Владимир Буев много лет является президентом Национального института системных исследований проблем предпринимательства и группы компаний НИСИПП. В качестве эксперта в сфере экономического развития и предпринимательства неоднократно выступал в федеральных электронных и печатных СМИ. В роли пародиста и под своим именем выступать начал в этом году. Ранее под псевдонимом делал попытки писать ироническую и сатирическую прозу на темы истории античного Рима.
Игорь Горич: «Поэт должен отвечать за слова…»
В литгостиной Лолы Звонарёвой в Булгаковском доме состоялся творческий вечер слабослышащего поэта Игоря Горича, мастера спорта по шахматам, члена Союза писателей России, члена лито «Камертон», арт-клуба «Притяжение» и составителя альманаха «В ордене зажжённой искры». Горичем Игорь был не всегда. Горичем он стал в 2009 году, когда в издательстве «Водолей» вышла его очередная книга «Другая сторона». Горич — это литературный псевдоним поэта.
После представления Игорь, что называется, сорвался с места в карьер: сразу приступил к чтению своего биографического рассказа «И земля порой качается…». В этом рассказе-были есть стихотворение, опубликованное в его первой книге «Мне повезло», вышедшей в «лохматом» 1996 году (Игорь продемонстрировал слушателям тоненькую книжицу небольших, можно сказать, детских размеров). Сам рассказ-быль (куда был инкорпорирован тот ранний стих) был написан «много позже даже четвертой книги, как часть мемуаров или рассказов о стихах» и начинался словами: «Как вы думаете, что необходимо успешной организации? Многие скажут: руководитель, глава, квалифицированные сотрудники, актуальная задача. Это всё конечно важно, но, по моему скромному мнению, успешно существовать без толкового заместителя главы организация не может…» Стих в рассказе посвящён его начальнику (тому, кто был «заместителем главы организации»): «Суматошная и зряшная, / Жизнь всего одна дана. / Вся растрачена вчерашняя, / Завтра вновь бежит она…» Финал этой были трагичный: на следующий день после прослушивания стихотворения его адресат умер (после вечера я узнал, что в реальности звали героя рассказа Юрий Александрович Песков), и это сподвигло поэта ребром поставить вопрос об ответственности творческих людей за свои слова перед теми, кто находится рядом с ними (на этот вопрос Игорь сразу даёт ответ): «Водка виновата? Есть ли какая-то, моя вина, связь с тем, что ему написал я? До сих пор убеждён, что есть. Поэт должен отвечать за слова. Нести за них ответственность. По крайней мере, осознавать возможные последствия».
Поэт вспоминает, как однажды ещё до выхода первой книги его коллеги слушали радиотрансляцию депутатских дебатов из Кремля. Поскольку Игорь из-за глухоты не мог разобрать смысла депутатских речей, то спросил у замначальника: дескать, о чем они там говорят? Ответ был такой: тебе повезло, что ты всего этого не слышишь. В результате этого короткого диалога родилось стихотворение «Мне повезло, что я не слышу», которое и дало название первому печатному опыту и стало впоследствии девизом Игоря: «Мне повезло, что я не слышу. / Хоть это, не такой уж клад, / Но тоже дар, врученный свыше / Взамен брюзжанья и рулад».
Поэт Игорь Горич не полностью глух, он слышит на расстоянии до полуметра, но при этом не слышит собственной речи. Говорит он очень медленно и тяжело. Не сразу включаешься в ритмику его речи (друзья читали его и свои стихи лучше и понятней), но постепенно начинаешь понимать если не все слова, то общий смысл сказанного. Игорь прочитал ещё несколько своих поэтических опытов из первой книги (короткие стихи «Портрет», «Как время ни бежит, оно не убегает…»), после чего озвучил пару стихотворений из второго сборника, в том числе это: «Обломки Атлантиды / Нашли на дне морском. / Стоят кариатиды, поддерживают дом. / В нём каменные фляги и сундуки монет. / И древние бумаги — записки смутных лет…»
Благодаря обществу глухих, в которое Игорь Горич когда-то пришёл, вышла его первая художественная книга. Благодаря этому же обществу он познакомился не только с глухими поэтами, художниками, но и… со слабослышащими шахматистами. Шахматный клуб общества открыл Игорю путь к мировым достижениям (насколько велики были эти достижения, Игорь умолчал, об этом чуть позже сказала его супруга).
