Наталия Гилярова — прозаик, эссеист, художник. Проза публиковались в периодике, альманахах, сборниках. Среди них книга «Равноденствия» под редакцией Юрия Мамлеева, журналы и альманахи «Знамя», «Урал», «Новая Юность», «Истина и жизнь», «Предлог», «Млечный путь», «Хороший текст», «Новый Свет», «Новая газета», литпортал  Textura. Автор ряда эссе для газеты «Первое сентября», книг «Неигра» («Млечный путь», Израиль, 2012) и «Финтифля» («Литературное бюро Натальи Рубановой — Издательские Решения», 2020). Лауреат конкурсов, среди которых «Илья-премия» (2000), «Белая Скрижаль» (2011), «им. Булгакова» (2011), «Русский Гофман» (2016), «Белый мамонт» (2016), «Хороший текст» (2017), «Сценарий для продюсера Марюса Вайсберга» (2015). Член Союза российских писателей. Сборник рассказов «Финтифля» номинирован в 2021 году на Премию «Национальный бестселлер». Родилась и живет в Москве.

Повесть о фантастических букашках в email´ах

(фрагмент)

babushka@mail.ru

Бабушка, милая, вот была бы ты жива! Неуютно без тебя на свете. Посторонним ты казалась, может быть, обычной, и даже неинтересной — провинциальной домохозяйкой. А на самом деле была ангелом, хранителем. Ты обнимала меня и защищала своими большими сильными крыльями. Ты вскормила меня простоквашей.  Потом водила во всякие детские кружки — рисовальные, танцевальные… Там было жарко и благожелательно до приторности — так сладки гуаши в баночках, розовый тон краски, намазанной на стены, чешки на детских ножках, умильные выражения нянечек! А ты ждала меня в прихожей, сидя на банкетке.  А потом умерла. Я выпала из твоих объятий, и из жаркой атмосферы розовых комнат загремела прямо в холодные склизкие синие коридоры школы. И продувного училища. А потом жизнь моя совсем пропала. После того, как я встретила Фильку и пожалела его.

У Фильки был «очаг» в мозгу. Слабый, хилый, он целый день держался за свою больную голову и больше ничего не делал. Каждый день я готовила ему стакан клюквенного морса, на ночь молоко с мёдом, а по утрам цветочную пыльцу с маточным молочком пчёл. Курсы женьшеня, и всё такое прочее. Кормила, одевала, лечила. Любовь, которой ты меня наполнила, я отдавала ему.

Ждать помощи было неоткуда.  Недоучившись, я устроилась на керамическое предприятие… Рисовала всяких птичек и цветочки на чашках.  Мои птички выглядели жалко, казалось, они очень устали. А цветы были растрёпаны и увядали. Многие замечали, что они похожи на меня. Через семь лет, когда казалось, мои усилия не пропадают даром, и Филькины головные боли становятся реже, мысли яснее, а характер — мягче, он связался с дурной компанией, «бесподобными».  На беду, оказался единственной особью мужского пола среди них. А был он хоть и маленький, худенький, но хорошенький, как абрикосик. Они его трахнули и посвятили в «бесподобные». А надо мной глумились и били. А он смотрел и не вмешивался. Они сбросили меня с лестницы. У меня было несколько травм, но они уже зажили, а вот из-за ушиба головы упало зрение и начались боли… Мама рассказывала, ты когда-то упала с лестницы со мной маленькой на руках. И вся была в ушибах, но так запеленала меня своими сильными крыльями, что я даже не проснулась… А меня всё-таки сбросили с лестницы… Как хорошо, что ты этого не знаешь, тебе было бы обидно…

Пока я лежала в больнице, «бесподобные» бабы грызлись между собой из-за Фильки. Между тем у одной из них уже рос живот. А я страдала, что он, такой слабый, себя губит, и наверняка теперь пропадёт. Ведь его не будут беречь, а пошлют работать. Я своей боли значения не придавала. Я болела его болью. Все чувства были искажены!

Теперь я чувствую по-другому, родная. Мне обидно, что я семь лет ему служила, прилагала такие усилия к его спасению, так из-за него корячилась, что измарала и осквернила самоё любовь. Твою любовь на него потратила, им осквернила. Мне стыдно перед тобой.

Почему я раньше не догадывалась писать тебе писем? Вот написала — и легче. Как будто ты на самом деле прочтёшь. И я уже не так одинока.

