Наталия Черных

Поэт, эссеист, прозаик. Живёт в Москве.

Автор поэтических книг «Камена» (Русский Гулливер», 2007), «Письма заложника» («АРГО-РИСК», 2012) и других.

Первая публикация – сентябрь 1993 года, газета «Русская мысль». Стихи, эссе о современной литературе и проза опубликованы в «Новом Мире», «Волге», «Знамени», «НЛО», во многих других бумажных и сетевых изданиях.

Сотрудничала с издательствами АСТ, ЭКСМО, «Русский Гулливер» и др.

Роман «Слабые сильные» («Волга, 2015, 3 и 4) вошел в лонг-лист «Большой книги».

Лауреат Филаретовской премии за лучшее стихотворение 2001 года.

Обзор литературных мероприятий: май 2018 г.

Жажда и античность

16 мая поэт Сергей Завьялов в Библиотеке имени Некрасова представил новую книгу «Стихотворения и поэмы 1992 – 2017». Он редкий в России гость – всем любителям и читателям поэзии стоило бы прийти на уникальный вечер. Однако есть поэзия не для всех, и это выражение к новой книге Сергея Завьялова применимо полностью. Нужно было бы слушать и внимать, но легче тусоваться, с чем пьяненький околопоэтический мир и поздравляю. Осень культуры идет уже давно и всё никак не закончится.

Молодые фигуранты уходят со сцены, оставляя после себя токсичные микрокульты, а умирающий Завьялов жив и представил новую поэму, вошедшую в новую книгу.

18 мая поэту исполнилось 60 лет, а это – причина для большого поэтического тура.

Сколько ни слушаю поэтов, лучше Сергея Завьялова никто не читает. Строки Горациева «Памятника» (а на самом деле – тридцатая ода третьей книги од) я слушала так, как если бы его читал сам Гораций. Это знаменитое произведение прозвучало на дивной латыни в самом конце вечера, включено в одну из новых поэм (Завьялов – аскет этого жанра) и замечательно раскрыто. Именно раскрыто. Поэт разворачивает оду во времени, освобождает от налёта лжелегендарной древности, вызывает из неё угасающие голоса, добавляет им громкости, и преображённое произведение сияет новизной. Завьялов не перекраивает оригинал, он, наоборот, погружает в него читателя, как в море, и вместе с читателем – всё, на чём лежит свет этого оригинала; так возникает великолепная в своей сверхзвуковой тяжести поэма.

Начался вечер с чтения од, написанных в девяностые (в том числе – трогательнейшей «Эномай молится Гелиосу», чтение которой слышала не раз, первое – лет двадцать назад), затем поэт, минуя в высшей степени экспериментальные и тем ценные «Риторические фигуры», и триптих «Сквозь зубы», поднимающий вопрос отношений войны и поэзии, а также «Четыре хороших повести», двойную пощёчину современному искусству и его противникам, сразу перешёл к «Советским кантатам», предварив их довольно коротким и ёмким предисловием. Из кантат прочитана была «Комсомолец-инвалид с книгой Николая Островского».

Получилось, что произведения – «фигуры умолчания» – сыграли в вечере не меньшую роль, чем прочитанные. Молчащие стихи говорили наравне с немолчащими. Это был довольно новый и очень интересный ход.

После чтения завершающей поэмы начались вопросы, из которых многие касались значения и места искусства в современном мире. Идея культурной резервации себя не исчерпала. Евгения Вежлян, по своему обыкновению, довольно въедливо спрашивала о значении и роли художника сейчас, надеясь услышать ответ точный и окончательный. Но, видимо, его нет в принципе.

Поэт – издревле герой. Полумеры не для него. Тем более – в современности, где очень многое, что на протяжении тысячелетий скрепляло жизнь человечества, уходит под воду. Голос Завьялова – это голос ещё живой, населённой и прекрасной Атлантиды, и нужно спешить его собрать на носители и слушать вживую.

Конечно, описание комплиментарно. Но автор того стоит¹.

К границам провинции

31 мая в Библиотеке имени Трифонова на Новослободской, в пространстве студии «Личный взгляд», созданной энтузиасткой соврлита Людмилой Вязмитиновой, прошла сдвоенная презентация альманаха «Среда» – №№ 10 — 11. Сдвоенные вечера порой бывает интересно смотреть несколько вскользь, посередине разворота и по обеим диагоналям. Во внимательное и симпатичное чтение авторов одного за другим более тридцати минут я давно не верю, и, видимо, это так. Надулись все литтусовщики, шарик улетел, так что рассказываю про сдвоенный вечер.

Я числилась автором десятого номера: в нём опубликован фрагмент романа «Неоконченная хроника перемещений одежды», который был представлен в библиотеке имени Некрасова на Бауманской 28 мая, это был медиавечер, состоящий из показа фотоколлажей, живого чтения, видеороликов и довольно оживлённой дискуссии об одежде девяностых. Писать о собственных опытах желание есть, но желания мало.

Итак, «Среда» № 10, как сказала воздушная Ольга Логош, ворвавшаяся в нынешнее майско-московское пространство, представляет в основном авторов из Петербурга. В числе названных был и бывший псковский житель, чудесный поэт и преподаватель, Всеволод Рожнятовский, ныне покойный. Так что он не совсем петербуржец.

Если москвич скажет петербуржцу «питерец» или назовёт его город «Питер», жди кровной обиды навсегда. Никогда этого не делайте, москвичи. Это Петербург и даже Санкт-Петербург, северная культурная столица! Не забывайте, что, вступая в контакт с северными соседями, вы по умолчанию хам и деспот, потому что москвич. Здесь нужна речь немного льстивая и уж, конечно, невозмутимая.

