Сергей Оробий
Критик, литературовед. Кандидат филологических наук, доцент Благовещенского государственного педагогического университета. Автор ряда монографий. Печатался в журналах «Знамя», «Октябрь», «Homo Legens», «Новое литературное обозрение» и многих других.
Обзор книжных новинок от 29 июня 2019 года
В этой обзоре — новая русская проза с зоологическим уклоном.
Не трогайте автора!
Андрей Аствацатуров. Не кормите и не трогайте пеликанов. — М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019
Главный герой прозы Андрея Аствацатурова всё тот же — тревожный невротик, умный неудачник, горе-фаталист. В «Пеликанах» обнаруживается новая грань его безвольного характера: герой Аствацатурова еще и знатный подкаблучник. Есть некая роковая девушка Катя, по велению которой герой едет в Лондон, ввязывается там в мутную криминальную историю, которая, впрочем, быстро сходит на нет: это лишь намёк на интригу, дальнейшие похождения героя, вяло вырастающие друг из друга на манер телескопической антенны, будут на редкость малособытийны: вечно дождливый Лондон, вечно хмурый Петербург, бросил работу, вернулся на работу, университетские будни, кафедральные интриги, авантюрные друзья — всё вместе это, наверное, судьба, которая героя не ведёт, а тащит. Парадоксальным образом в этом пресном тесте обнаруживаются острые, чрезвычайно остроумные куски, в какой-то момент в романе возникает даже фигура великого остряка Виктора Топорова. В ходе повествования ни один пеликан не пострадал (да и вообще, любое их упоминание в тексте выглядит натужным, но надо ведь отыгрывать название) — короче, пеликаны в порядке, а вот сам герой страдает регулярно. Не трогайте его, дайте денег и оставьте в покое.
Братья неменьшие
Птичий рынок: рассказы / Сост. Е. Шубина, А. Шлыкова. — М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019
Вы будете читать этот обзор в конце июня, когда вокруг зелень и счастье, а впереди бесконечная маленькая жизнь. А я писал его весной, когда всё только готовилось ожить и расцвести, так что неудивительно, что под обложки весенних новинок «Редакции Елены Шубиной» вслед за аствацатуровскими пеликанами перебралась почти вся фауна.
У писателей и животных много общего, прежде всего — тайна, в которой они, может, и сами не отдают отчёта. В новом сборнике уже фирменной шубинской серии те и другие встретились. Здесь отнюдь не только кошки и собаки: еще козёл Романа Сенчина, хомяк Булата Ханова, улитки Татьяны Соловьевой, жуки Павла Крусанова, медуза, ужалившая Василия Авченко, — на отсутствие экзотики не посетуешь, целый Ноев ковчег.
Как сказал когда-то Жванецкий, животные — это наше воображение, так что рассказы о них заведомо говорят про них очень мало, а вот про нас самих, наоборот, слишком много. Как признаться в любви тому, кто если и ответит, то на заведомо непонятном языке? Так, как можешь. Если ты Александр Генис, то прожитый опыт превратится в философское размышление, если ты Евгений Водолазкин, то ирония в твоём рассказе идет рука об руку с лирикой, если ты Григорий Служитель, выйдет миниатюрный этюд — в общем, литературные львы, львицы и львята опознаются по когтям безошибочно, хоть вовсе печатай рассказы без подписей. В этом смысле «Птичий рынок» — честная презентация современной прозы: вот такая она в самом непосредственном своём проявлении.
К счастью, большинство рассказов этой книги проходят тест на надуманно-инстаграмную мимимишность, которая обычно сопровождает разговор не очень умных обладателей домашних питомцев. Есть два рассказа, едва не ставших гениальными. Это «Четвёртый кот» Анны Матвеевой — здорово задуманная, надолго застревающая в памяти история, которой, увы, не хватает художественной прорисовки, детализации. И это рассказ Алексея Сальникова о муравьях, из которого могла бы выйти отличная социальная притча, будь Сальников хороший писатель.
Самый нужный сатирик
Лев Гурский. Корвус Коракс. — М.: Время, 2019
Уроженец Саратова и житель Вашингтона, зубр политического триллера (а точнее — собственноручно изобретенного «ехидного детектива»), вечный (и куда более одаренный) конкурент Эдуарда Тополя, литературное открытие 90-х Лев Гурский возвращается, что само по себе — симптом.
Место действия его новой книги — сегодняшняя, но альтернативная Москва, где отсутствует интернет, мобильная связь и телевидение. Нет, апокалипсиса не случилось, их просто в свое время не изобрели. Нравы и типажи, впрочем, прежние и очень узнаваемые: оппозиционер Алексей Наждачный всё равно режет правду-матку, только путем расклеивания листовок, музыка Киркорова и Шнурова всё так же расходится большими тиражами, но не на компакт-дисках, а посредством живых носителей — попугаев; вместо мессенджеров — голубиная почта. За тем, чтобы все шнуроговорящие попугаи были учтены, следит сотрудник Федеральной инспекции по авторским правам Кеша Ломов. Однажды к нему в руки попадает старый ворон — носитель Важного Политического Секрета, которого можно продать за большие деньги. Разумеется, и за Кешей, и за вороном, и за секретом сразу начинается охота.
Очередной «ехидный детектив» Гурского развивается по фирменным законам: и забавно, и узнаваемо, и динамично. О лихости сюжета можно судить по такой, например, реплике главного героя: «Еще недавно я был уверен, что главным сюрпризом в моей жизни останется трёхрублевый выигрыш в уличную лотерею “Спринт”: мне, дошкольнику, отец доверил выбрать билетик, и я угадал. А теперь в моём рюкзаке птица с голосом Сталина, мой напарник — столетний разведчик из комиксов, и мы только что удрали с дирижабля, который сами же угнали у миллиардера…». В общем, не любо — не слушай, а врать не мешай: чтобы проникнуться милой условностью этой истории и оценить ее темп, лучше читать роман залпом.
Отдав должное джеймс-бондовщине, обратим внимание на «ехидную» составляющую сюжета. Лев Гурский образца что 1990-х, что 2010-х — может, наиболее подходящий русской действительности тип сатирика. Он точен, как Салтыков-Щедрин, но не зол, а забавен, тяготея к ильф-и-петровской манере: отсюда легкость слога, сюжетная эксцентрика, остроумные детали россыпью на каждой странице. Оттого и описанная Гурским малотехнологичная Россия — узнаваемая, конечно, в своём раздолбайстве, и местами жутковатая, но всё-таки уже обезвреженная юмором. Так о ней и надо рассказывать: чтоб читателям было не очень страшно потом в ней жить.