Тата

ioanna@mail.ru

Привет, Жанна! Вчера в Кузино я видела толпу деревьев в снежных шапках. Я ведь тоже гуляю там по выходным, это и мой ближайший парк. Иногда прохожу под самыми твоими окнами. Я была почти уверена, что встречу тебя на лыжах!  Лыжня вьется, лыжников целый хоровод, а тебя нет…

Я, гуляючи там, раздумывала, а не заняться ли и мне зимним спортом? Не собраться ли с мыслями и подумать о том, как бы раздобыть детские саночки, да покататься с горок… 😉 Очень уж горки у нас в парке завлекательные, крутобокие.  Ждут нас! Айда со мной?

Ты спрашиваешь, чем я занимаюсь. Ну, например, помнишь мою кошку с мордочкой Пьеро? Сейчас показывала ей, как надо есть травку. Кошкам ведь нужны витамины зимой, вот я и вырастила в горшке специальную траву. Поставила рядом с ее мисками. Она не замечает. Тогда я встала на четвереньки и начала сама кусать эту траву.  Вид у бедной кошки сделался испуганный! 😉

А если серьезно, то главное моё занятие — рисование букашек. На работе приходится производить глянец, потому что я — мелкая сошка в большом цеху и должна рисовать, что скажет Блох, начальник. А букашки меня волнуют по-настоящему. Летом они меня спасали. Я наблюдала их и оживала, возвращались силы, появлялась даже отвага жить дальше… Так чудесны их диковинные сияющие расцветки, изящные фигуры, рога, усики и бусинки глаз! Стоило мне увидеть бронзовика на цветке шиповника, и я сама почти летала день напролёт. А бражники невероятных расцветок, а пушистые как будто домотканые гусеницы! Долгие годы пока жила с больным мужем, когда мне бывало особенно тяжело, я вырывалась в наш парк к жукам и кузнечикам, и оживала, лёжа в тёплой шуршащей траве среди них. Вот и пытаюсь теперь передать всё волшебство их существования на земле, их невероятие…

Посылаю тебе мой последний рисунок. Это паук. Он как будто сделан из дерева, и даже с текстурой коры на спине. Он на самом деле выглядел нереально. Не знаю, удалось ли мне передать всю его фантастичность в этом рисунке?  Как ты думаешь?

Пиши почаще, твои письма так меня радуют!

Т.

babushka@mail.ru

Родная, если я расскажу тебе самое страшное, ты поймёшь? Кажется, я   никогда об этом не слышала и не читала, но испытала сама…

Когда Филька растоптал меня, а его подруги сбросили с лестницы, я чувствовала себя очень одиноко. Моя мама, твоя дочка, которая когда-то была похожа на самую красивую куклу, теперь морщиниста и немощна, и папа (когда-то он починил тебе утюг, и ты смирилась с маминым выбором) тоже едва жив… У них очень слабые руки. Папа роняет куски хлеба и льёт чай на пол. Иногда льёт и не замечает. Если взять маму за руку, её рука бессильна, как рукав кофты. Её голос по телефону не громче мышиного писка, и слов не разобрать. Иногда посреди нашего разговора она роняет трубку, я жду долго-долго, пока она сможет её поднять, и слышу, как бессильно шарит её слабая рука по одеялу…

Когда я только выписалась из больницы и сама была немощна, дряхлые руки родителей тянули ещё глубже в небытие… Я должна была удержать их на поверхности земли, но проваливалась сама… И на предприятие таскаться надо было… И мучили боли после травм…Тогда меня стала преследовать потребность видеть сильные руки, наблюдать, как они делают всё равно что, хоть что-нибудь в этом мире. Жадно смотрела на руки то Блоха, то продавщицы, то водителя автобуса. Но это не помогало. Они были чужими руками и не могли меня поддержать. Нельзя было за них схватиться, а тем более поцеловать. Но то, до чего я дошла, что учудила, ничуть не разумнее. Лучше бы целовала руки продавщиц и водителей автобусов!

