Алексей Арнольдович Пурин (род. в 1955 г. в Ленинграде) — поэт, эссеист, переводчик. Автор полутора десятков стихотворных сборников (включая переиздания) и трех книг эссеистики (Воспоминания о Евтерпе. СПб., 1996; Утраченные аллюзии. СПб., 2001; Листья, цвет и ветка. СПб., 2010). В 2015 г. в С.-Петербурге вышло в свет собрание стихотворений «Почтовый голубь» (1974-2014). Переводит немецких и голландских (в соавторстве с И. М. Михайловой ) поэтов, вышли в свет шесть книг переводов.
С 1989 г. заведует отделом поэзии, а с 2002 г. также и отделом критики петербургского журнала «Звезда». В 1995—2006 гг. — соредактор литературного альманаха «Urbi» (Нижний Новгород—Прага—С.-Петербург; вышли в свет шестьдесят выпусков).
Лауреат Санкт-Петербургской литературной премии «Северная Пальмира» (1996 — в номинации «Эссеистика и критика», 2002 — в номинации «Поэзия») и др. премий. Участник 32-го ежегодного Международного поэтического фестиваля в Роттердаме (2001).
печатались в переводах на английский, голландский, итальянский, литовский, немецкий, польский, румынский, украинский, французский и чешский, в т. ч. в представительных антологиях. В 2001 г. в Дордрехте (Голландия) вышла в свет двуязычная книга стихов «De goudvink / Снигирь» (пер. на голл. Х. Боланда).
МУЗЫКА НА ЗАКАТЕ
…Das Ohr hört nachts…
Georg Trakl. Musik im Mirabell
1
В городке, раздобревшем на соли,
где играл вундеркинд в парике,
позабудем на день о юдоли
леденящей, о стынущей воле —
погуляем с синицей в руке.
Что нам клич журавлиный во мраке
и безлюбых небес неуют!..
Крендель булочной (вечные знаки!).
Пиво славное пьют австрияки
и божественный «захер» жуют.
Вот и правильно. Вот и бесспорно:
ни к чему нам мучительный свет
этой музыки после Адорно
(кто ж не знал, что искусство тлетворно?)!..
Только шарики вкусных конфет.
Только сон утешительной прозы,
где музыка, как струйка воды,
под журчаньем не прячет угрозы,
где сменили пуды сахарозы
кристаллической соли пуды.
Зальцбург
2
Мой принц, мы посетили Ваш
дворец. Теперь там — Эрмитаж
в миниатюре (модернисты:
Моне — блистает, Климт — блестит).
Но из окна всё тот же вид —
сребристый пруд и сад тенистый.
И Вена — вся, во всей красе —
что куст в мерцающей росе, —
в огнях, готовых распылаться.
И, как отряд передовой,
вступает в город, пусть и свой,
в потемках Нижнее палаццо…
Савойский, зри! прошли века;
ничья не справилась рука
с полком годин необоримым —
убит и смелый наповал;
а бург стоит, как и стоял,
когда-то бывший Третьим Римом.
Ваш меч, его судьбы залог,
остановить османов смог.
Но наросли потом проценты
(ведь жизнь — сама взаимосвязь)…
Зачем Сараево, мой князь,
Вы разорили после Зенты!
Вена. Дворец Бельведер
3
Цезари, лежащие в свинцовой
немоте серебряных ларцов…
Ах, и от системы образцовой
остается прах в конце концов!
В этом царства схожи с человеком,
в слепоте не видящим своей,
что нелепо верить оберегам —
договорам, скипетрам царей…
Где величье замысла, где смысла
торжество? Лишь Евровавилон.
Утекла обратно речка Висла,
а Дунай на лужи поделен.
Сорок правд — на месте двуединой,
сорок кривд и сорок языков…
Полон, как сардинница сардиной,
невеселый габсбургский альков…
Впрочем, что я! Нам бы их печали —
с нашей суетливой нищетой!..
Выйдем — снова скрипки зазвучали,
рестораны спорят с темнотой.
Вена. Церковь капуцинов
4
Пятый век они идут по насту
в абсолютной тишине,
как случалось разве астронавту
на Луне.
Вечереет, никакого звука
во вселенной больше нет.
(Но недаром «ночью внемлет ухо»
говорит поэт!)
