Евгений Абдуллаев – поэт, прозаик, критик. Родился и живёт в Ташкенте. Стихи и прозу публикует под псевдонимом Сухбат Афлатуни. Автор многочисленных публикаций в литературных журналах и четырёх книг прозы. Лауреат премий журнала «Октябрь» (2004, 2006, 2015), «Русской премии» (2005, 2011), финалист премий имени Ю. Казакова (2008), «Ясная Поляна» (2016) и «Русский Букер» (2016).
Фотография Санджара Янышева
Евгений Абдуллаев о литературных итогах 2017 года
Событием года стала Революция. Ничего, что произошла сто лет назад: все дружно писали о революции. Непрерывно ощущал себя в каком-то виртуальном прокуренном Смольном.
И здесь, впрочем, было что-то заметное. Например, «эксмовский» сборник рассказов «Дюжина слов об Октябре» (особенно рассказы Геласимова и Шульпякова). И интересная многослойная поэма Наталии Азаровой «Революция» в 20-м выпуске «Транслита». Но о книгах и текстах скажу ниже.
А другой юбилей прошел как-то литературно незамеченным. 1937–2017. Не менее важный, если не более. В 17-м сменилась власть, в 37-м – само общество. Реликтовое излучение этого, последнего, изменения ощущается и сегодня.
Другие события… Там, где не дули октябрьские ветра, шла обычная литературная работа. Интересная, рутинная, всякая.
Тенденции? Можно сказать о некоторых институциональных. О литературных премиях, например.
Если сравнить с прошлым годом, то вроде бы жизнь налаживается. В «лиterraтурном» обзоре 2016-го посетовал, что «Поэт» превращается в «поэтический собес» – в прошлом году дали сорокалетнему Максиму Амелину (рад). Упомянул в том же обзоре, что «Национальный бестселлер» из «национального» делается все больше «питерским» (четвёртый год подряд давался питерским авторам) – в прошлом году лауреатом стала москвичка Анна Козлова. Ну и ещё пара прошлогодних сетований – и по «Букеру», и по «Большой книге», инерция несколько сбита. Воскресла замечательная премия «Московский счёт» (одновременно, правда, «замолчала» не менее замечательная «Русская премия»…).
Что касается награждений в поэтической номинации Премии Белого, на предсказуемость которых я в том обзоре попенял, то тут «на западном фронте без перемен». Вручили ещё одному постоянному автору поэтической серии «НЛО», Станиславу Львовскому. За Львовского рад – если не как за стихотворца, то как за талантливого журналиста и эссеиста. За премию… Да и за премию. Самая консервативная и ортодоксальная в отношении того, что принято называть «модернизмом» (повторюсь, речь идёт именно о поэтической части «Белочки»). И пусть такой и остаётся.
Занятнее другое, как раз из серии тенденций. То, что я уже как-то назвал «клонированием» премии Белого. Я имею в виду возникшие несколько лет назад премии имени Драгомощенко (для поэтического молодняка) и «Различие» (для «модернистов» пенсионного и предпенсионного возраста). То есть весь жизненный цикл стихотворца, регулярно печатающегося в журнале «Воздух» и периодически – в поэтических сериях «Воздуха» и/или «НЛО» – фактически охвачен.
В ушедшем году процесс двинулся дальше. Удивил «Московский счёт». Вначале порадовал – тем, что возродился, а потом слегка удивил. Вручаются там, напомню, две премии, большая и малая. Ещё несколько, кроме них: поощрительных, специальных, дипломов… Но важны вот эти самые две. И все эти годы премии удавалось сохранять баланс между условными традиционалистами и не менее условными модернистами. Одна премия доставалась, как правило, одним, другая – другим. В прошлом году баланс «съехал». Большая премия была вручена Михаилу Айзенбергу, малая – Ксении Чарыевой. Оба – авторы журнала «Воздух», «воздуховской» серии «Арго-Риск» и прочая и прочая.
Как и в случае с Львовским – вопросов по конкретным персоналиям у меня нет, и возмущаться, что «дали не тем», не собираюсь. Кому дали, тому дали. И у Айзенберга есть хорошие стихи, и у Чарыевой они, возможно, будут: поэт молодой. И не склонен связывать этот выбор с тем, что с прошлого года спонсором премии стал Фонд Михаила Прохорова (который спонсирует и Премию Белого); я не поклонник премиальной конспирологии. Дело не в именах, и не в тех, «кто девушку ужинает», дело в тенденциях. Конечно, по премированию одного года еще рано судить, но если и «Московский счёт» станет ещё одной реинкарнацией Премии Белого, это будет скучновато.