На «вечере знакомств» я сцапала пятерню толстозадого офицера — очень неприятного, диковатого. И за руку привела его к себе домой. А дом мой блистал всеми гранями. Вычищенный, он ждал полоумного Фильку — вдруг несчастный вырвется из плена… Дом ждал в унисон со мной — отчаянно, безнадёжно, весь хотел быть его домом, лежать в его руках… весь до чайных ложек, которые принадлежали ему всеми своими бликами— душами…

Представь теперь, что я почувствовала, когда вместо абрикосового возлюбленного в мой заветный дом пришёл чужой гадкий мужчина. То есть я сама привела его, но это неважно. Мы сели за стол, я поймала его неприятную потную ладонь. И пока держалась за неё, за эту гадкую руку неприятного человека, чувствовала, что не погружаюсь глубже в преисподнюю… держусь. Несмотря на отвращение.

С тех пор я пошла по рукам… Хваталась за руки многих проходимцев. Их набралась целая галерея! «Кидала» с дорогой безобразной спальней, тортом и кривым членом. Тошнотворно банальный и аккуратный Саша. Пищащий в кустах астроном. Герасим, который всё время чесался, чавкал и сморкался в пальцы… Остальных уже не помню…

Это страшно и странно — сверхъестественная потребность в руках, когда проваливаешься в преисподнюю. Ты ведь не получила это письмо, бабушка? Невообразимо —   ты, в крахмальном своем фартуке, с аккуратно собранными в пучок серебряными волосами, читаешь это… Хорошо, что у тебя нет смартфона. 😉 Ты ведь мыла меня, розового голыша, в корыте, и наряжала в белоснежные мягкие распашонки. Тебе было бы слишком обидно…

 Тата

ioanna@mail.ru

Жанна, привет! Почему ты до сих пор пишешь мне «уважаемая Татьяна» и «Вы»? Как-то чересчур официально… Мы с тобой так много друг другу рассказываем, так друг дружку понимаем…  Зачем такие церемонии?  Ломаю голову и не могу понять… Может быть, в научном мире так принято? Полимеры имеют такое дополнительное свойство, и в глазах ученых всё полимерится? Но, раз тебе так удобнее, и я буду на «Вы» с тобой тоже. Постараюсь.

Представьте, многоуважаемая Жанна, я подарила-таки себе детские саночки! В воскресенье уже каталась с горок в нашем Кузино! Это оказалось весело, я даже синяки набила!  Жаль, что Вы отказались гонять с горок со мною. Никто бы нас не принял за сумасшедших.  Да и какая разница, даже если и…? Вы придаете значение мнению Марьи Алексевны? Да и нет ее там! Она может и в окно не выглянет, а вы лишаете себя такого удовольствия… жаль.

Я не знаю, как этот паук называется.  Но не думаю, что без классификации нельзя. Разве это не самодостаточное чудо? Я же не определитель насекомых иллюстрирую! Вот на этого ещё взгляните. У него спина благородного шоколадного тона. А по краю кантик ярко розовый, как шёлковая лента старинной кокетки или неоновые шнурки нынешней. У него огромные выпученные глазища и изящные ноги. Надеюсь, Вы не станете спрашивать паспорт у такого чудесного создания? 😉

Т.

babushka@mail.ru

Родная! Представь, как я обезумела тогда от боли —  его боли. Бросалась вообще ко всем, умоляла спасти моего ребёнка…  Я сама не понимала, кто он мне… Знала только, что у возлюбленного наступил пароксизм болезни. А если его разум хоть немного прояснится, он сам уже не сможет понять, где он, почему не дома, откуда грязная компания «бесподобных». Ты не представляешь, что я пережила и перечувствовала!

Сперва я бросилась к его лечащему врачу. Он тогда сказал мне то, чего раньше не говорил. Что муж мой неизлечим, что у него не только «очаг» непонятного происхождения, но и изменения личности, паранойя, и болезнь будет только прогрессировать. Врач отговаривал меня спасать моего несчастного Фильку.  Он цинично утверждал, что мне повезло избавиться от мужа. А я не хотела соглашаться. Я уверена была, что могу воскресить его своей заботой и любовью. По крайней мере, облегчить страдания.  Он же за семь лет со мной стал адекватнее, и если бы на него не напала та шайка голодных баб…

И я бросилась к целителям. Которые обещают воздействовать на расстоянии, по фотографии. Делают над ними всякие пассы руками. Потом и к ведьмам — просила наколдовать, чтобы у Фильки прояснилось в голове… Я не верила в колдовство, но считала разумным попробовать всё…  Даже в церковь, в их церковь «бесподобных» не побрезговала тогда сунуться, слёзно молила каких-то двоих нарисованных! А вдруг они передадут Фильке по каким-то внутренним каналам привет от меня, он вспомнит про жизнь и любовь, заплачет и вырвется из плена… Но нет, не передали.