Ни борзые не пугают лаем
пригород, ни птах
крики в небесах. Неузнаваем,
мир лежит впотьмах.
(Где он в Нидерландах эти скалы
видел, пейзажист, —
эти италийские оскалы,
шепчущие «st!»?)
Только отдаленный конькобежец
на пруду
стылый мрак безвременья разрежет
музыкой во льду.
Вена. Музей истории искусств
5
В старческой руке тысячелетний
скипетр только чудом не дрожит…
Римский император предпоследний —
патриарх библейский, Вечный Жид, —
переживший всех, похоронивший
младших братьев, сына и жену, —
как Пандорин ящик, отворивший
страшную войну.
Здесь он умер, слушая раскаты
рукотворных гроз,
с юности любивший «аты-баты»
и не знавший слез…
Мерный листопад армейских сводок,
мировой спектакль…
Где-то там вдали — какой-то Гродек
и какой-то Тракль.
Вена. Дворец Шёнбрунн
6
Музыка бывает только в Вене.
Только в Вене царственной она
неподвластна порче и подмене.
Только в Вене музыка — Жена, —
Дева, облаченная в свеченье,
в колыханье жаркое смычков.
Здесь ясней ее предназначенье:
«Рай таков! — твердить нам. — Рай таков!»
…Или это море золотое
в белом и лазоревом цвету?..
Не решусь, как будущий Никто, я
перейти заветную черту.
Задержусь у ратуши с бокалом
мозельвейна. На большом панно —
оперные арии… Вокалом
этим всё, что знал, посрамлено!..
Безразлично мне, что дело к ночи,
что вокруг всё глуше и темней,
что до тьмы дорога всё короче…
Ночь поет! И дело только в Ней…
Только в Вене бурной словно в вену
введена холодная игла,
чтоб душа Прекрасную Елену
из персти земной узреть смогла.
Вена. У Новой ратуши
РИМСКИЕ ДНИ
1. Circo Massimo
Прекрасного должно быть до фига:
и шествия, и скачки, и бега;
согнать со всей империи рычащих
зверей, вождей плененных и слонов —
и двинуть в ров, — основа из основ;
с улыбкой слушать царедворцев льстящих
и удовлетворенный рев арен.
А то, что ты — какой-то там Макрен,
Макрин, минутный повелитель Рима,
вчерашний всадник, завтрашняя снедь
ожесточенья, лучше не иметь
в виду; твоя судьба непоправима.
Сиди, смотри кровавые бои —
их любят все сограждане твои,
но распаленным этих зрелищ мало:
убить тебя — что кинуть конфетти! —
убить тебя — и бросить на пути
вступающего в Рим Элагабала.
Терпеть того в теченье лет пяти.
2. Palatino
Великое Ничто — то в мраморе крылатом,
то в золоте литом, — по храмам и палатам
расставленное здесь искуснейшей рукой
несметных мертвецов, несомых, как рекой
забвения, на миг явившейся минутой,
являет в суете красы свой облик лютый.
Не о глазницах терм реку — о полноте
Прекрасного, увы, подобной пустоте, —
о трепетной Пьете на фоне вечных сосен:
незнающим, им кряж могильный плодоносен;
но ты — как Пий, как Сикст, — лишь камень, щебень, тлен, —
запечатлен резцом иль не запечатлен.
Поверил бы отцам, пророчащим деревьям
о Царстве Неземном; но утлым суеверьям
потворствуют собор, надгробие, плита…
Нет, здесь не дышит Дух; Искусство — пустота.
Убогому уму оно — подмена Бога…
Боюсь, за это с нас никто не спросит строго.
3. Quirinale / Pinus pinea
И Сикст, и Пий, и Цезарь, и Нерон…
Процессия всеобщих похорон.
Ты — кладбище громадное всего лишь,
прекрасный Рим под небом голубым;
и странно мне, что ракурсом любым
ты мой недолговечный глаз неволишь.
Ужели персть земная — и титан,
кем потолок капеллы папской дан —
и грозная стена напоминанья?
Сменяются хозяева палат,
с творцами их соскальзывая в ад;
разрушатся и статуи, и зданья…
А я, чужак, как некогда Север
какой-нибудь, не знающий манер,
гляжу на этот Голем с Квиринала —
и пинии, раскрытой в небеса,
твержу свое «Спасительна краса!»;
но и Петра она не понимала.
