Илья Журбинский родился в Молдавии. С 1992 г. живёт в США (большой Нью-Йорк). Архитектор по программному обеспечению информационных технологий.
В 1987 году в Кишинёве была издана тиражом 100 000 экземпляров книга Ильи Журбинского «По грибы».
В 1994 году был избран председателем пятого Международного конкурса поэзии «Пушкинская лира». Лауреат Международного конкурса поэзии «Пушкинская лира»1992 года, Международного конкурса Нью-Йоркского Клуба Поэтов 1995 года, премии газеты «Литературные известия» в номинации «Поэзия» за 2017 год.
Стихи, эссе и проза печатались в «Литературной газете», журналах «Дети Ра», «Зарубежные записки», «Арзамас», газетах «Литературные известия», «Поэтоград», «Новое русское слово», «Советская Молдавия», «Вечерний Кишинёв», литературных альманахах и других изданиях.
Участник международного проекта CORONAVERSE — стихи коронавирусного времени.
Секьюрити
Быть охранником в белой рубашке с чёрным галстуком и красивой жёлтой эмблемой «Security» на рукаве — завидная профессия для тех, кто ни на что иное не способен.
Миша Кац под эту категорию явно не подпадал: всемирно известный тренер, международный гроссмейстер, человек, за которым слава следовала по пятам.
Но это всё было в прошлом и ещё предстоит в будущем, а сегодня Миша был простым эмигрантом из бывшего Советского Союза, приехавшим в Штаты с солидным жизненным опытом, но с тощим кошельком и без языка.
В советское время Кац часто бывал в Голландии, где проводились многочисленные турниры по шашкам. Увы, надежды на то, что в Новом Амстердаме, как раньше называли Нью-Йорк, его знания голландского языка помогут, не оправдывались.
Деньги, привезённые из Союза, таяли быстро. Гения нужно было спасать от голодной смерти. Друзья посовещались и отвезли Мишу в Наяну[1]. В то время Наяна помогала с трудоустройством вновь прибывшим эмигрантам.
— Ваша профессия? — поинтересовалась суровая женщина лет пятидесяти.
— Тренер по шашкам, — скромно ответил Кац.
— А точнее? — спросила она.
— По русским и стоклеточным — разъяснил Миша.
Женщина ввела информацию в компьютер, но должного ответа не получила.
— А что это за специальность? — попыталась уточнить она.
— Я воспитал трёх чемпионок мира! — гордо расправил плечи Кац.
Суровая женщина опять обратилась к помощи компьютера и наконец заявила:
— У нас в списке такой профессии нет. Самое близкое к Вашему описанию — это профессия секьюрити. Нам поступили две заявки на эту должность. Оставьте Ваш телефон, Вам назначат собеседование.
Через два дня, вернувшись с прогулки, Миша обнаружил на своём автоответчике сообщение на английском языке. Прослушав его раз пять, он понял, что без посторонней помощи не обойтись.
— Старик, — сказал Джордж, которого до отъезда из Одессы звали просто Жорой, — всё замечательно! Тебе таки назначили встречу завтра в 10 утра. Ты таки можешь стать секьюрити, но тебе нужно серьёзно подготовится к интервью.
— Ты шутишь? — засмеялся Кац. Я давал интервью корреспондентам «Морнинг Стар» и «Правды», «Ле Фигаро» и «Билд», программам «Время» и «Вести» и никогда к ним не готовился.
— Майкл, я тебя умоляю! — нахмурился Джордж. — Ты же ни хрена не понимаешь по-английски. Поэтому, что бы у тебя не спросили, улыбайся и говори: «Yes![2]».
— А почему я не могу сказать: «No?[3]» — удивился Миша, блеснув своими знаниями английского языка.
— Потому что они спросят: «Why?[4]», — грустно улыбнулся Джордж, — и что ты им ответишь?
Ровно в 10 утра Кац улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок молоденькой секретарше и сказал:
— Хуйе морген[5]!
Глаза у секретарши округлились, она покраснела и ответила почему-то по-русски:
— Вы чего, мужчина?
Поняв, что перепутал голландский с английским, Миша не растерялся и произнёс:
— Good morning! Доброе утро!
— Проходите, — сказала секретарша.
— Hello! How are you doing?[6] — спросил начальник охраны.
— Yes! — ответил Кац, улыбнувшись.
— How do you like in America?[7] — вежливо поинтересовался начальник охраны.
— Yes! — не менее вежливо, улыбнувшись, отозвался Миша.
Истерзав интервьюера улыбками и ответами «Yes!», Michael Kats[8] был навечно зачислен в списки части охраны высотных зданий, с выдачей форменных штанов, рубашки с чёрным галстуком и куртки с красивой жёлтой эмблемой «Security» на рукаве.
