Ольга Балла-Гертман — критик, эссеист, редактор. Окончила исторический факультет Московского Педагогического Университета. Редактор отдела философии и культурологии журнала «Знание-Сила», редактор отдела публицистики и библиографии журнала «Знамя». Автор книг «Примечания к ненаписанному» (USA, Franc-Tireur, 2010) и «Упражнения в бытии» (М.: Совпадение, 2016), «Время сновидений» (М: Совпадение, 2018).

Научить радоваться

(О книге: Галина Юзефович. О чём говорят бестселлеры. – М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2018. – (Культурный разговор).

Вышедшая в этом году вторая, после «Удивительных приключений рыбы-лоцмана», книга литературного критика, книжного обозревателя, преподавателя Галины Юзефович «О чём говорят бестселлеры?» рассказывает не только о том, «как всё устроено в книжном мире» (как гласит её подзаголовок), а может быть, даже не в первую очередь об этом.

Книга заявлена автором как «сборник инструкций к современной литературе с кратким описанием её внутреннего устройства», призванный рассеять распространённое заблуждение, согласно которому «в мире современного чтения нельзя сориентироваться и законы его принципиально непознаваемы», «и показать этот пугающий хаос как сумму относительно надёжных закономерностей, повторяющихся паттернов и сложных, но вполне проницаемых для внимательного глаза конструкций». И действительно, об устройстве книжного мира (всё-таки не литературы как таковой, а именно книжного мира – читательского, потребительского, с идущими навстречу друг другу спросом и предложением) здесь сказано много дельного.

Однако ничуть не в меньшей степени этот популярный путеводитель по необозримой текстовой вселенной, действительно выполняющий свою задачу по космизации видимо-хаотического, помогает нам понять видение автором своего предмета – книги, чтения, современной их ситуации, – и её позицию по отношению к нему.

Потому что на самом деле это – манифест. Декларация – мягкая, но очень определённая и ясная – ценностных оснований всего, что Галина Юзефович делает в современной русской культуре, – а делает она неимоверно много. И тем важнее понять, что и для чего тут сказано.

Рискну утверждать: литературных критиков, сопоставимых – по охвату внимания, по масштабу влияния – с Галиной Юзефович, у нас в последние десятилетия не было. И не только потому, что, как пишет один из её интервьюеров, рецензии Галины «существенно влияют на книжные продажи и в значительной степени определяют книжную моду»  и вообще, как сказано в другом месте, «считаются лучшим путеводителем по новинкам книжного мира» – да и не поэтому главным образом. Сравнение с автором «Афиши» Львом Данилкиным, место которого, как ещё недавно казалось, заняла Юзефович¹, успело обнаружить свою несостоятельность. Уже ясно, что это – явление с иным устройством. На продажи Данилкин, вполне вероятно, тоже влиял, но умами и сердцами владел вряд ли2 и уж точно не культивировал ценностей (впрямую, намеренно не культивирует их и Юзефович, она менее всего проповедник, но тут всё не так однозначно, к этой теме мы ещё вернёмся). Утверждение об особенном месте Юзефович в современной русской литературе – не комплимент, а констатация факта – у многих, как мы знаем, вызывающего довольно широкий спектр отрицательных эмоций: от пренебрежения и раздражения до гнева. И неспроста такая культурная фигура появилась у нас теперь: сама степень востребованности Юзефович как публичного «книжного» человека свидетельствует о том, что тут сошлись (по моему разумению – счастливо сошлись) личное душевное и умственное устройство Галины – и накопившиеся в обществе ожидания.

То, что во множестве форм, от еженедельной колонки на «Медузе» до совместного с Анастасией Завозовой подкаста «Книжный базар», от заметок в Фейсбуке до лекций и семинаров на разных площадках для разных аудиторий, делает сегодня Галина Юзефович, – это не совсем «блогерская» критика (регулярно публикуемые субъективные, с рекомендательными интенциями высказывания о книгах) или даже совсем не она. Обсуждение книг в таком формате, благодаря новейшим техническим возможностям: ещё живой «Живой Журнал», Фейсбук, Вконтакте, твиттер, телеграм, инстаграм, ютьюб, разного рода сайты в интернете от интеллектуальных «Горького», «Rara Avis» и отдела рецензий на «Кольте» до массового «LiveLib» и отзывов на «ЛитРес» – существует сейчас в таких объёмах и настолько уже утвердилось как культурная форма, что за высказывания этого жанра недавно была учреждена (кстати, при активном содействии нашей героини) отдельная премия – «ЛитБлог», у неё уже есть первые лауреаты.

