемма «семья-работа», ну и ещё по мелочи.

Да и вообще ситуация «на грани» характерна для героев повести. Они все будто балансируют, плавают в подвешенном состоянии, которое полётом назвать никак не получается. На грани жизни и смерти уже давно находится заяц Хэл, существование которого поддерживает мечта о полёте. От отчаяния к надежде мечется несчастная Саша, годами подвергавшаяся прессингу со стороны мужа. Между сказкой и явью живёт её дочь, маленькая Мия, сознание которой не вмещает чудовищности сложившейся ситуации, и она совершенно по-детски творит миф о тёмной сущности, захватившей её хорошего папу. На границе языков и культур обитает художник Леон — ну, тут он не один, такова же и домработница Надя, и та же Саша, и билингва Мия.

В повести лица сменяют друг друга, одни странники появляются в зоне нашего внимания, другие бесследно исчезают. Это же аэропорт. Это жизнь.

Точкой сборки становится встреча в небольшом аэропорту незнакомых и совершенно разных людей. Молодая женщина, сбежавшая от мужа-насильника. Механик Роберт, тоскующий по умершей жене и уехавшей дочери. Леон, странствующий по миру без определённой цели.

В разговоре об этой повести трудно активировать спойлеры, потому что финал открыт, а сюжет нелинейный. Мало того что нас кидает от одного персонажа к другому, ещё и каждая история подобна тексту с лакунами. Они наполняются по мере нашей готовности проникнуться чужой болью, воспринять её всерьёз.

Сюжет Саши-Мии-Пола — это история крушения иллюзий. Когда любимый и любящий человек оказывается не тем, кем представлялся вначале. Мотив превращения чудовища в человека, знакомый нам по мифам и сказкам, вывернут наизнанку. Преданный поклонник в стенах дома оборачивается деспотом и насильником.

Полу ведь удаётся очаровать Сашу, сыграть роль заботливого, любящего, чуткого мужчины, лучшего мужчины в мире! Да и окружающие упорно не видят в респектабельном и успешном бизнесмене домашнего тирана. Магия созданного образа оказывается настолько устойчивой, что испортившуюся погоду в доме Саша долгое время записывает на свой счёт. Хотя ей не привыкать: чувство вины давно и прочно встроено в её систему ощущений.

Сашина проблема, безусловно, из разряда «никто кроме тебя». Ей не выйти из этого круга за счёт чужого ресурса, не уплыть по течению, не  взлететь на гребне волны. Однако эта категоричная формула высвечивает другую мысль, которая звучит в неземной беседе ангелов. Странные ангелы Юлии Симбирской — они летают на аэростатах и их легко принять за людей, тем более что последние давно освоили воздушное пространство. Ты не один на своём пути — вот какая мысль. Ты не один (не одна): на земле и на небе достаточно тёплых ладоней, которые протянутся навстречу и не дадут упасть.

История Роберта и его семьи — это история карточного домика. Безупречная, казалось бы, семейная жизнь, любовь и взаимопонимание — прерывается на взлёте. После смерти Вики становится  очевидно, что семейное благополучие держалось на ней: она умерла — и всё рассыпалось. Выросшая Нора уезжает из родительского дома навсегда. Роберт остаётся один.

Детальный и упорядоченный мир Роберта временами выглядит ловушкой. Он симпатичный герой, не даёт в обиду доверившихся ему людей, помогает Саше с Мией и вообще — надёжный, порядочный, отзывчивый.

Но, пройдя через Сашин ад, мы, поневоле искушённые, вдруг видим в нём того же латентного абьюзера. С первых дней знакомства с будущей женой он принял  ребёнка, растущего в ней (её, но не его!), а потом заставил семью жить по своим правилам. Кто поручится, что его упорная привязанность к работе не демонстрация маскулинности, хотя бы таким образом компенсирующая существенный изъян — мужское бесплодие.

Однако тот же набор мотивов и поступков может свидетельствовать об обострённом чувстве долга. Мне кажется, здесь всё-таки второе, ведь именно через Роберта, точнее, его пса Бо, нам приоткрывается параллельное пространство. В котором живут мечтательные зайцы и преданные собаки, легкомысленные хомяки и вольные птицы. Роберт, как большинство людей, этого пространства не видит, но с собакой разговаривает и погибшую птицу хоронит.

Роберт способен принять ответственность за свои ошибки. В этом его главное отличие от Пола, который обвиняет в собственных неудачах кого угодно, но не себя самого.

Принятие ответственности — уже шаг к преодолению себя-прежнего. Беда в том, что время не имеет обратного хода — ну, по крайней мере, для людей, — да и жизнь близится к концу. Несмотря на всю сказочность и поэтичность, «Заяц на взлётной полосе» — очень реалистичная книга, она не оставляет успокаивающих иллюзий.