У подъезда дома на Брайтоне, где Миша снимал студию, он встретил Джорджа.
— Ну, чувак, пруха тебе! — удивился Джордж. — В этой стране таки сбываются мечты.
— Yes! — по инерции, улыбнувшись, согласился Кац.
Поднявшись в квартиру, Миша первым делом облачился в полученное обмундирование и подошёл к зеркалу, висевшему в ванной. Поправив галстук и сдвинув брови, он ткнул пальцем в жёлтую эмблему и категорически заявил:
— Yes! No pasarán![9]
Ровно в 6 часов вечера Кац явился в охранную контору для инструктажа. Обведя взглядом своих юных коллег, самому старшему из которых вряд ли стукнуло 30, Миша с удовлетворением отметил про себя: «Я у них самый опытный».
Инструктаж прошёл без проблем. Из знакомых слов Кац различил только «билдинг» и «секьюрити». На все вопросы он отвечал коротко, но с достоинством: «Yes».
Старший по смене развёл бойцов по объектам. Мише досталась большая комната какого-то офиса на 43 этаже небоскрёба. Старший запер комнату на ключ, и Кац остался один на один со столами, стульями и компьютерами.
Он подошёл к громадному окну с видом на вечерний Манхэттен. Постояв там некоторое время, он перешёл на противоположную сторону, с которой открывался чудный вид на Гудзон. Налюбовавшись всеми красотами, Миша посмотрел на часы. Время двигалось медленно.
На улице, вероятно, было уже не жарко, но в помещении было душно, поскольку кондиционеры были отключены на время уикенда.
Миша подумал, снял галстук и расстегнул рубашку, затем взял лежащую на одном из столов «Нью-Йорк Таймс» и стал перелистывать страницы.
Враг явно не торопился атаковать вверенный Кацу офис, и Миша решил, что ничего не изменится, если этот объект он будет охранять лёжа.
Кац расстелил газету на пол, разделся до трусов и лёг. Сначала он анализировал в уме последнюю партию матча между Зоей Садовской и Ниной Янковской, в которой его ученица победила и стала чемпионкой мира третий раз подряд, потом почему-то место Янковской занял какой-то усатый секьюрити и стал играть «в Чапаева», потом Миша услышал стук, открыл глаза и вскочил.
В дверях стоял проверяющий. Он долго изучал загорелый торс Каца, семейные трусы производства Бобруйской швейной фабрики и разбросанные листы «Нью-Йорк Таймс», затем глубоко вздохнул и сказал:
— Guy, you should look more professional![10]
После смены Миша вышел на улицу. На душе было муторно. «Уволят, не уволят?» — гадал он.
Угол квартала был огорожен, и там шли какие-то строительные работы. Кац обогнул забор и зашёл на участок. Рабочий в каске вымерял что-то рулеткой. Миша попытался заговорить с ним, но скудного запаса английских слов явно не хватало для диалога. Рабочий спросил:
— Russian?[11]
— Yes, — кивнул Майкл.
Рабочий свернул рулетку и одной рукой протянул её Кацу, а другой хлопнул его по плечу, широко улыбнулся и сказал:
— Smile! Enjoy America, security![12]
Гамбит холодильщика
— В Бендеры на турнир поехать хочешь? — спросил мой тренер Илья Самойлович.
— Конечно! — ответил я.
— Это командный чемпионат Министерства пищевой промышленности Молдавии. Будешь играть на первой доске за Вино-коньячный комбинат.
— За Вино-коньячный?!
— Товарищи попросили помочь, — сказал тренер. — Это всего на два дня: субботу и воскресенье, так что школу тебе пропускать не придётся.
Я заканчивал десятый класс и два-три раза в неделю ходил в шахматный кружок Дворца пионеров. Недавно я выполнил 1-ый разряд, и прицепил к пиджаку красивый значок с цифрой 1 и шахматным конём на серебряном поле.
— Он согласен, — сообщил Илья Самойлович высокому мужчине в клетчатом пиджаке.
Тот протянул руку:
— Георгий. Жду тебя в субботу в 7:30 утра на железнодорожном вокзале у кассы №4.
К назначенному времени я подошёл к кассе №4 с портфелем в руке. В нём находилось всё необходимое для двухдневного путешествия: зубная щётка, паста, мыло, расчёска, свежий номер «Советского спорта» и сборник рассказов Хемингуэя.
Рядом с Георгием стояли невысокий мужчина лет тридцати и девчонка примерно моего возраста.
— Знакомься, — представил нашу команду Георгий. — Это — Мирча, он будет играть на 3-ей доске. А это — Мира, она будет играть на 4-ой, женской.
Если тебя спросят, скажешь, что работаешь холодильщиком. А ты, Мира, — курьером.