С тех пор прошло два года… Ко мне вернулся разум. Но всё ещё тяжело, я до сих пор ношу в себе, как ребёнка, гроб с трупом Фильки. Тяжкая ноша. Филька стух, а мне не избавиться от моей любви… Люблю покойника.

Я после больницы вернулась в тот же цех, по-прежнему штампую чашки. На эту дрянь уходит моя жизнь. Встаю спозаранку, лакирую себе щёки, глаза, губы, тщательно укладываю волосы, наряжаюсь. Еду в пыльный цех, поверх наряда надеваю грязный халат и принимаюсь колупаться в грязи. Там некому смотреть на меня, разговаривать со мной. Все заняты вознёй. Никто и не заметил, что меня долго не было… И как я переменилась… Ведь после травмы я не только стала плохо видеть, но и ходить прямо мне трудно. А общаться вообще невыносимо. Представляется, что люди могут оказаться такими же, как те, подлыми… А нужно выглядеть весёлой. Или, по крайней мере, обычной. Так что я по дороге в цех захожу в туалет на нижнем этаже и выпиваю припасенную баночку пива, или коктейля… И тогда уже прихожу к людям… Но глядит на меня иногда один только Блох — согнута ли я над работой как следует, не распрямила ли часом плечи… Из цеха — по магазинам, аптекам — и к старикам…

Живу скучно, грустно, бедно, одиноко… И никакого просвета… Есть у меня только одна подруга. С ней могу общаться, потому что она разумная, занимается наукой, и точно не такая, как «бесподобные»…

Тата

ioanna@mail.ru

Привет, уважаемая многополимерная Жанна! Рада, что Вам нравится на Ваших курсах.  Я тоже испытывала этот кайф: узнаёшь что-нибудь удивительное, подбираешь нужную ячейку в черепном шкафу, и хранишь, время от времени приоткрываешь, заглядываешь — там ли оно, удивительное, заодно любуешься ещё раз, осторожно прикрываешь дверцу. А может быть самый насладительный момент —  именно нахождение ждущей пустующей ячейки. Я тоже люблю учиться…

Но вот мои букашки — не образовательный проект. Поэтому говорить о дилетантизме только потому, что я не подписываю названий насекомых на латыни несправедливо. Да я и не против подписывать, но я не знаю. Понимаете, они не представляются при встрече! 😉 Если Вы знаете названия —  подскажите. Я бы с удовольствием брала у Вас уроки инсектологии. А пока — вот Вам еще одно безымянное чудо. Это огромная гусеница, сплошь чёрная, как дыра в космосе, и мохнатая. В натуре она была такая ярко-чёрная, что казалось, светилась черным заревом.

Раз Вы решительно не хотите со мной кататься на саночках, в воскресенье я на них отправлюсь куда глаза глядят… 😉 А Вы выходите, наконец, на лыжах. Не волнуйтесь, я Вас не опозорю на весь парк. Никто ведь не знает, что мы с Вами знакомы. И даже если случайно встречу Вас, обещаю проехать мимо и виду не подать …  Но не получится ли так, что мы никогда уже не увидимся?

Т.

babushka@mail.ru

Бабушка, мама упала.  Она не споткнулась, а просто от слабости упала на пол. Она совсем как ватная стала. Похудела и как будто побелела. Какая-то новая беда с нею. Пришлось положить ее в больницу на исследование. В отделение крови. Подозревают лейкемию. Мне так страшно. Она худенькая лежит там, в своей бедной кофточке… А я мечусь туда-сюда, развожу по городу пробирки с тёплой кровью. Кровь нужно очень быстро довезти. И очень сложно организовать всё это. Один раз я приехала чуть свет, а в больнице не нашли пробирок взять кровь. А потом отвезла, а пробирку с кровью потеряли уже в лаборатории. Сегодня целый день трезвонила в лабораторию, но с пациентами они не разговаривают. Пришлось прикинуться лечащим врачом и требовать найти пробирку. Это трудная роль, особенно для меня. Чего-то требовать. А я никогда в жизни еще ролей не играла. А тут сыграла, нашли! И вот так каждый день. Спасибо, Блох разрешает приезжать позже… Когда возвращаюсь домой —  я уже мешок с костями, падаю и сплю… А папа один теперь, заброшенный, он чайник электрический поставил на плиту, на огонь… И если бы соседка не прибежала за запах газа, это был бы конец…

А мама всё время о тебе говорит…

Тата

ioanna@mail.ru

Жанна, здравствуйте! Нет, я не обижалась на Вас. Я молчу, потому что сумбур правит миром. И никаких букашек не осталось на свете. Я не смогу писать некоторое время, но я помню о Вас. Весёлых быстрых лыж!