«Самые энергичные, интересные и осмысленные рассуждения о литературе, – не без полемических преувеличений говорит, комментируя появление новой премии, Юзефович, – сегодня публикуются в блогах. Там есть то, чего не хватает в критике, – живая полемика, множество голосов и позиций. Поэтому мы хотели поддержать эту тенденцию и показать, что критика перестала быть только профессиональной областью. Она всё больше становится массовым явлением»³.

Ну, с утверждением о превосходстве блоговой критики над её толстожурнальной сестрой-неблизнецом можно, пожалуй что, и поспорить. Но вот в чём критика этого типа точно превосходит старшую опытную сестрицу, так это в оперативности и прямо следующей из неё остроте и актуальности, – да, тут есть чему поучиться.

То, что массовое явление – обширная периферийная область рефлексии о книгах и текстах – не отменяет её сердцевинного, профессионального «ядра», а, напротив того, – проблематизируя его, входя с ним во взаимные отношения противовеса, подпитывая его свежим материалом (и да, будоража его свежим раздражением, бросая ему вызов) – только укрепляет его, – разговор отдельный. То, что при взгляде на один и тот же предмет (особенно – на такой адресованный неопределённо широкой аудитории, как художественная литература и популярный нон-фикшн) на равных правах, хотя и с разными задачами, мыслим взгляд интеллектуала-специалиста и взгляд частного человека (и каждый из них обеднеет без другого) – разговор ничуть не менее отдельный. (Не говоря уж о том, что обрастание книг таким, как теперь, количеством неспециализированной, неформальной да ещё публичной рефлексии – несомненное свидетельство их актуальности).

Вопрос в другом: критиков-блогеров у нас всё более неисчислимое множество, а Юзефович, со своим типом позиции, со своим стилем осуществления этой позиции, по большому счёту, – одна. Даже при том, что в «публичных критиках», в популярных – то есть многими читаемых – книжных обозревателях сегодня тоже как будто нет недостатка, – и тут снова широкий спектр позиций и стилей: от «читательских» записей в Живом Журнале Дмитрия Бавильского (впрочем, минимально ориентированный сейчас на актуальную литературу, он адресует свои записи скорее всё-таки собратьям-интеллектуалам) до книжного видеоблога Дмитрия Гасина, обращённого как раз к широкой аудитории и отвечающего именно на вечные вопросы «что почитать?» и «зачем это читать?».

О чём говорят нам бестселлеры? По мысли Юзефович – о насущных необходимостях, о назревших запросах, которым они отвечают – и потому притягивают. Так вот, широко и разнообразно востребованный человек, обсуждающий с собратьями по культуре книги и чтение, – говорит нам в точности о том же самом.

То, что делает Юзефович, – больше, чем раздача советов, «что почитать», – хотя может быть воспринято – и активно воспринимается – и так тоже. Она не просто навигатор в книжном море, «рыба-лоцман», которая испытывает на себе все течения, волны, скалы и рифы.

Сама Галина прекрасно отдаёт себе отчёт в многообразии критических позиций и предлагает чёткую их классификацию на первых же страницах книги о бестселлерах (ещё и оговаривая притом, что классификация, конечно же, вынужденно грубая, и типов на самом деле куда больше, не говоря уже о переходных случаях). Тип позиции, по всем приметам наиболее близкий ей самой, она описывает следующим образом: «…третий тип критики – назовём её, скажем, “навигационная” или, по аналогии с программированием, “объектоориентированная”, – делает акцент на книге как таковой. Критик, пишущий в этом жанре, с разбега плюхается в море книг, шумно в нём плещется, а после выныривает на поверхность с радостным криком: “Смотрите, что нашёл!” (в хорошем случае ещё и рассказывает, в какое место книжной полки его улов можно определить. По понятным причинам ожидать от такого критика-ныряльщика объективности можно в той же мере, что и, скажем, от персонажа баллады Василия Андреевича Жуковского “Кубок”, которому в морской глубине привиделись такие “чуды”, что любой морской биолог на месте сошёл бы с ума <…> Более того, очевидно, что на поверхность такой критик с большей вероятностью потащит жемчужины, а не обычную гальку, что сразу отметает претензию “А почему вы всё только хвалите, ругать-то когда будете?” <…> Задача критика этого типа – рассказ о книгах, максимально ясный и удобный для читателя, в самом деле ищущего, чего бы почитать (ну, или по крайней мере пытающегося быть в курсе культурных событий».