До Бендер мы доехали за час с небольшим и направились во дворец культуры в центре города. Первым, кого я встретил, был Лёня Драбовецкий. Он тоже занимался во Дворце пионеров и на этом турнире представлял Кишинёвский консервный завод.
— Турнир, как турнир, — пожал он плечами, — только контроль времени довольно жёсткий — по часу на всю партию каждому из игроков — а ты ведь любишь подумать.
Первые две партии я выиграл, а третью сыграл вничью. Мира выиграла все три, а вот Георгий и Мирча на двоих набрали всего два очка из шести.
Тем не менее, Георгий был доволен:
— Если и завтра хорошо сыграем, попадём в призовую тройку.
Миру поселили в комнате с двумя другими шахматистками, а мы с Георгием и Мирчей расположились в соседней.
«Прочитаю ‘Рог Быка’ и лягу спать», — подумал я, доставая из портфеля Хемингуэя.
Между тем Георгий и Мирча открыли свои сумки и извлекли из них по канистре. Мирча наполнил три стакана, а Георгий достал из сумки брынзу, сало, несколько луковиц, огурцы и буханку хлеба.
— Давай, холодильщик, — позвали они меня, — за победу!
«Выпью стакан вина, — решил я. — Быстрее усну».
— Ты чего это, третью партию не выиграл? — спросил Георгий.
— Да устал, спал мало.
— Ничего, сейчас отдохнём, — успокоил меня Мирча и опять наполнил стаканы.
После третьего стакана он нахмурился и подозрительно посмотрел на меня:
— Ты кто?
— Холодильщик.
— А почему же на первой доске играешь? Вот я — бригадир, а играю только на третьей.
— Так у меня же первый разряд, — попытался оправдаться я.
— Вот я и говорю, — поднял палец Мирча. — А у меня — шестой. Я лучший слесарь в бригаде, а меня на третью доску посадили. Вот Георгий — он мастер, поэтому он играет на второй доске, а ты-то как на первую пробрался?
— Не знаю. Мне Илья Самойлович сказал играть на первой.
— Ну, что за народ, — с досадой стукнул по столу Мирча. — Всегда своих наверх протащат.
— Да отцепись ты от парня, — цыкнул на него Георгий. — Давай наливай, а то завтра пересажу тебя на четвёртую доску.
Угроза подействовала мгновенно, и Мирча наполнил стаканы.
— Мне бы поспать, — тоскливо вздохнул я. — Нам же завтра два тура играть.
— Да ладно, — отмахнулся Мирча. — Сегодня же сыграли и завтра сыграем. Ты мне лучше скажи, почему вы, евреи, сала не едите?
— Нарезай! — сказал я.
— И наливай! — добавил Георгий.
— Хорошо сидим, — поставив пустой стакан на стол отметил Мирча.
— Лучше бы хорошо лежали.
— Да чего ты всё ноешь? — грозно спросил Мирча и наполнил стаканы.
— Сэ фим сэнэтос![13] — ответил я, чокаясь.
— Так ты ещё и по-молдавски говоришь? — просветлел Мирча.
— Только когда спать очень хочется, — прозрачно намекнул я.
— А ты в чьей бригаде?
— Холодильщик я, — изложил я всю известную мне информацию.
— Да вижу, что не начальник цеха, — погрозил он мне пальцем. — Знаешь что? Иди ко мне в бригаду. Я из тебя классного слесаря сделаю.
— Да не могу я.
— Почему? — удивился Мирча.
— Ну ты понимаешь, Мирча, каждый из нас родился с каким-то предназначением. Вот Михай Эминеску должен был стать поэтом, София Ротару — певицей, а Борис Спасский — шахматистом. Понимаешь?
— Понимаю, — выдохнул он.
— А я должен стать хо-ло-диль-щи-ком! Понимаешь?
— По-ни-ма-ю, — неуверенно прошептал он.
— А раз понимаешь, — засмеялся Георгий, — то на-ли-вай.
Я проснулся от того, что Георгий тряс меня за плечо. Встал, умылся, почистил зубы, даже засунул голову под кран, но особой бодрости не ощутил.
«Нужно выиграть следующую партию, пока ещё есть какие-то силы, — подумал я, — а там, будь что будет».
К моему большому удивлению следующим моим соперником был известный в республике кандидат в мастера Аркадий Киткис.
— А я Вас, вроде, вчера не видел, — сказал я.
— Я вчера занят был. Сегодня приехал на замену. А ты что, школу уже закончил?
— Да нет, заканчиваю. Рабочую профессию приобретаю на всякий случай.
— Это правильно! А какую именно?
Тут я, как назло, забыл название своей рабочей профессии.
— Ну, старший, куда пошлют, — осторожно ответил я.
