Владимир Буев много лет является президентом Национального института системных исследований проблем предпринимательства и группы компаний НИСИПП. В качестве эксперта в сфере экономического развития и предпринимательства неоднократно выступал в федеральных электронных и печатных СМИ. В роли пародиста и под своим именем выступать начал в этом году. Ранее под псевдонимом делал попытки писать ироническую и сатирическую прозу на темы истории античного Рима.
Поэтический дуэт сестры Анны Гедымин и брата Вадима Пугача в Музее Серебряного века
В музее Серебряного века (Дом Брюсова) в рамках проекта «Культурная инициатива» с аншлагом прошел поэтический вечер «Диалог на два города. Брат и сестра: Анна Гедымин (Москва) и Вадим Пугач (Санкт-Петербург)». Представляя поэтов, зачинатель «инициативы» Данил Файзов назвал вечер диалогом не просто городов, а двух столиц, поэтому очевидной стала параллель: диалог не только «на два города», но и «на два столичных голоса» (хотя Файзов и «оговорился», что Санкт-Петербург город все-таки младший).
— Я думаю, что Анна и Вадим примерно в одну и ту же секунду заново родились, как только узнали, что являются братом и сестрой. Как это случилось? Пусть они сами расскажут… — Файзов предложил поприветствовать двух поэтов «как некое единое целое». Слушатели своими аплодисментами их ровно так и поприветствовали.
Первой солировала Анна. По её словам, на фоне всяких неприятных событий вдруг случаются трогательные: неожиданно в её жизни «действительно образовался брат». Не в аллегорическом смысле, а самый настоящий четвероюродный брат. У Анны есть двоюродная тётя, которую в детстве она звала Лёкой. А поскольку «в Питере все всё делают наоборот», то Вадим, будучи питерским ребёнком, называл общую тётю Лёлей. Ранее Анна и Вадим знакомы не были, хотя оба поэты.
Слушатели есть раз убедились, что в мире есть место не только подвигу, но и празднику, ибо однажды случилось чудо: «вдруг» сестра и брат познакомились». А за день до этого вечера они рассматривали фотографии с общими родственниками: «до слёз».
— Вадим не просто поэт, он руководитель секции поэзии Союза писателей Санкт-Петербурга. Кроме того, он ещё и прозаик, и учёный, и преподаватель литературы, у него своя школа. И сегодня я обнаружила, что он ещё и автор песен для спектаклей Дмитрия Астрахана. То есть это человек-оркестр, в отличие от вашей покорной слуги, которая ничего не умеет, кроме того, что говорить всякие глупости, иногда писать стишки и любить вас всех, — Анна весь вечер так шутила.
Замечу к слову, что в ходе всего мероприятия и сестра, и брат именно так свои стихотворения и называли — «стишками».
* * *
Вообще этот вечер, начавшийся в Музее Серебряного века, должен был пройти в Булгаковском доме в литсалоне Андрея Коровина. Но из-за «вечных накладок» состоялся там, где состоялся.
— Андрей очень просил, чтобы я обозначила, что это был его замысел. Если бы на моём месте был Лесин [поэт, критик, журналист и ответственный редактор «НГ Ex libris»], он бы сказал: «Позор королю!» Но поскольку я на своём месте, то скажу: «Слава королю», — снова пошутила Анна и пригласила к выступлению своего брата-поэта.
Вадим Пугач поинтересовался, не будет ли страшным, если выступать он будет сидя и, получив на такую крамолу одобрение от публики, всё-таки встал (публика «шутку действием» оценила) и напомнил, что год назад он уже «читал свои стишки» в этом месте:
— Некоторое количество, конечно, будет тех же самых, но я постараюсь, чтобы их было минимум.