Может быть, тут стоило бы задуматься над избыточной многозначностью слова «критик», отягощённого множеством разнонаправленных ассоциаций одновременно, – и поискать какого-то другого обозначения той работы, которую делает Галина Юзефович. По крайней мере, явно есть смысл всякий раз снабжать чересчур широкий термин «критик» существенными уточнениями. (Иначе сразу же начинается сравнение реплик любого высказывающегося о книгах человека с «толстожурнальной» критикой, со всеми классиками жанра вплоть до неистового Виссариона, которое немедленно оказывается не в его пользу и вообще ведёт нас куда-то совсем не в ту сторону. Отдельные небессмысленные попытки такого рода – попытки осмыслить деятельность Юзефович с позиций контекстуализирующей аналитической критики – были, впрочем, предприняты Борисом Кутенковым в журнале «Знамя», 2017, №2 и обозревателем журнала «Читаем вместе»). Слова «книжный обозреватель» в случае Юзефович видятся чуть более пригодными, но они слишком общие и, в конечном счёте, тоже не вполне о том. Книжный консультант? Так, пожалуй, ещё ближе к делу – однако и это ещё не всё.

Давая свои рекомендации, Галина говорит как, по существу, частный человек, как «одна из нас», – другое дело, что – как весьма опытный в читательской практике частный человек с тщательно продуманной позицией. (Не убоявшись кажущегося противоречия, можно сказать, что она, «профессиональный читатель», как она себя называет, – ещё и профессиональный частный человек. Не последник между общекультурным и профессионально-филологическим сознанием, но – именно грамотный, филологически просвещённый представитель общекультурного, неспециализированного сознания). Разумеется, и эта опытность, и эта продуманность не только не отменяют субъективности, но даже предполагают её. Превращают её в действенный инструмент и понимания, и влияния.

Критик-собеседник? Это уже ближе к истине. Неспроста серия, в которой вышли обе книги Юзефович, так и называется: «Культурный разговор».

Подход к чтению и к себе как читателю, который укореняет и развивает в нашей культуре Юзефович, конечно, может быть назван в своём роде прагматическим: можно, то есть, сказать, что речь здесь идёт об использовании (ох, и язык-то ведь не поворачивается) книг для некоторой очень важной цели. Но мне кажется гораздо более точным назвать его терапевтическим. В точном смысле русского аналога слова «терапия»: ис-целение – достраивание, доращивание до цельности. Дочитывание себя до цельности, да. Укоренение в себе чтением того, чего тебе – вот лично тебе, со всеми твоими подробностями – для полноты жизни не хватает.

Поэтому так важно найти в книгах своё, соответствующее именно тебе. И не стесняться отказываться от того, что не соответствует.

Критик-терапевт. Притом клиентоориентированный. (А вовсе не «объектоориентированный», как она это называет по аналогии с программированием. Не столько книга её волнует, сколько человек).

Кстати, неспроста в качестве инструмента цельности предлагается именно чтение, а не, допустим, фильмы или компьютерные игры. Дело здесь явно не сводится к персональным предпочтениям и восприимчивостям Юзефович, хотя они, конечно, позволяют ей многое увидеть. У чтения есть некоторые дополнительные возможности, которыми, подозреваю, не обладают иные практики: при чтении всё происходит внутри самого человека, исключительно на материале его собственной внутренней жизни и воображения. Книга всего лишь запускает нужные процессы. Правда, для этого надо, чтобы она была правильно выстроена – и умело обращалась с читательским восприятием. Да, о ужас, манипулировала им.

«Я хочу, – дерзает утверждать автор, – чтобы мной манипулировали, я хочу, чтобы книга вступала со мной в тесный – чем теснее, тем лучше – контакт. И того же самого хотят почти все читатели, иногда не отдавая себе в этом отчёта». «Любой текст манипулятивен по своей природе – автор всегда что-то хочет с нами сделать, ему что-то от нас нужно (в первую очередь – наше время), а значит, он нами манипулирует. Это одно из правил игры – искусство вообще так устроено <…> Иными словами, ругать искусство за манипулятивность означает ругать искусство за то, что оно искусство». «А это значит, что некоторая открытость, изначальное доверие автору и готовность отдать себя в его руки – необходимая составляющая читательского удовольствия. Сопротивляясь книге (как сопротивлялись бы живому манипулятору), усматривая за авторским желанием нас растрогать попытку непременно нас использовать в собственных корыстных целях, <…> мы лишаем себя едва ли не половины удовольствия от чтения, вступая на тяжкий и бесплодный путь читательской ангедонии».