Ярослав Пичугин, автор 10 поэтических сборников, фотохудожник и сотрудник редакции журнала Всероссийского общества глухих «В едином строю», рассказал, что познакомились они с Игорем, когда в 1990-х годах тот делал вёрстку их журнала:
— Мы разговорились, но больше переписывались. Оказалось, что оба любим поэзию и читаем одни и те же книги. Игорь принёс мне стопку своих стихов. Я посмотрел, говорю: надо делать книгу. И в это же время мы задумали организовать издательство глухих. Председатель московского общества нас поддержал. Издательство закрутилось, мы выпустили несколько книг. В 1996 году мы решили сделать поэтическую серию «Камертон», в которой книги выпускались бы за счет авторов. Первым сборником этой серии и был сборник Игоря. У меня был небольшой опыт редакторской работы в области поэзии, поэтому мне повезло редактировать и первую книгу Игоря, и вторую.
Пичугин отметил, что в молодости многие пишут стихи и что «одну книгу мог бы каждый издать, а вот вторая — это огромный шаг вперед» (не говоря уж о последующих). Выступающий аргументировал свои слова наглядным действием, сделав широкий шаг вперед и тут же подавшись обратно, поскольку в маленьком зале Булгаковского дома до первого ряда зрителей оставалось всего полшага. Именно вторая книга, по мнению Пичугина, показывает истинный потенциал поэта. Во второй книге Игоря Горича помещены не только его оригинальные стихи, но и несколько его первых переводов, поскольку он входил в близкий круг российского писателя-фантаста, литературоведа, поэта и переводчика Евгения Витковского. А начинал Игорь «с перевода замечательного английского поэта-романтика Уильяма Блейка», который при жизни признан не был, а сегодня считается значимой фигурой в истории поэзии романтической эпохи.
Пичугин упомянул ещё о двух знаковых стихотворениях Игоря Горича о Иерусалиме («Палестина» и «Град земной»), пояснив, что в конце 90-х годов поэт ездил на землю обетованную и своими глазами видел Стену плача, что всё это «его впечатлило и он написал два этих стихотворения». Вот четвёртый катрен «Палестины» из пяти: «В каждом веке бога распинали, / А они по прежнему святы / Золотом покрытые скрижали, / Заповеди чистой высоты».
Отметив «интересное оформление книги», над которой работал «один из лучших графиков России» из журнала общества глухих, Пичугин раскрыл её и показал зрителям иллюстрации. Демонстрируя обложку, выступающий пошутил (а может, и не пошутил), что Игорь немножко её испортил, обрезав чуть сильнее, чем надо (однако «ангел на обложке виден»), после чего прочитал «Град земной»: «Этот город легенды и город-мечта. / А дорога туда в наше время проста / Самолет и автобус. Прямой автобан. / Но из памяти вдруг застучит барабан. / Властелины времён находили здесь гроб, / А паломник слагал с себя бремя хвороб…»
— Игорю исполнилось 70 лет. Особая дата. Обнуление возраста. 7 плюс ноль — пора снова идти в школу, — улыбаясь, закончил своё выступление Ярослав Пичугин.
