Ирина ПИН (Петрова Ирина Николаевна) родилась в Москве. Окончила МГПИИЯ им. М. Тореза, преподаватель английского языка, кандидат педагогических наук. Автор многочисленных научных статей и учебных пособий на английском языке. На протяжении нескольких лет публиковала небольшие зарисовки в латвийской газете «Вентас Балсс». В 2011 издала сборник «стишков и рассказиков» «Сижу на заборе в обличье вороньем». Свои маленькие рассказы она называет «лапидарики», это её авторский неологизм. Участвует в семинаре Анны Аркатовой «Египетские ночи»; экспромты Ирины ПИН опубликованы. В 2020 вышла большая подборка её прозы в журнале современной русской литературы «Наша улица».
Короткий рассказ Ирины ПИН вошёл в шорт-лист первого сезона конкурса «Две ладони» (2020), проводимого Международным литературным порталом Textura.
Автор фото — Валерия Аранович
Мы продолжаем публикацию рассказов, написанных специально для портала Textura финалистами конкурса «Две ладони—2020» по приглашению отдела прозы, сделанному нашим авторам по окончании первого сезона конкурса.
Антикризисные глаза
Исполняющий обязанности ректора университета, доктор экономических наук, действительный и почетный член иностранных обществ и двух международных академий диаметрально разного профиля, член-корреспондент всего возможного, главный редактор журнала рецензируемых научных публикаций, председатель диссертационного совета и прочая, прочая, прочая, профессор Марк Андреевич Гарголин был гением.
Родившись, он перепугал молодую мать. Она посмотрела на его глаза и пошла топиться. Она ещё не знала, что природа в последнюю минуту передумала и наградила его цепким умом.
Где бы он ни работал, все подчиненные не сговариваясь называли его Горгонычем: тройной узел из фамилии Гарголин, огнедышащего Горыныча и лохматенькой Медузы Горгоны с её небезызвестными глазками.
Глаза Горгоныча были с особенностью: как у рака шарообразные и будто на подвеске. Пучеглаз был мужчина очень, и окружающим чудилось, будто он вращает ими в разные стороны одновременно, подмечая всё и вся. Вполне естественно, что никто из его подчинённых лишний раз не хотел попадать в неведомо где притаившийся фокус. Впрочем, в глубине души он и сам своих глаз немного стеснялся и потому всегда носил затемнённые очки со стёклами без диоптрий. Имиджевые.
Горгоныч был спокоен, тактичен, нейтрально дипломатичен, вежливо сдержан и красноречив — редкое сочетание для начальника. Все так и говорили. А глазастую секретаршу, у которой на корпоративе после двух рюмок коньяка развязался язык, уволили наутро.
У Горгоныча была специфика: он был кризисным управляющим. С того времени как Россия вступила на скользкий путь капитализма, тут и там надо было что-то оптимизировать. Востребованность Горгоныча росла. Нервотрепка кормила его, и глаза бешено вращались, как рулетка в казино. Марк Андреевич искал и находил себя в удалении нарывов хирургическим путём: «Чирей взрывается, разбрызгивая по ходу движения воспалительную жидкость, гной и кровь». Кризисный управляющий считал, что фурункул, прорвавшийся естественным образом, оставляет после себя язвы. Нехорошо. В кратере могут остаться некротические массы, а это уже патологический процесс, ведущий к гибели ткани в живом организме. Будучи, помимо прочего, кандидатом медицинских наук, до отчаянно критичного состояния Марк Андреевич дело не доводил. За людьми нужен глаз да глаз.
Горгоныча ценили: внедряли сверху, а потом перебрасывали на новое место, на ещё более высокий пост — и, как правило, всё по иерархии высшего образования.
Самой частотной формулировкой в его трудовой книжке была длинная шипящая змея «исполняющий обязанности». Годами Горгоныч стоял в шаге от вожделенной вершины, мечтая утратить унизительный аббревиатурный привесок — «ИО»: чудились Горгонычу омерзительные вопли ишака, бродившего вокруг бараков его стройотрядной юности в Средней Азии.
Новый день — и он, и он — опять ио ректора.
Сегодня исполняет обязанности ректора в блатном московском вузике для отпрысков структурных и системных родителей. Было время, когда универы плодились, как грибы. Дождик давно кончился, а грибы стоят. Перед Горгонычем привычная задача: в кратчайшие сроки освободиться от 90 % прежнего профессорско-преподавательского состава. Жалованье у ППС мэрское, презавиднейшее, народ накапливался восемнадцать лет, без Горгоныча таких никак не оптимизировать.