Правильно выстроенной книге, вне всякого сомнения, довериться можно и нужно. Но «правильно» – это как?

Особенно при том, что идея «правильности» – а то ещё, не приведи бог, общеобязательности – это как раз одна из тех идей, которым Юзефович сопротивляется изо всех сил и принципиально.

«Нет никаких “правильных” книг, – настаивает она в очередном интервью, – нет книг, которые «должен прочитать каждый», забудьте обо всех этих реалиях наших детства-юности. Есть книги, которые понравятся вашему конкретному ребёнку, и ваша задача – их найти».

Однако вчитаемся в ею же сказанное. Причём цитаты тут можно брать почти наугад – красноречиво всё.

«Мне кажется, – говорит Галина в связи с книгой Ксении Букши «Открывается внутрь», которую называет «главной книгой» 2018-го, – нам сегодня очень не хватает книг, которые рассказывали бы о “здесь и сейчас”, о том, как живёт наша страна сегодня, причем делали бы это, с одной стороны, честно, а с другой – без надрывной безысходности. “Открывается внутрь” — именно такая книга: описывая самые обычные, узнаваемые (и порой весьма трагические) человеческие судьбы, причудливым образом переплетённые на пространстве одного окраинного петербургского микрорайона, Букша ухитряется сочетать почти болезненную остроту восприятия с тёплым состраданием к тем, о ком она пишет». Книга хороша и тогда, когда культивирует одновременно ясность видения и правильные, конструктивные душевные установки: «Редко кто у нас умеет видеть мир одновременно узнаваемым, трагическим и при этом – вопреки всему – небезнадёжным». Это – о Букше, которая, по мысли Юзефович, умеет.

А «Раунд» Анны Немзер, тоже упоминаемый ею в числе «просто хороших русских книг» ушедшего года, она характеризует как «отличный, современный, очень живой, очень умный и при этом очень эмоциональный текст, показывающий, что новостная повестка вполне может служить основой для настоящей серьёзной прозы».

К признакам правильной выстроенности, несомненно, относится органичное соединение в книге того, что привычно считать несоединимым. Так, «Плюс жизнь» Кристины Гептинг, «история про ВИЧ-инфицированного мальчика в русской провинции (а ещё о взрослении и первой любви)», ценна, по Юзефович, тем, что она – «одновременно трагическая, пронзительная, невыразимо трогательная и очень смешная».

Тип читателя, воплощаемый Галиной Юзефович, – это человек, который и сам умеет, и других может научить, хотя бы примером, – воспринимать книги как разновидность жизни – одну из наиболее интенсивных её разновидностей. Не «учебник» жизни, не источник моделей, образцов, правил и норм (как привычно думать тем, кто возненавидел литературу ещё в советской школе), – а жизнь как таковую, во всей её полноте, яркости и глубине – которых часто недостаёт повседневности, то есть – повседневному, рутинизированному восприятию.

Предлагаемый Галиной тип чтения развивает в повседневном восприятии и полноту, и яркость, и глубину – по той простейшей причине, что регулярно тренирует их. Книги, по Юзефович, именно что воспитывают, – разве что они «должны» делать это ненавязчиво, не впрямую. Хорошие книги тем и хороши, что чтение их, проживание их формирует важнейшие умения: человечность, сочувствие, сопереживание, причём не только к ближнему своему, что само собой разумеется, но к актуальным проблемам своего человеческого сообщества, готовность и умение в них включаться; умение, готовность и желание проблематизировать то, что кажется самоочевидным (высоко ценимую ею «Маленькую жизнь» Ханьи Янагихары Юзефович именно на этих основаниях называет  «прекрасным тренажёром для ума и сердца», и на слово «тренажёр» тут невозможно не обратить внимание).

Умения, совершенно традиционные в своей ценности. Тут и школа, десять лет подряд отбивавшая у нас вкус к чтению, не нашла бы что возразить.

В этом смысле Юзефович – не раз декларировавшая, что время иерархий, общезначимых ценностей и ориентиров, по крайней мере, эстетических, миновало4, – несомненный, хотя и «мягкий», традиционалист. Всё у неё хорошо и с иерархиями, и с ценностями.