«На сцену» вернулся Игорь и нараспев прочитал, словно спел песню, свой новый стих «Пиратская любовь». Рассказал, как познакомился с Евгением Витковским, почитал свой перевод стихотворения Уильяма Блейка «Через поле шёл я с песней». Этот перевод Игорь тоже читал нараспев, почти пел, ибо в стихотворении Блейка лирический герой по сюжету поёт песню. В этот момент логика словно потребовала, чтобы переводчик раскрыл слушателям секреты переводческого ремесла. Из альманаха «Литературные знакомства» (редактируемого Лолой Звонарёвой, хозяйкой литгостиной, где проходило это мероприятие) Игорь прочёл собственный стих «Перевод — невозможное дело…», заканчивающееся четверостишием: «Не обидно за нашу державу. / Пролетело столетье, как миг. / Переводчики наши по праву / Застывают страницами книг».
* * *
Наталия Чернова «знает Игоря дольше всех», поскольку они «45 лет живут вместе» — с этого тезиса начала своё выступление супруга Горича:
— Он человек поразительно скромный. За свою жизнь я такого больше не встретила. Человек, умеющий ставить цели. Человек, легко сходящийся с людьми: не случайно у него [не только одноименные книги, но и] такое количество коллективных сборников, которые были выпущены при помощи его друзей и коллег. Вот сейчас Игорь что-то сквозь зубы сказал о своих шахматных высотах. А он чемпион мира и чемпион Европы по шахматам среди слабослышащих. Ездил несколько раз с командами на турниры, и несколько раз ему удалось взять самую высокую планку. То есть в шахматах он достиг максимум того, что можно достичь. У него два высших образования: одно гуманитарное (окончил факультет психологии МГУ), другое техническое. Он тут читал про своего начальника из вычислительного центра Госкомиздата СССР. Он только не сказал того, что когда первый компьютер привезли в вычислительный центр, то в том количестве документации сумел разобраться только Игорь. Сидел день и ночь, пока не разобрался. Стихи Игоря захватывают, он плохо их читает, что понятно. Но сильно вкладывается в них душой, много правит. Я не любитель политической и философской лирики. Я больше люблю женскую лирику или какие-то посвящения мне или детям. Люблю этот цикл. К сожалению, он уже давно не посвящает нам такие стихи…
Супруга поэта прочитала ранее посвящённый ей стих: «Наташа [“мне” — уточнила] собою будь… / Не повторяйся никогда. / Собою будь и будь изменной. / Будь как манящая звезда, / Или огонь во мне нетленный».
— Или ещё: «Но только никогда не сей / Во мне сомнений злого хлада. / Я в беззащитности страстей / Подобен путнику у храма». Дальше не буду, стихи о ревности не читаю…
В этот момент прозвучала громкая требовательная женская реплика из зала:
— Почему? Это как раз может быть интересно. Если всё рассказываете, давайте и это рассказывайте…
— Ещё что-то прочитать?
— Давайте про ревность! — настаивал одинокий женский глас, словно глас всего народа, кто пришёл в этот поздний час в Булгаковский дом.
Наталия больше не стала отнекиваться и прочитала:
Сегодня ревностью убит.
Взошла тупая злая сила
Без содрогания вонзила
В меня свой пятихвостый бич
И не осталось ничего.
Во мне, не тронутого болью,
Когда посыпав раны солью
Она ушла.
По словам Наталии, «здесь присутствует старший Игоря сын и младший внук, а внуков у него пятеро». Сейчас, проглядывая «старый сборничек», она увидела стихотворение, посвященное сыну, когда тот был маленьким, и ей захотелось этот стих прочесть. Захотелось — прочла, не отказывая себе в маленьком удовольствии: «Хороша твоя игрушка. / И поётся без тревоги / О войне, давно минувшей, / О не пройденных дорогах. / Может быть, и ты вернешься из огня / От смерти ржавой. / В испытании на прочность / Станешь новым Окуджавой… / Станешь, можешь быть, / Высоцким в испытании на совесть…/ А пока на струнам громко / Ударяя ручкой шалой / Ты гуляешь узкой тропкой Меж талантом и забавой». Стихотворение писалось, когда «ребёнок ещё учился и потихонечку бренчал на гитаре».