4. Pantheon
Отверстие, нацеленное в высь:
не всем богам, небесным лишь молись.
Построил, пишут, щедрый Марк Агриппа,
друг Августа; а позже Адриан
украсил; был ободран и засран;
но выстоял, очнувшись, как от гриппа,
от бреда и беспамятства веков.
Величественнейший из потолков,
скажи, о чем молчат твои кессоны!
Где боги — Марс, Меркурий, Аполлон,
Юпитер?.. Ими космос населен
или Аид? Где слышимы их стоны?..
(За два тысячелетия никто
не посягнул на звездное лото,
на домино небесное: ни Марка
нет, ни Петра, ни Павла, ни Луки
на зыбком своде; только светляки
язычников на нем сгорают ярко.)
Теперь тут церковь Мучеников всех
и Приснодевы… но — прости мой грех,
Заступница, — неясные святыни:
могилы итальянских королей,
ученая окружность, а над ней —
не крест, но линза безответной сини.
5. Serapeum. Tivoli
Он приходил сюда по вечерам,
один — и воскресал прекрасный срам:
Александрия, грязный рай Канопа,
где Каллипиге вторит Каллиопа.
Всё совершилось в жизни, всё сбылось.
Он видел мир, как пифия, насквозь —
все чудеса, все страны, все чертоги…
И сам он — бог. И с ним сроднились боги —
Серапис, Нил, Асклепий, Антиной…
Он верит в них, как в зримое: их зной
неугасим в сетчатках опаленных.
Солдаты спят никчемные, жена.
И лишь александрийская луна
всю ночь горит из вод желто-зеленых.
6. 1. Laterano
«Prossima fermata San Giovanni».
Выйди, онемев от красоты…
…В катакомбах, в клетках, в котловане…
Большинства людей счастливей ты.
В черноту зрачка нетерпеливо
собираешь Рим. Ну, погляди:
в грозовую даль уходит Via
Appia. Постель возьми, иди!
6. 2. Santa Maria in Palmis
Изумился Идущему в чрево
вавилонское: «Боже, куда?!»
Ни направо свернуть, ни налево…
Ничего нет прекрасней стыда!
Надо думать, он встал с петухами,
чтобы вновь от судьбы ускользнуть;
но внезапно огромное — камень! —
преградило спасительный путь:
«Ну а ты-то куда?» — и взглянуло,
как возлюбленный преданный, в ночь
его глаз. И Петра развернуло…
Только стыд и способен помочь.
7. San Pietro
Благославил Франческо из окна
столпившийся на площади народ.
Было одна рука его видна.
И в тот же день (как бы наоборот)
нам повстречался беженец без рук,
просящий подаяния араб.
О, эта нищета! О, этот Юг!..
Когда же мир узрит безруких пап?
РОМАНСЕРО
Безумная Барселона
с фонтанами на груди,
где строят дома наклонно
и где растет Гауди;
Валенсия — вроде вальса
над втоптанной в твердь рекой
(о канувшем не печалься —
махни ему вслед рукой!);
гранатовая Гранада
в дурмане арабских зал,
куда круглоту квадрата
вписал император Карл;
откосов и дуг усилье,
собой изумивших мир, —
сервильнейшая Севилья,
клавирный Гвадалквивир;
стоарочная Кордова —
как соты во весь экран,
где храму мечеть основа
и в Библию вбит Коран;
в бреду иль на грани бреда,
как если б и вправду Грек
его начертал, — Толедо
в кольце торопливых рек; —
и нас приведет дорога
в стучащий о мрамор плит,
в цветущий своим барокко,
в кишащий людьми Мадрид.
NEWS
Хувишка, царь кушанский, на слоне,
в богатом платье, в бронзовой броне.
Он — сын Васишки. Брат его, Канишка,
пытался бунтовать, но усмирен
и, видимо, убит. И правит он —
богоподобный на слоне Хувишка.
На реверсе господь четверорук:
ни Шива и ни Митра — только звук.
Еще столетий пять до Мухаммада.
Но дайте срок — Хувишка на слоне
до Лондона дойдет, поверьте мне, —
до Бостона, Парижа, Сталинграда.