Чтение (как социальное предприятие, вкупе со всем, что оно в себя включает, – например, взаимодействие между детьми и родителями, – с той социальной жизнью, которую оно вокруг себя организует), – это, по пронизывающим подход Юзефович интуициям, – школа понимания, притом истолкованного не как раскладывание материала по полочкам заранее заготовленных схем, но скорее как вчувствование и проблематизация. Как интенсивная жизнь.

Но прежде всего прочего – даже прежде понимания, в качестве необходимого условия его – «правильные» книги, по Юзефович, учат ещё одному важнейшему умению: радоваться.

«Нужно научить ребёнка радоваться», – говорит Галина  в одном из разговоров о детском чтении. А в путеводителе по бестселлерам целая глава (та самая, в которой – оправдание манипуляции читателем со стороны текста) – посвящена «читательской ангедонии» и необходимости её преодоления.

Нет ничего более далёкого от позиции Юзефович, чем чистый гедонизм. Просто без радости ничего не получится (не говоря уже о том, что – не получится полноты жизни, цели всех ценностей). Без неё не сработают, не станут своими даже самые правильные ценности и самые конструктивные установки. Радость – верный, самый чуткий показатель того, что всё идёт как надо. И это уже не о чтении – хотя, казалось бы, с начала до конца только о нём. Это о работе человека с самим собой.

Юзефович, конечно, не устаёт протестовать против (подавляющих человека, ограничивающих его свободу и полноту его жизни – и очень распространённых, по крайней мере, во времена нашего детства) идей, согласно которым чтение – «работа», то есть приложение усилий, дисциплина, самопреодоление и прочие унылые вещи, которых и без того хватает. Чтение, настаивает она, – именно свобода и радость.

Но разве свобода и радость не воспитывают? Воспитывают ещё лучше дисциплинированного самопреодоления, оставляющего на всём существе человека глубокие неизгладимые вмятины, а то и шрамы. Воспитывают – потому что свободе и радости веришь, им идёшь навстречу (в том числе и с усилиями).

Особенно – умной свободе и умной радости. По аналогии с «мышечной радостью», здесь можно говорить о радости мускулов душевных и умственных.

Галина Юзефович – из тех, кто помогает этому научиться, – ясно понимая, что даже эта прекрасная позиция не универсальна. «Правда состоит в том, что мы (критики. – О.Б-Г.) нужны для разного и, предположительно, разным людям. Само существительное “критика” сегодня едва ли может существовать в единственном числе – нет единой “настоящей” критики, автоматически делающей все прочие поддельными и контрафактными. Есть критика объектоориентированная и навигационная (типичным её представителем являюсь я сама); есть критика размышления, по сути своей мало отличающаяся от собственно литературы; есть критика автопортретная, живущая где-то на границе с нишей “селебрити”, и есть множество разных других критик, обживающих зазоры между этими тремя направлениями. И если держать в голове предложенную матрицу и не лениться прикладывать её к встреченным литературно-критическим текстам, то, скорее всего, окажется, что от каждой из этих критик может быть немало пользы и удовольствия».

Разумеется, представляемый Галиной Юзефович тип рефлексии о книгах и текстах не заменит и не отменит критику классическую, «толстожурнальную» – эту «старшую», зрелую культурную форму, уходящую одним своим мощным корнем в литературоведение, другим – в публицистику, а многими прочими – в философию, социологию, психологию, теорию культуры и иные формы гуманитарной мысли. Но ведь и не пытается. Так же, как «классическая» критика не вытеснит рефлексию этого типа, просто уже потому, что не выполнит её, только ей свойственных задач. У культуры есть «быстрые» и «медленные» слои, и вместе им, по всей вероятности, не сойтись, но обмен элементами и спор между ними исключительно плодотворен. У разных критик разное место в культурном целом, которое – по крайней мере, в отношении литературы – держится и движется их диалогом и взаимодействием.

ПРИМЕЧАНИЯ:

¹ «Сегодня, – писал Василий Владимирский в 2016 году, – Галина Юзефович, пожалуй, догнала по популярности Льва Данилкина, который на протяжении многих лет оставался общепризнанным российским “критиком номер один”»

² «…короткие заметки в ее личном Фейсбуке, – пишет Юлия Варшавская, – воспринимаются десятками тысяч ее подписчиков как путеводитель по здравому смыслу» (Вот, вот, это уже ближе к существу дела).

3 Цит. по записи в Фейсбуке Сергея Чупринина.

⁴ ««Главный сегодняшний тренд — отказ от унификации эстетических вкусов, утрата четких и всеобщих ориентиров», – говорит она в журнале, как ни странно, «Машины и механизмы» (цит. по статье В. Владимирского).