Хотя часть стихов была на серьёзные темы, все без исключения были ироничными (даже с сарказмом), с подтекстами, литературными и нелитературными аллюзиями (привожу отрывки):
- «Не хватило для праздника чирика, / Ты буфетчицу зря не тревожь, / Вот с чего начинается лирика, / Да и Родина в целом с того ж…»;
- «В ЦПКиО уже не сводят, / И вот ныряешь в пустоту, / И твой рисунок жизни сводит, как надоевшая тату…»;
- «Ну, погнали: страдая, блаженствуй, Оборудуй плацдарм для резни. Что нам делать с истерикой женской? Эту силу пойди тормозни…»;
- «Обнаружь меня в Нижнем Тагиле, / Нижнем Новгороде или в нижнем / Мире, в общей могиле, / Как в Помпеях, в обнимку с ближним… // Это пропуск к единству в гнили — / Без постылых марша и гимна / Обниматься в общей могиле / Не смиренно, так анонимно. / Я не ведал бороться, браться / За оружье, я строчка в смете. / Не дано мне другого братства, / Кроме этого братства в смерти» (стих был сразу с двумя эпиграфами: один — Мандельштама: «И в своей знаменитой могиле / Неизвестный положен солдат»; второй — Твардовского: «Я убит подо Ржевом»):
- «В недоритме ретивом, / В обработке дрянной / Я живу по мотивам, / Сочиненным не мной. / От Гражданки до Автова / В неизвестное кань, Безымянного автора / Самодельная ткань…» (комментарий поэта: «похожее» на предыдущее стихотворение с тем же эпиграфом Твардовского и с дополнительным эпиграфом Бродского «Между выцветших линий / На асфальт упаду»);
- «Хочешь издеваться — издевайся. / Жизнь моя! Иль ты проснулась мной? / Нечто излучает из девайса / Звероватость музыки земной…»;
- «Не скандальный, не кандальный, не был бит плетьми, / Но под сапогами доводилось корчиться, / Пожилой беременный пассажир с детьми, / Инвалид любви, ветеран творчества…»
По словам Вадима, в Питере он входит в «довольно странное сообщество с названием «Pencil Club», участники которого «примерно 30 лет всячески дурачатся»: для экспериментов выбирается какое-то художественное произведение, после чего между участниками «сообщества» распределяются роли главных персонажей произведения и «сочиняется всякая ерунда». Однажды выступающему досталась роль Мастера из булгаковского романа «Мастер и Маргарита», и следом на содержание бессмертной книги появились три текста, «сделанные в разных манерах».
Первый «стишок» из «такой ерунды» — с эпиграфом из Некрасова «Друг беззащитный, больной и бездомный, / Вдруг предо мной промелькнет твоя тень!»: «Я расскажу об одном ротозее, без покровительства […]. / Жил на зарплату, работал в музее. / Был на какой-то особе женат. / Искру таланта из парня не высечь. / Было бы так до окончания лет. / Выиграл вдруг лотерею 100 тысяч, / Выпал случайно счастливый билет…»
Второй — с двумя эпиграфами: с «как бы репликой учителя на уроке литературы»: «Знаете, почему рукописи не горят? Потому что сыры»; и с цитатой из Горького: «Он знает всех в своей бессмертной свите, и, наконец, еще одно он знает — Безумие…» По словам Вадима, была у Горького «такая совершенно потрясающая по бессмысленности поэма “Человек” (поэтому и стишок получился такой горький)»: «Мне почему-то кажется, что Мастер / Не прочитал поэму “Человек”. / Да и зачем ему ее читать? / Других он, что ли, не читал, таких же? / Бездомный Горький, горше и бездомнее…»
— И мой последний, третий стишок на роман Булгакова… — выступающий порылся на столе, но нужного текста никак не находилось, возникла пауза (однако чудо всё-таки случилось): — А, нет, он, к сожалению, нашелся. Эпиграф к стишку: «Тучки небесные, вечные странники». Стишок называется «Обретение рая»: «Нет уже галлюцинации и паники. / В бездну небесную настежь открытую / Движутся путники, темные странники: / Мастер какой-то с его Маргаритою. / Кто ж их толкает? Решение Воланда? / Тяга ли конная, масса ли пешая? / Я понимаю, что список не полон, да / Cамое время вмешаться Иешуа…»
* * *
Анна прокомментировала выступление брата по крови и поэтическому духу словами: «Вот такой образованный питерский человек из культурных столиц». О себе пошутила, что будет «читать не очень культурные стихи», после чего разъяснила, что её выступление будет состоять из двух частей: в первой она прочитает «свои стихи за 40 лет», а во второй — те, что написаны после 2019-го года для книжки, которая выйдет в следующем году.