Т.

babushka@mail.ru

Родная, маму отпустили из больницы. Это не лейкемия, а щитовидка. Кажется, я должна быть счастлива. Но ведь она всё равно такая больная и слабая… Ищу помощницу, а пока у них до ночи, голова болит нещадно…Вчера по дороге от них сама упала, всё поплыло пред глазами, и я медленно так осела в снег… Полежала, встала и дальше пошла…

Но я еще могу спастись. Я пропадаю просто оттого, что нет новой любви. Если бы пришла любовь, я бы забыла бы всё, что знаю о людях… Любовь — единственное, что может воскресить человека. Раздавленного, обозлённого, ничтожного — сделать прекрасным. Я изувечена Филькой и другими проходимцами. Меня надо отформовать заново — прямо заживо отформовать. А любовь — как раз такая плотная масса, такая форма, в которой можно изваять человека заново… Меня не прельщает ничто на свете, кроме этой плотной массы…

Я жду любви! Жду любящего меня ваятеля. Дождусь — и упрусь в него лбом. Он станет центром, а я, измеряя все явления: два шага от него, сто от него, буду ходить с сантиметром вокруг шеи. А самое главное — и он будет думать обо мне! Таким образом, у   меня наконец появится приют, я поселюсь в его светлом сознании! Моё смутное зыбкое существование обретёт реальность. Да, там ваятель и отформатирует меня заново — в пространстве своего сознании.

Но я не должна упустить новую любовь зря! Не должна растратить на такого, как Филька. Осквернить ещё раз — новым Филькой.

Ваятель пересотворит и мои глаза. Они выздоровеют, потому что насытятся им и перестанут голодать! Мой взгляд сделается моей опорой на земле… Я буду любоваться им! Ваятель будет тонок и грациозен. Стройные бёдра, белый нежный живот, благородный овал лица, брови — будто нарисованные, волосок к волоску, безукоризненные ясные глаза, свежие губы… Кажется, он похож на Фильку… Пусть! Но он должен быть прекрасен весь — и строением души тоже! В природе ведь есть такой закон. Например, смородина —  у неё и запах и вкус смородиновые. С запахом смородины не сочетается вкус картошки! Это совершенно было бы нелепо. Или яблоко. Оно и красивое, и вкусное. И люди тоже должны быть цельными. Когда пустому жестокому существу, такому, как Филька, присвоена неподходящая внешность — это несправедливо по отношению к окружающим, это ранит… Интересно, ты когда-нибудь думала так об овощах и фруктах, когда чистила их и резала?

Тата

ioanna@mail.ru

Уважаемая Жанна! Я не писала долго, потому что мама болела, теперь я уже забрала ее из больницы, и даже помощницу нашла. Тётенька, которая продаёт петрушку на рынке, согласилась приходить готовить и убирать. Я на радостях осмелела, достала свои рассохшиеся развалюхи-лыжи. Раз Вы считаете, что девушкам приличнее рассекать на лыжах, а не на саночках — пусть будет по-вашему!  Я смазала их коричневой мазью (понятья не имею, какой мазать и почему снег не липкий, а сыпучий при нуле градусов. Вы не знаете, почему такой снег и чем мажут?), отутюжила. Получилась, что лыжи — это вообще единственная вещь, которая у меня глаженная на сегодняшний день. 😉

Собираюсь завтра в Кузино! Может быть, Вы со мной? Ведь я на лыжах, к тому же глаженных ;). Буду выглядеть боле менее пристойно. Не верите? И правильно. Не могу обещать, что не опозорюсь, запутавшись в кустах. Пожелайте, по крайней мере, мне удачи! Для храбрости буду вспоминать Вас — такую ловкую и грациозную.

Да, про гусеницу Вы верно подметили. Я не успела сосчитать ее ноги и даже не знаю теоретически, сколько их должно быть. Но Вы уверены, что это важно? А может быть, она просто поджала некоторые? Вот вам другая букашка — не жук, а бумажный самолётик даже с бумажными белыми ногами и усами. Вы посмотрите на неё просто как на удивительное явление. Немного с другой стороны.