Однако мне ужасно нравится непроходимый питерский провинциализм, имеющий аккуратные, я бы даже сказала холёные, границы и некоторую сохранившуюся глубину, из которой тянет не очень приятно, как из фонтанов в конце лета.

«Небесный Петербург», найденный и выращенный великими голодранцами от искусства в семидесятые и в первой половине восьмидесятых (в поэзии это Виктор Кривулин, Олег Охапкин, Александр Миронов и Елена Шварц, в фотографии – Борис Смелов), снова скрыл свой блистающий лик. Не прошло и двадцати лет, а на месте великолепных строений другой культуры (по Кривулину – полукультуры) образовались провалы, и новые культуртрегеры и культуртрегерши (чтобы не было унижения по гендерному признаку) ломанулись в деревню за талантами. Деревню не нашли, пришлось набирать авторов из подворотен, а они пока ещё есть. Только уже выдохшиеся от условно свежего туристического ветра. Культуртрегеры постарше ломанулись за молодыми, выбора у них нет: хоть так в мутноватую реку новизны вольётся прежняя Нева.

Туристический налёт присутствовал и выборе авторов для «Среды», это было неизбежно. Однако Ольга Логош так трогательно развевалась на московских сквозняках, а Владимир Пряхин, затеявший все это действо, так пленительно улыбался, что я наконец уверилась в спасительном действии петербургского провинциализма (хотя Пряхин не петербуржец).

В петербургской теме отмечу негромкое и очень характерное чтение Елены Галактионовой, на чьей внешности лежал отблеск начинающихся и уже идущих белых ночей. Вспомнился «Пулковский меридиан» Веры Инбер: «В одиннадцать часов ещё светло».

Сдвоенный вечер открыл Владимир Пряхин. Вряд ли он помнил о биполярности Москва-Петербург, описанной Виктором Кривулиным в одном из кардинальных для него эссе, но его короткое и организующее пространство вечера слово затронуло и эту тему.

Первой читала изумрудная Елена Зейферт. У выступления этой поэтессы сложился для меня отдельный образ: древнее, искорёженное и обросшее временем золотое кольцо с изумрудом упало на только что положенную плитку и, звеня и подпрыгивая, катится в ярко освещённый угол. История любви Ипполита и Федры, рассказанная Еленой Зейферт, одновременно и строго-канонична (упомянутый выше Сергей Завьялов склонил бы ухо к этому опыту), и словесно-зрелищна, и почему-то вспомнилось кино шестидесятых (фильм Жюля Дассена с прекрасной Мелиной Меркури). Это выступление было почти царственным, после него ожидалось некоторое ослабление поэтического напора.

Однако Андрей Цуканов расслабиться не дал. Было очень хорошо его слушать, как прохладный, именно щадяще-прохладный, а не ледяной, душ после античного пекла. История о российском происхождении Макдональдса – рязанские братья Макошины – записана верлибром, но таким, который запоминается как прибаутка, и кажется, что такие стихи тебе читали в детстве. Цуканов читает негромко, но очень внятно и с чёткими интонациями, что контрастировало с клёкотом Зейферт и в целом смотрелось художественно.

Анна Орлицкая выступала дважды: со своими верлибрами, яркими, вызывающе-женственными и строгими, и с переводом Томаса Элиота, и не чего-нибудь, а «Полых людей», сделанных Юрием Орлицким, который на тот момент находился в Германии. «Полые люди», звучащие поэтическим голосом Орлицкого, оказались мягче и драматичнее, чем у каноничного Андрея Сергеева. Это было ценное выступление.

Марлена Мош обаяла почти полный зал певучим голосом и молитвенным чтением. Тот редкий случай, когда я верю, что поэт, читая стихи, тянется из всех сил к молитве, порой даже смотреть неловко, не хочется мешать молитве.

Ольга Логош со страстью предштормового ветра представила медитативную и замечательно орнаментальную Майю Шереметеву. Но самое интересное было в середине вечера, когда Логош прочитала стихи Всеволода Рожнятовского, предварив выступление рассказом о поэте, о его «трёх жизнях», и я была счастлива немного в этом рассказе поучаствовать. Мне не очень нравится, когда читают стихи покойных поэтов, обычно в чтении проступает нечто спекулятивное, почти надменное. Но Ольга Логош так глубоко ушла в слово Рожнятовского, что возник «эффект лампочки» – я просто вспомнила самого Севу, как он позволял себя называть.

Владимир Пряхин читал не только свои опусы, но и стихи бурятского поэта Баира Дугарова, который, судя по всему, из кайчи – это особый род алтайских певцов-сказителей. Чтение стихов Баира Дугарова имело небольшое предисловие о странном скрещении судеб родных Владимира и Баира. В стихах общего не наблюдалось, но эти поэты даже в них оглядываются, узнавая друг друга. Это была интересная игра с зеркалами, стоящими под углом одно к другому.

Людмила Вязмитинова прочитала верлибры, которых, по её словам, не так много. Её выступление всегда кажется долгим, раздумчивым, насыщенным.

В целом вечер-складень оставил приятное впечатление. Атлантида дышала и, хотя её лицо уже покрыто водой, дыхание ещё выходило на поверхность, к нам.

Май закончился, обзор готов. Что принесёт литературное лето, пока неизвестно, так что следует найти удовлетворительный перевод Первой книги Од Горация. Что там? Переводов античности катастрофически мало, несмотря на полные залы поэтов.

_______________________________

¹ О вечере Сергея Завьялова см. также: Людмила Вязмитинова. КТО/ГДЕ/КОГДА 22.05.18. – Прим. ред.