Леона жизнь бросает от потери к потере до тех пор, пока он сам не берёт в руки штурвал судьбы. Он единственный из всех, кто предпочитает действовать, а не раздумывать. Леон бросается в жизнь, в её кипение и воздушные потоки. Он не боится потерять высоту и сбиться с маршрута. Небо любит таких, как он.

Детство Леона параллелью-намёком перекликается с детством Пола. Оба жертвы манипуляции, но один с болезненным удовольствием нащупывает и оглаживает собственные шрамы, мстит всему миру, и прежде всего близким, жене и дочери, за пережитые унижения. А второй перерастает детские болезни, становится взрослее и мудрее своих приёмных родителей.

Никто не спорит с тем, что нравственные изъяны в большинстве случаев — следствие детских травм. Но путь Леона показан как будто намеренно для того, чтобы убедить в возможности выздоровления. Эту идею повести важно не упустить.

Есть и более тонкие нити, создающие поэтический орнамент вокруг реалистичной основы текста. В воспоминаниях престарелого зайца Хэла появляется девочка Агнес — и вот она уже старушка, на соседнем с Леоном сиденье самолёта. Так же фрагментарна, но значима судьба лётчика Генри. И история Бренды Мули, грустная и счастливая, в которой всего с избытком: супружеского счастья и тоски по безвременно ушедшему мужу, альтруизма и гордости, болезни и привязанности.

Сюжетные линии не замкнуты и не завершены. Дальнейшие судьбы героев расплываются, будто самолётные трассы в небе. Но, может быть, с таким расфокусированным взглядом и живёт самый опытный и самый искренний рассказчик, который знает, что можно видеть лишь на пару шагов вперёд, не более?

Разумеется, ребёнок, прочитав «Зайца…», не в состоянии оценить и классифицировать жизненные сценарии героев. Однако в его сознании закрепится ощущение ущербности ситуации, нравственного изъяна, разрушающего жизнь персонажей. Это ощущение «на вырост», которое может сработать потом, когда опыт позволит установить связь между внутренней драмой и сценарной ролью, в которую тебя упихнули, и ты вроде бы с ней свыкся.

Ведь это неправильно: когда маленькая девочка заходится в рыданиях, а строгая мама считает это блажью. Когда девочка возвращается домой одна, и ей страшно, и она чувствует себя ничтожной и виноватой во всех бедах сразу, а ей никто не скажет, что это не так, не примет всерьёз её страхи и чувство вины, наоборот, заявят, что она не оправдывает ожиданий и вообще недостойна любви и даже внимания.

Неправильно: когда работа важнее дома, и взрослый человек, у которого жена и дочь, не только хоронит себя в пределах лётного посёлка, принося в жертву время, желания, жизнь, но и заставляет близких разделить свою участь.

И когда берут мальчика из приюта, а потом попрекают его, ждут от него всего самого худшего, отказывают в элементарном внимании — это тоже неправильно и ненормально!

Абьюз — нравственный атавизм. Проявление дикого принципа «сильнейший поедает сильнейшего». Согласно этому принципу, любовь проявляется в подчинении. Юлия Симбирская вписывает явление социального ряда в бытийную, онтологическую структуру, выводя проблему на иной уровень. Речь, получается, не столько о манипуляции и насилии, сколько о духовной эволюции. Способен ли человек преодолеть свою природу, сделать усилие такой интенсивности, чтобы выскочить из обжитой ниши? Ведь именно в этом и заключается рывок от себя-прежнего к себе-лучшему.

Законы природы кажутся беспощадными и непреодолимыми, но даже они оказываются бессильными перед тем, у кого есть мечта. У зайца Хэла она есть. Поэтому он существо в своём роде исключительное. Ведь обычно зайцы столько не живут. И не разговаривают. Всё дело в том, что «обыкновенная жизнь оказалась слишком мала для него». Хэл не может умереть, пока не подружится с небом.

Ужасающей несправедливостью кажется то, что игрушечный заяц полетит на самолёте, в пассажирском кресле, согретый руками ребёнка. А Хэл нет, несмотря на страстную жажду полёта и ожидание длиной в целую жизнь и даже больше.

Чудо — это совсем не сверхъестественное. Чудо — это стечение обстоятельств, переплетение дорог и совпадение во времени. Настолько судьбоносное, что, кажется, сродни волшебству.

Когда-то человеку достало сил взлететь над землёй, преодолев природную бескрылость. И он из прямоходящего существа превратился в парящее. История авиации тоже вписана в картину мира «взлётной полосы».

И Хэл всё-таки поднимается в небо. Хотя и не совсем так, как он себе представлял. Но в жизни чаще всего так и происходит. Мы строим планы, а они исполняются совсем по-другому. Как уже было сказано, «Заяц…» — книга реалистичная.  

Не надо перебирать лапками внутри колеса, которое никуда не движется. И наматывать километры по лабиринту, дороги которого всё равно ведут к одному-единственному выходу. Лучше подняться, преодолевая свой персональный закон притяжения, и оставить ненавистные стены далеко внизу.

 

Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!

 

А это вы читали?

Leave a Comment