Т.

babushka@mail.ru

Милая бабушка! Конечно, ты не отвечаешь. А я, как принято, прилежно задаю тебе в письмах вопросы. Забавно и грустно… И как жаль, что мы не успели наговориться ещё в этой жизни…  Я уверена, если бы ты не покинула меня так рано, и я бы не пропала… Страшно жить, и бесконечно одиноко. Был Герасим, теперь и того нет… Я тебе не рассказывала? Это такой бегемот. Герасимом я его назвала, потому что он похож на немого. Не разговаривает, в лучшем случае бурчит что-то. Когда приходит ко мне — смотрит футбол и пьет пиво. Он и приходит уже пьяненьким, с розовыми кроличьими глазками.  Почему я его терплю? Мне нужно держаться за чью-нибудь руку. А остальные ещё хуже — так я думала…

Представь, он украл у меня из ящика стольник. Я точно помню — их там было две бумажки. Теперь одна. Разумеется, я его больше в дом не пущу. В дом, где ты вышивала свои салфеточки. Дедушка решал шахматные задачи. Маленькая мама делала «математику», писала в тетрадке…  Филенька плакал, целовал мои руки, называл своим спасением и чудом на земле… А теперь здесь торчит бугай с пивным брюхом, и обворовывает меня — немыслимо!

Почему вокруг одни только чудища? Наверное, я зашла слишком далеко в лес — чем дальше в лес, тем диковиннее. Здесь уже нет ясных фигур — все крючковаты.  Сатиры, и разные оборотни.  Обычные, тем более светлые существа остались на лужайке. А я продираюсь сквозь чащобу…

Да и с тобой было так же. Мама ведь мне рассказывала, что задолго до дедушки у тебя был жених. Любимый, прекрасный. Внезапно он простудился и умер, и жизнь твоя пошла прахом в шестнадцать лет… Я ещё в детстве безумно жалела и тебя, и его. Страдала. Но он всего лишь умер, бабушка! А мой Филька, мой любимый мальчик, меня распотрошил и сожрал с кашей! И сам себя уничтожил, тоже погиб. По-моему, это ещё страшнее… В редкую минуту достаёт мужества признаться самой себе, как мне не хватает этого гадкого человечка. Я не знала с ним радости, но я полюбила его, пожалела, прочувствовала всей душой. И ничего настолько прочувствованного у меня больше нет. С тех пор и до тех пор… Так несправедливо всё устроено — кто вкладывается в другого, тот и любит, а не наоборот… Ты, наверняка, и сама знаешь этот подлый закон неблагодарности…

Мечта о чуде заполоняет всё реальное пространство. А оно невозможно. Ваятеля нет на свете!!! Это же очевидно. Раз я его сама выдумала. Я наслаждаюсь изощрённостью мечты, самообманом, вот чем я занимаюсь… Одно утешает — где-то там есть у меня ты. Ты обнимешь меня своими большими крыльями, и я больше не буду страдать…

Тата

ioanna@mail.ru

Жанна! Как жаль, что Вам некогда было пройтись со мной на лыжах! Погода была чудная, солнышко вылезало несколько раз, чтобы посулить нечто на своём языке…Солнце — одна из самых огромных и соблазнительных иллюзий в нашем мире.  Но лыжи у меня всё равно заплетались. Вообще на лыжах чувствую себя, как на ходулях. Без них я ловчее, и, прямо скажем, грациознее. Почему они такие тонкие и длинные? Объясните мне, пожалуйста! Вам, конечно, было бы стыдно за мою неуклюжесть…

Рада, что Вы отправляетесь кататься на горных лыжах. Я всегда восхищалась Вашей смелостью и целеустремленностью. Вот так взять — и научиться летать! Великолепно! И снег для Вас, как по заказу, прибавляется и прибавляется! Я радуюсь такому изобилию Вашего счастья! Если бы моя жизнь сложилась по-другому… если бы я могла, я бы летала на горных лыжах с Вами. Может быть в будущем? Если мне удастся переформатироваться — возьмете меня с собой?

Я не представляю, что такое эта Ваша «Красная поляна» и где она. Но думаю, «красная» она потому что «прекрасная».  Что до Ваших поисков снаряжения —  у нас в ближайшем секонд-хенде много зимних спортивных костюмов. Некоторые из них выглядят очень аппетитно. Есть совсем новые, белоснежные. Снежнолыжные. Белолыжные. Лыжноснежные. Я думаю, что Вам стоит заглянуть туда.