Супруга Горича вспомнила тот период, когда Игорь целый год работал над записными книжками Анны Ахматовой. По её словам, это была трудоёмкая малооплачиваемая работа.
— Такой вот том, — Наталия, раздвинув большой и указательный пальцы, показывает, насколько объёмистым был том: — Итальянцы тогда заказали Витковскому подготовку книги, а Игорь работал верстальщиком, то есть выполнял техническую работу. Но для него это была творческая работа. Он не делал ни одной страницы, не прочитав текста, не уточнив годы. Потом сказал мне, что благодарен Ахматовой за то, что она дала ему возможность вырасти в литературе и в поэзии.
Игорь Горич сменяет «на сцене» свою жену, берёт в руки альманах «Литературные знакомства» и читает своё опубликованное там стихотворение «Первая искра зажглась ненароком»: «Пепел, смешавшись с дорогою длинной, / Чем отзовётся в потоке великом? / Тёплым течением, радужным ликом, / Старой монеткой и сказкой былинной».
* * *
Влад Павловский, поэт и давнишний друг Игоря, вспомнил, как они «вместе ездили на фестивали». Сфера переводческих интересов Влада — окопные поэты первой и второй мировых войн: «Это сто с небольшим лет назад». Когда Влад ищет поэтов того периода («пласт нераспаханный»), то свой поиск начинает с альманахов, которые подобны тем, что делает Игорь Горич. Например, «сборники начала века у британцев» для Влада «служат своего рода навигацией»:
— У каждого поэта в том или ином сборнике всего по несколько текстов. Ты читаешь, находишь отклик с каким-то автором, который тебе близок по духу, по образности, по звуку, и потом уже уходишь в сольное творчество этого поэта. Мой вывод: то, что делает Игорь, сейчас, может быть, даже участниками альманахов не очень-то оценено и осознано: издался там, издался сям.
Влад ненароком и ненавязчиво подводит к мысли о том, что через годы нынешний труд Игоря может оказаться очень востребованным среди таких искателей и исследователей, как сам Влад.
— Игорь очень трепетно подходит к подбору авторов и к композиции подборок. Он задаёт разделу какую-то тональность. Пока работал сайт Литсовета (сейчас он изменил направленность, и площадка перестала быть такой активной), Игорь проводил там конкурсы, по итогам которых формировал корпус произведений и дальше готовил свой альманах, где выстраивал всё так, как он видит. Плюс эта его придумка, которая обсуждается коллегами по цеху — не печатать при стихотворениях имён поэтов. Ты не отвлекаешься на фамилии, статус, персону автора. Чистые тексты. Все имена в конце — на задних страницах альманаха. Вот выходит новый альманах, ты открываешь его и читаешь своих соратников по перу. Почерк многих ты знаешь и догадываешься: он не он, она не она. Я помогаю Игорю с презентацией этих сборников в разных локациях. В Псков, Изборск ездили их презентовать. Я с первого сборника Игоря поддерживаю.
Влад вспоминает, как один раз Игорь не смог забрать из типографии тираж альманаха — заболел. А издатель настаивал: забирайте скорей, негде держать. И Влад с женой «через всю Москву с рюкзаками везли тираж». Без шутки не обошлось: мол, потом «затребовали с Игоря пирожков, чтобы поддержать себя физически».
Владу ценно также то, что своими стимулами («задаванием темы») Игорь «инициировал несколько авторских стихотворений» самого Влада:
— Например, у меня нет стихотворения на какую-то тему, а я понимаю, что поучаствовать [в теме] надо. Я начинаю в этом направлении думать. У нас многие отрицательно относятся к конкурсам, но Игорь для них выбирает очень глубокие темы, которые хочется поэтически осмыслить.