«Все проблемы временные, — спокойно и уверенно сказал Горгоныч на общем собрании коллектива, — я ничего не собираюсь менять без вашего ведома». На неприятные вопросы обещал ответить позже. Всех пригласил прийти лично. Даже индивидуально. Собрание прошло в крепком антикризисном режиме и такой гробовой тишине, что склизкий приварок ио вот уже почти отвалился, ишак убежал в пустыню, Горгоныч почуял живое дело. Ио-хо-хо! Где эта бутылка рому наконец.
На следующий день всем без исключения были розданы уведомления об увольнении в связи с реорганизацией, а желающих, буде таковые отыщутся, приглашали на конкурс. Коллектив был ошарашен — никто не ожидал такого коварства сразу после демократично проведённого вечера, ну да что ж, давай смиряться да становиться на учёт в городскую биржу труда в ожидании места под образовательным солнцем. Один второкурсник, тайно влюблённый в преподавательницу английского, чрезвычайно расстроился. Присел на лавочку во дворике оптимизированного вузика. Подумал, вскочил, выхватил айфончик и куда-то позвонил.
…Счастливый Горыныч прибежал домой и с ненавистью посмотрел в зеркало, словно в проклятую трудовую книжку, изувеченную ослиными воплями ио, ио, ио.
За очками что-то странно вспухло и трепещет. Удивлённый без-пяти-минут-не-ио сорвал свои тёмные очки, которые имиджевые. Глаза выпрыгнули, покатились, подскакивая, под трильяж, за шифоньер, мягко и дипломатично стуча, потом шипя и наконец хлюпая.
Эдипов комплекс
Планктон является, пожалуй, самым недооцененным видом организмов подводного царства. Рассуждая о морях и океанах, мы, люди разумные из семейства гоминидов отряда приматов класса млекопитающих, высшие представители фауны, обычно удивляемся коварству акул, восхищаемся мощью китов, восторгаемся чарующей пластикой и умом дельфинов, поражаемся мозаичному многообразию рыб, но практически игнорируем серую биомассу, без которой была бы невозможной жизнь на нашем шарике. А ведь планктон миллионы лет назад первым запустил процесс выработки кислорода, положил начало образованию атмосферы, коей мы, человечество, живём и дышим…
Иван Александрович сидел в президиуме и смотрел на людское море, простирающееся перед ним. Нет, не море, потому что морская водная стихия — изменчива и глубока. То, что представало перед взглядом Ивана Александровича, было серой массой, органикой, планктоном. «Да, да, — подумал Иван Александрович, — именно планктон! Вот правильное слово, отражающее суть и сущность любого производственного коллектива: животная совокупность организмов, неспособных самостоятельно сопротивляться течениям…»
Планктон же, в свою очередь, глазел со своих рядовых мест на президиум и на председательствующего Ивана Александровича.
Лицо этого уважаемого человека не выражало никаких эмоций, это было непроницаемое лицо сфинкса. Иван Александрович разбирался в мифологии и любил проводить философские аллегории с имевшими место в реальной действительности событиями. Вот и сейчас он представлял самого себя именно сфинксом, хотя из мифологии знал, что сфинксом-то была коварная женщина, кровожадная и безжалостная демоница разрушения. Злобная барышня подстерегала путников, задавала им одну и ту же хитроумную загадку и съедала тех, кто не мог её отгадать, то есть всех!
«Глупая женщина, — подумал Иван Александрович, — зачем убивать-то, достаточно просто напугать и заставить на себя работать». Убийство ради убийства он никогда не поощрял и не оправдывал. «Кстати, надо будет освежить в памяти, что там в конце концов случилось, с этой «джарией». Иван Александрович был по своему первому образованию, ещё до Высшей партийной школы КПСС, переводчиком-арабистом, побывавшем на Ближнем Востоке, и иногда арабские слова стучались кстати и некстати в его стройные мысли. Сейчас слово всплыло кстати, потому что «джария» по-арабски означает красивую молодую женщину. Так звали одну из жён пророка Мухаммеда. «Кажется, кто-то всё-таки разгадал её загадку», — продолжал размышлять Иван Александрович. «И вообще эти греки всё переиначили в египетской мифологии. Надо-надо воскресить в памяти эту байку!» — Иван Александрович мысленно поставил знак «нотабене» напротив своего намерения и одобрительно кивнул головой, так что все присутствующие поняли, что председательствующий внимательно слушает оратора.