А то, что самолетик, который я нарисовала, —  вредитель, мне мажется несущественным. Он же прекрасен сам по себе. При чем здесь сельское хозяйство? А еще есть вот такой маленький гривастый лев с крылышками и антенками. Неужели и он Вас не очарует? 😉

Т.

babushka@mail.ru

Родная! Мне больше не снится противнейший Филька! Мне снится совершенство! Не удивляйся. Это и для меня неожиданно. Ещё недавно я его не замечала. Мы работали рядом много лет, он в гончарном цеху.  Но мой взгляд проваливался сквозь него, потому что он совсем не похож на Фильку. А потом я присмотрелась. Он вообще ни на кого не похож! Другого такого вообразить невозможно. С первого взгляда он урод. У него странное ассиметричное лицо, острые черты, и такая же несообразная фигура. Но при этом он совершенный! Он чист насквозь. Когда он что-нибудь говорит — выходит неловко, наивно, потому что искренне. Разве можно в нашем мире говорить искренне? Слышно, как он честен и открыт, и страшно за него…  Все изумляются, а строгий Блох, который рисует эталоны, заслушивается и тает. Я же вижу!

Неужели возможно? Существовать для такого вот человека, очиститься от всей грязи, воспрянуть… Поселиться в чистом сознании — это значит… как будто душа в раю. Он уже и теперь избавил меня от мучительных снов про абрикосовую гадину и безобразных баб, сбрасывающих меня с лестницы… перегрызающих друг другу глотки… Потому что он мне снится, а не они. Олег.

Я не смею думать, что интересна Олегу. Но он так внимательно смотрел, с ним так легко говорилось… И чашки празднично дымили чаем, и краски сияли… И в банках, в которые я окунаю кисточки, и даже те, что лежат кляксами на полу, тоже сияли… Казалось, мы были знакомы всегда. Между нами вообще нет никакой преграды.  Мы дышим сходно.

Я как будто слышу, ты предостерегаешь меня. Не волнуйся, бабушка, я держу чувства на привязи. Просто мечтаю. Помнишь огромный луг, где пасутся табуны? Ты испугалась бегущей лошади, схватила меня на руки, и бежала, пока не упала? А лошадь подошла и обнюхала наши лица. Я до сих под чувствую тёплый мягкий нос, горячий ветер с запахом трав — её дыхание. И как она потом горестно вздохнула, помнишь?  Я мечтаю, что показываю Олегу этот луг. У нас с собой бутерброды. Мы угощаем лошадей, слушаем, как они вздыхают. Когда бутерброды кончаются… (И сахар не забыть для них!)

Возможно ли? А почему бы и нет? Почему я вообразила себя какой— то особенной, избранной для несчастья, меченой? Это ведь не обязательно так?

Я решила послать тебе рисунок. Вот эту букашку с крылышками. Крылья очень светло-тонно-желтые, тонкий и разнообразный графический орнамент идет по ним с обеих сторон, а с исподов плавно переходит даже на тельце, так же расписанное тонким черным узором по желтому фону, как будто перышком… Как хорошо, что там тебе не нужны очки — твои очки до сих пор здесь, в ящике стола. Но ты итак разглядишь все детали.

Тата

ioanna@mail.ru

Милая Жанна, как Вам нравится Красная Поляна?  Я слышала о ней по радио. Что это «самое красивое место» вообще на свете.  Только жаль, что снег растаял. Как Вы там — на лыжах — и без снега? Я сегодня распахнула окно — пахнет весной!

А у меня новость… Я узнала, что мой бывший умер. Его грузчиком отправили работать, чтобы детей кормил. Вот сосуд в голове и лопнул. Какая несчастная нелепая жизнь у него была… Но не сочувствуйте мне!   Мне не больно. Я его смерть уже пережила раньше, и оплакивала целых два года. Я тогда уже знала, что будет.

Решила букашек Вам больше не посылать, раз они Вас не радуют. Надеюсь, со шляпами нам больше повезет. Я тут из-за весны затеяла красить белую шляпу. Сперва оттонировала ее чаем, и она стала бархатно-тепло-золотисто-плюшевая. А теперь не могу выбрать между клеточкой и растительным орнаментом. Посылаю Вам оба варианта. Что посоветуете?

Т.