— Курьер, что ли?
— Да нет, это Мира — курьер, а я — холодильщик, — наконец вспомнил я.
— В чём же работа твоя заключается?
Я задумался. Мне даже не пришло в голову спросить у Георгия, чем занимаются холодильщики.
— Ну, — развёл я руками. — Это же вино-коньячный… Смотрю, чтобы не перегрелось.
— Да, это важно! — согласился Киткис.
Мы пожали руки и начали партию.
Я играл белыми, и мы разыграли острый вариант системы Земиша в староиндийской защите. Острый вариант, наверное, играть не надо было, потому что считать варианты после вчерашнего отдыха мне было всё тяжелее, и стрелка на моих часах двигалась подозрительно быстро. Я пытался провести атаку на чёрного короля, но с ужасом заметил, что последним ходом подставил фигуру.
Киткис испытующе посмотрел на меня, потом обхватил голову руками и углубился в расчёты.
Я понимал, что мне нужно сдаваться, но смущало, что противник не спешил делать ход. Постепенно вокруг нас собралась целая группа игроков, которых что-то в этой позиции сильно заинтересовало. Считать варианты моя голова категорически отказывалась, поэтому я сложил руки на груди и всем своим видом старался показать непоколебимую уверенность.
Прошло ещё минут пятнадцать. Киткис глубоко вздохнул и протянул мне руку.
«Ничью, что ли, предлагает?» — пронеслось у меня в голове, но после того, как он сказал: «Блестящая жертва!» — и стал расставлять фигуры, я понял, что он сдался.
Стараясь не показать своего удивления, я с умным видом пробормотал:
— Да, неплохая.
До следующей партии оставалось 20 минут. Я вышел на улицу, сел на скамейку и закрыл глаза. Ужасно хотелось спать. Даже неожиданная удача в последней партии не радовала.
Ко мне подошёл Лёня Драбовецкий.
— Поздравляю! Блестящая жертва! Какой дебют вы разыграли?
— Гамбит холодильщика, — ответил я и снова закрыл глаза.
— Пошли в зал, последний тур начинается, — позвал Георгий.
Идти очень не хотелось, но не идти было нельзя.
— Как Вы сыграли? — поинтересовался я, вставая.
— Я проиграл, — скромно сказал он.
— А остальные?
— Мирча тоже проиграл, а Мира выиграла. Матч мы закончили вничью 2-2. Следующий обязательно нужно выиграть, — дал он мне установку.
На этот раз соперник мне попался не столь сильный. «Буду играть спокойно и ждать пока он ошибётся», — решил я.
Довольно скоро я выиграл пешку, затем другую и перешёл в ладейный эндшпиль. Остальное, как говорится, было делом техники, но на каждый ход я тратил всё больше и больше времени. Противник играл плохо, но быстро. Когда у меня оставалось всего пять минут, я вдруг обнаружил, что не могу сообразить в какую сторону идут мои пешки.
«Так можно и проиграть», — с ужасом подумал я, но предлагать ничью в выигранной позиции не хотелось.
Я опять взглянул на часы и увидел, что флажок уже начал подниматься. Я быстро сделал ход, переключил часы, протянул противнику руку и спросил:
— Ничья?
Он посмотрел на мои часы, потом на значок 1-го разряда на лацкане моего пиджака, подумал, сказал:
— Ладно, — и пожал руку.
Я вышел на улицу, сел на скамейку и задремал. Мне грезился бык с лицом моего противника и мулета в виде красного флажка на моих часах. Я вертел ею, дразня быка, он приближался всё ближе, и я уже готов был нанести решающий удар, как вдруг обнаружил, что у меня нет шпаги, и тут же ощутил лёгкий толчок в плечо и услышал возмущённый голос Георгия:
— Ты почему предложил ничью в выигранной позиции?
— Я чуть по времени не проиграл.
— А почему так медленно играешь? — повысил он голос.
— Спать хочу, — честно признался я.
Георгий посмотрел на меня долгим взглядом, покачал головой и сурово промолвил:
— Эх, парень! Не готов ты ещё к большим шахматам!
В тройку призёров мы не попали.
[1] NYANA – New York Association for New Americans, агентство, помогавшее вновь прибывшим беженцам.
[2] Да.
[3] Нет.
[4] Почему?
[5] Доброе утро! (голландский).
[6] Здравствуйте! Как дела?
[7] Как вам нравится в Америке?
[8] Михаил Кац.
[9] Они не пройдут! (испанский).
[10] Парень, ты должен выглядеть более профессионально!
[11] Русский?
[12] Улыбайся! Наслаждайся Америкой, секьюрити!
[13] Будем здоровы!
Очень понравились рассказы Ильи Журбинского.
Спасибо!