Иван Александрович был человеком очень уважаемым, как сейчас говорят, ВИП-персоной, и эта иностранная аббревиатура ему очень импонировала. Такая лаконичная, хлёсткая, значительная. Она была сродни ВПШ, которую он закончил с отличием и вспоминал с теплотой.
Председательствовать в разных президиумах ему приходилось очень часто, почти каждый день, но сегодня повод был следующим. Подведомственный его министерству коллектив предприятия выбирал себе руководителя, как и положено, по конкурсу. Это коллектив себе так думал, что он выбирает, и был настроен очень продуктивно и конструктивно. Для соблюдения интриги претендентов было трое. Но один был подсадной уткой и вот только что взял самоотвод, а двум другим предстояло побороться, вернее, это коллектив думал, что им предстояло сражение. На самом деле такие вещи на самотёк никто не пускает, мало ли что коллективу, даже такому управляемому, как этот, может взбрести в голову. «И на планктонные организмы влияют течения…», — отдалась эхом рассудительная мысль в мудрой голове Ивана Александровича.
В подведомственном структурном подразделении была проведена большая предварительная работа. К тому же где-то за месяц всем сотрудникам дали большую премию, нежданно-негаданно, и люди были очень довольны, сперва не поняли, почему вдруг такое счастье привалило, но выяснять что к чему и задавать неудобные вопросы начальству никто не стал. А премию дали так, авансом, на всякий случай, причём всем, независимо от заслуг. Люди с выбором руководителя это никак не связывали, потому что не накануне решающего дня деньги выдали, а гораздо раньше, поэтому и связи народ не увидел. Но Иван Александрович такие вещи просчитывал наверняка и знал, что настроение у всех благодушное, но в то же время боевое: за старые порядки насмерть стоять будут!
Сейчас перед коллективом с программной речью выступал переизбираемый, немолодой претендент, свой, управляемый. Он что-то скучно бубнил, не поднимая головы от своего доклада, ещё на прошлой неделе одобренного Иваном Александровичем: некоторые основные тезисы он собственноручно вписал в речь оратора. Докладчика никто не слушал, но и не мешал. Все сидели молча, погруженные в свои мысли. Периодически, когда наступала пауза, люди оживлялись и аплодировали своему начальнику. Так случилось и сейчас, когда Иван Александрович тряхнул головой: планктон повёлся в нужном направлении.
Вслед за медленно и тяжело сошедшим, внимательно смотрящим себе под ноги пожилым переизбираемым, на трибуну взлетел молодой кандидат на должность, претендент со стороны, незнакомый сплоченному коллективу… И — о ужас! доселе управляемая команда потеряла над собой контроль: соискатель был и умницей, и лицедеем, и оратором. Прямо киндер-сюрприз какой-то: три в одном! Аудиторию он очаровал в мгновение, будто дьявольское наваждение какое-то на них нашло, зал очнулся, загудел, соседи справа и слева стали выяснять друг у друга, как того зовут, оказалось, Эдуардом, тут же плебс и окрестил выскочку Эдиком Великолепным. В отведенном перерыве тайным голосованием он и был избран, о чём и объявили сразу после кофе-брейка.
Лицо у Ивана Александровича во время оглашения результатов голосования выражало всю гамму эмоций от крайнего удивления до праведного негодования и уже совсем не напоминало маску сфинкса.
Через две недели Иван Александрович в новом статусе помощника Руководителя понуро открывал двери своего бывшего подведомственного института, куратором которого он еще недавно был, и куда теперь его, разжалованного из министерства, взяли из сострадания работать.
Ему отвели маленький кабинетик около женского туалета: не то чтобы хотели унизить, просто с аудиторным фондом был большой напряг. Иван Александрович, пока шёл в отведенную для него каморку, старался не замечать ехидных взглядов, глаза опустил долу и так ни с кем и не поздоровался в ответ. Он сам себе открыл дверь, зашёл, разделся, подошёл к окну, раздвинул жалюзи, впуская серый свет мрачного утра, тяжело вздохнул, сел в скрипучее кресло за дешёвым столом. И тут только заметил на его поверхности красочное, подарочное, очень дорогое издание художественного альбома «Мифы Древней Греции», которое он мог бы купить, да так и не купил в свое время, поскольку привык получать такие вещи в подарок. Открыв книгу, прямо на титульном листе он увидел размашистую дарственную надпись вновь избранного руководителя: «Ивану Александровичу — человеку и сфинксу. Двигая фигуры по доске жизни, помни изменчивые правила игры и разгаданную энигму Сфинкса. Эдип Великолепный». «Наверное, описался», — злорадно подумал Иван Александрович.