Или другой случай – прошлогоднее вручение «Anthologia» Полине Барсковой, поэту, чьё имя в списках «Белочки» выглядело бы гораздо логичней. Она там и была уже лауреатом, – правда, за прозу.
Повторюсь: дело не в именах и даже не в премиях («Кто победил на площади…»). Дело в состоянии современной литературы. Той самой, существование которой недавно на «Кольте» отрицала замечательный критик Евгения Вежлян. «Никакой «литературы» как того целого, которое имеет ту или иную подлежащую осмыслению конфигурацию, больше не существует. Есть книги. Отдельные. Захватывающе интересные. Важные».
Насчёт книг спорить не буду – сам ниже скажу о некоторых. А вот что касается «литературы»… Похоже, коллега Вежлян настолько увлеклась социологическими исследованиями «деревьев» (и прочей литературной макро- и микрофлоры), что немного перестала видеть за ними «лес». Который, тем не менее, существует. Разумеется, как концепт – пощупать её руками, в отличие от той или иной книжки, нельзя. Но без этого понимания целого и возникает то состояние эстетического замешательства, тот мутноватый релятивизм, в котором – под благим предлогом отражения разных поэтик – оказывается «всё во всём», всё течет и взаимосмешивается. Статью, что ли, специально написать, чем филологическое стихотворство отличается от поэзии? Придётся, наверное.
Нет, я не против филологических экспериментов. «Мы, – растлившие ткань языка…» – как честно пишет о себе и о своих, вероятно, единомышленниках Полина Барскова. И прекрасно. Пусть, если угодно, растлевают её и дальше – на специально отведенных для этого территориях, в своих университетах, семинарах, премиях и проч. Я лишь против смешения «жанров», против пирожников, начинающих тачать сапоги, и пирогов с резиновым вкусом подметки.
Ну и, в завершении, как обещал, о книгах-2017. О некоторых уже сказал в ответах на «дружбинский» вопросник (выйдет в первом номере). Скажу – чтобы не повторяться – о трёх, которые там не упомянул.
Эзра Паунд. «Кантос» (СПб.: Наука). Перевод паундовского opus magnum’а, который поэт писал на протяжении нескольких десятилетий. Труд, в чём-то равносильный переводу «Илиады» Гнедичем и «Улисса» – Хинкисом – Хоружим, предпринят поэтом и переводчиком Андреем Бронниковым. Он же написал эссеистичное предисловие и снабдил перевод обильными примечаниями и комментариями. Издано стильно, академично. Радость от выхода этого перевода – которую тоже можно назвать одним из событий прошлого года – омрачает лишь гомеопатический тираж (500 экземпляров) и цена. Пять тысяч рублей в книжных, no comments.
«Жуковский: Исследования и материалы» (Томск: Изд-во Том. ун-та). Третий выпуск «жуковских» исследований, посвященный памяти замечательного литературоведа Александра Янушкевича, трагически погибшего в конце позапрошлого года. Несмотря на академический формат книги, читается удивительного легко и интересно, особенно статьи о предках поэта, о его отношениях с императорской семьей и менее именитыми современниками (А. Воейковым, А. Кестнером)…
Владимир Ермаков. «Филин на развалинах» (Орёл: Аплит). Эссеистика орловского поэта Владимира Ермакова, выходившая в орловской и центральной периодике. Собранная под одной обложкой, даёт интересный срез жизни провинциального города – литературной, театральной, социальной, и срез нашего времени в целом: его геополитики, метафизики… «Онтологическая энтропия: смещение сущности вещей от явления к событию»… Не всё мне тут близко, но многое интересно. Например, история с установлением в Орле памятника царю Иоанну Васильевичу. Название сборника – из Даниила Заточника: «Ведь сердце моё – как лицо без очей, и был ум мой – как филин на развалинах».
И последнее – что касается имён. Трудный вопрос: с именами я осторожен, приглядываюсь годами. Рискну, пожалуй, назвать одно. Александр Тажбулатов из Бийска, пара публикаций прошлого года в «Крещатике», рассказы. Вязкая, неторопливая, шукшинского толка проза, с массой живых и ярких деталей. Советую.