Влад прочитал своё стихотворение «Уютный мир», создание которого было инициировано Игорем. В день проведения данного творческого вечера Влад был на радио «Русский мир», где читал свои стихи, а текста именно «Уютного мира» у него «не было под рукой»: «был зуд его прочитать», а на память не помнил. Вот теперь текст со стихом был под рукой:
Подвал Ипатьевского дома
И Алапаевская шахта.
Ты водишь мышкой, ты ведомый.
Всё виртуальненько и шатко.
Молчит архивная бумага.
Теперь на гугле правду ищут:
Там трудовой порыв ГУЛАГа
И соловецкая ветрища……
Когда главенствует монета,
Тогда история мешает
Забудь о правде интернета,
За этой правдой ложь большая!
* * *
Игорь Горич прочитал ещё несколько своих стихов, отметив добрым словом ушедшего ещё до пандемии и, по выражению Влада Павловского, «не увидевшего всего этого безобразия» художника Вячеслава Михайлина, который проиллюстрировал ряд альманахов «В ордене зажжённой искры» (с 2011 по 2024 годы вышло уже 9 выпусков). Влад вклинился и пояснил, что, формируя альманахи, сам составитель сборника знает многих авторов только дистанционно:
— Игорь может много лет с придыханием рассказывать о том или ином человеке, а потом выясняется, что они лично не знакомы. Мы, авторы, уже можем быть друг с другом знакомы, а Игорь до сих пор нет. У него трепетное отношение к каждому автору. Надо Злате дать слово, чтобы она для Игоря материализовалась, развиртуализировалась.
Злата Волчарская, автор и оформитель двух последних сборников (восьмого и девятого):
— У меня художественно-техническое образование, больше в художественную сторону, оформительскую. Много проработала дизайнером, верстальщиком. Сейчас я больше ушла в область фото и видео. Игорь тонкий глубокий человек, хорошо чувствует авторов. В последнем альманахе он опубликовал иллюстрации Александра Горина, который не является профессиональным художником, а работает в МЧС, тушит пожары. У Горина интересная резкая нервная манера рисунка, его рисунки очень подходят к стихам, которые иллюстрировались, сочетаются с ними.
Окончательно материализовавшись для Игоря, Злата прочитала своё стихотворение «Богородица»: «Вот стоит на вершине облако, головой поправ мыслящий тростник…»
Евгений Ерофеев, поэт-переводчик начал своё выступление с того, что помнит «баталии на птицах», где он «играл за Хлебникова». Поскольку слушатели из тех, кто в эти баталии посвящён не был, поначалу ничего не поняли, слово снова перехватил Влад Павловский, осветивший «историю вопроса»:
— В пандемию, когда все мы оказались в закрытых помещениях, да ещё и на фейсбуке с его нерадостной антисоветской [именно это определение Владом было употреблено] лентой, то от всего этого безумия мы вдвоем с одной поэтессой сгенерировали идею создать группу про птиц в поэзии. К нам присоединились орнитологи, поэты, художники, всевозможные эксперты. И в этой группе мы по ночам «чирикали», ставили записи с птичьим щебетом, стихи. Дальше пошли у нас птичьи баталии: мы стали «ловить птичек в творчестве». Допустим, в паре «Есенин — Маяковский» один участник играет за Есенина, другой за Маяковского. Вот Евгений Ерофеев рубился стихами Хлебникова, Игорь — стихами Брюсова. Авторы бились между собой и своими авторскими стихами. Потом мы делали скворечники в Кузьминках. Женя их сколачивал, художники расписывали, мы ставили автографы, я лез на дерево. Так первый раз в жизни я повесил скворечник. И туда заселились птицы. Это было что-то феерическое. Когда идея возникает сама, никто [из начальства] её не подхлёстывает, рождаются такие проекты.
Уже по прошествии времени Влад, по его словам, понял, что, сама того не осознавая и тыкая пальцем в небо, их компания «попала в традицию». Оказывается, сто лет назад Маяковский по заданию газеты «Пионерская правда» водил на Воробьевы горы пионеров с целью популяризации юннатского движения. И пионеры делали там скворечники. Влад напомнил о стихе Маяковского со строками «мы вас ждём, товарищ птица, отчего вам не летится»:
— Нас эта движуха морально и ментально уберегла от ужасной пандемии. Для нас стихи с птицами перестали быть прежними. Мы видим, слышим этих птичек в стихах. И мы до сих пор друг с другом общаемся на эту тему.
Хозяйка литгостиной Лола Звонарева замечает:
— Учёные посчитали, что у Есенина более 300 птиц в стихах.
Влад Павловский откликается на эту реплику так: когда он стал читать тексты на тему птиц в поэзии, то обнаружил, что китайцы пишут научные работы и целые диссертации «о видовых птицах в творчестве русских писателей, например, в творчестве Булгакова»:
— У нас это не очень распространено, а они чувствуют — у них тоновый язык.
После столь подробных разъяснений о том, что значило выражение «баталии на птицах», Евгений Ерофеев снова берёт слово и рассказывает, как они «судили» творчество друг друга. Евгений «судил прозу Игоря», а Игорь на своих конкурсах по Ерофееву «тоже пару раз проехался, было за что, конечно же». Когда, по словам выступающего, его «паблике немного скашивает влево, то Игорь Маркович поправляет». Тем не менее в альманах «В ордене зажжённой искры» переводы Евгения Ерофеева попали. Евгений рассказывает о баснях басен Жан Жака Буазара:
— Я только после басен Буазара понял, что ворон и ворона — совершенно разные птицы. С разным смысловым наполнением… — и Ерофеев читает басню «Попугай и филин» в своём переводе: «Один попугай в семье терпеливой…», после чего вспоминает, что теперь хотел бы, во-первых, «прочитать самого Игоря Марковича», а, во-вторых, нашел у Горича «неклассическое прочтение Алексея Толстого». И Евгений читает стих Горича про Буратино («Окунул он в чернильницу нос»), оканчивающийся словами: «На подмостки их звал Карабас / Раздавая приказы без ласки, / Персонажам под плётки и бас / Веселее натягивать маски».
Далее выступающий снова возвратился к собственному творчеству и прочитал перевод стиха «Рапсодия в ветреную ночь» Томаса Стернза Эллиота (ранее переводы этого стихотворения уже делались другими поэтами-переводчиками, но много — не мало… как говорится, лучше больше и лучше… правда, сделаю ремарку: по поводу «лучше» не уверен, но больше — точно!)
На «сцену» вновь вырвался Влад Павловский со своей поэтической книжкой «Майский день» и разыграл её среди слушателей стихом-считалочкой «Катится в небе луна — / Жаркий, промасленный блин. / Катя в Петра влюблена, / Петя влюблён в корабли». Счастливым обладателем книжки случайным образом оказался автор этого репортажа (как было сказано в одном советском мультфильме, «и меня посчитали»).
— Стихи, которые я сегодня читал, есть в этом моём сборнике, следовательно, и частичка Игоря Горича там тоже есть, — вручая мне книжку, закончил Влад свой спич привязкой к теме и реалиям вечера (и конкурс-розыгрыш не повис в воздухе).
Завершился вечер чтением части стихотворно-прозаического текста Горича из его книги «Стихи и люди» о том, как в один из знойных дней прошлого века разглядывание памятника Дзержинскому с глазами фанатика наводит автора на мысль, что «этого памятника скоро здесь не будет»; как виды Парижа вызывают в пишущем аллюзии к чуду и к России («О Париж / Ты пьянишь без вина»); как сам Игорь в 1993 году появился в обществе глухих в поисках работы и познакомился с Львом Акакиевым, который прошёл концлагерь Маутхаузен. И снова стихи, стихи, стихи.
…В одной из своих прежних публикаций у Игоря были такие слова: «Когда-нибудь я напишу и мемуары. Но пока ещё рано. Пока ещё я пишу стихи».