По словам Анны, ей для нескольких минут чтения было «очень трудно выбрать» тексты за период четырёх десятков лет, поэтому она решила «ориентироваться на мнение людей, которых любит и которым определенные стихи нравятся». Первым прочитала «стишок», который нравится «одному очень дорогому» для неё человеку: «И птичьи голоса, и летних крон завеса… / Над ними, в вышине возможны небеса, / Но их не разглядеть среди густого леса, / Так заросли плотны и птичьи голоса…»
По поводу следующего стихотворения поэтессе до сих пор задают вопросы, касающиеся её личной жизни: «Враждебная, с челкою черной / И взором острее огня. / Считайте себя отомщенной, / Он больше не любит меня… // Как жить? Научите как выжить? / Когда ничего не вернуть…»
— До сих пор спрашивают, как выжить. Я не знаю…
В сети есть запись, как один стих читает Лев Аннинский. Читает он, по словам Анны, «отвратительно»:
— Я думаю, что я тоже отвратительно, но он ведь Аннинский! — улыбается Анна и читает: — «Будто видела — помню об этом дне: / Говорили: “Красные входят в город”. / Это предок мой на гнедом коне / Мчал за криком своим, разорвавшим ворот…»
* * *
После прочтения «Честолюбивой молитвы» («Музыка! Ты пришла, наконец… / Листва шелестит, маня… / Кончено, теперь я тоже – творец. / Боже, прости меня!») Анна обратилась к тексту, который «перекроил всю её репутацию». Речь идёт о, как утверждает поэтесса, «единственном» в её поэтическом багаже «стишке про счастье». Когда Анна опубликовала стихотворение в интернете, оно заняло третье место по цитируемости после текстов о «какой-то политической партии и о сообществе гомосексуалистов». По её мнению, «это ужасная новость: все мы языковые существа, и людям так сильно надо, чтобы им сказали словами о счастье, им настолько этого не хватает, что они готовы реагировать на такой текст»: «Спасибо, судьба, за нежданную милость — / Что счастье ко мне так рвалось и ломилось, / Так жадно меня умоляло о встрече, / Что я наконец-то устала перечить…»
Именно после появления этого стихотворения на Анну «на очень долгие годы повесили ярлык восторженного поэта». И ярлык до сих пор он не снят. Висит себе и висит. Вот недавно вышли мемуары Вячеслава Харченко, где ровно так и сказано. Однако Анна — фаталист (судя по её словам, «тут уже ничего не поделаешь»). Поэтому она не возражает «против такого клейма». Есть возражения не с её стороны. Анна вспомнила, как много лет назад ныне покойный Сергей Костырко в своей колонке в «Новом мире» в опровержение штампа о «восторженном поэте» опубликовал такой её же «стишок»: «Посреди московского быта / Первый снег летит на траву… / Где была тобою забыта — / Там до сей поры и живу. // На душе — покой и прохлада, / За окном — умеренный свет. / Вот и все, что для жизни надо… / А для счастья — лишь смерти нет…»
— И тогда в дискуссию включился какой-то третий человек и опубликовал мой стишок, который я успела забыть: «Над русским полем сумрачно и голо, / Тоскует птица. / И небо сыто душами по горло, / А бой все длится. // Опять беда ни в чем не знает меры / И рвет на части. / Но в мире нет безропотнее веры, / Чем вера в счастье».
Следующим пунктом программы Анна торжественно объявила и прочитала стих «Ангел»: «Не плачь, мой ангел! / Не то чтобы слишком жаль, / Но когда ты плачешь, / когда ты, чёрт возьми, плачешь, / Накапливают суглинки / такую слякотную печаль, / Что кажется — в самом деле / не будет больше удачи…» (тут каждый может сделать собственный вывод касательно восторженности/невосторженности поэта).
У Анны «был такой замечательный друг» поэт Валентин Резник («может быть, кто-то из вас его помнит», предположила поэтесса). Однажды она проснулась «в Доме творчества Переделкина от того, что какой-то хорошо поставленный мужской голос на всю территорию читает один невесёлый стишок»: «Опять тебя, папа, / полночными бреднями потчую, / Не думая о пробужденье, / отбросив дела. / Скорее всего, / я была отвратительной дочерью, / Но хуже другое — / что больше не “есть”, а “была”…»
Далее Анна читала стихи, коротко их комментируя или же не давая пояснений:
- «Осенние праздники» (у неё «не только отдельный стих, а целая книжка так называется»): «А в осенние праздники / будет щедрее застолье, / Будут гости пьянее, / и каждый взгрустнет про свое. / А куда ни посмотришь — / везде почерневшее поле, / Над которым привычно и страшно / кружит воронье…»;
- «Август. Полдень. Ёлок вереницы. / Три недоразрушенных избы. / Я сюда на запах медуницы / Прихожу, как в детстве — по грибы…»;
- «Посмотри — эта ночь не хуже, / чем в наше лето. / Ты тогда записал / на тетрадном обрывке чистом, / Что, коль бог наделил тебя / крохами интеллекта, / То, наверное, черт / к нему инструкцию свистнул…»
Раздавшиеся аплодисменты Анна, шутливо интерпретировала таким образом: дескать, у нее «еще всё-таки есть несколько минут».
— Когда особо нравится, хочется хлопать, — начались «оправдания» слушателей.
— То есть у нас с сигнальной системой теперь проблемы, — продолжила Анна в своём юмористическом духе: — Хорошо, терпите дальше…
На один их «стишков» Анны, по её словам, была написана «изумительная песня». Анна, хотя и «очень любит петь», но делать этого она «не будет», потому что «никому не пожелает это слушать». По словам Анны, она также… «терпеть не может людей, которые пишут песни на её стихи» (гений, как известно — парадоксов друг). Если кто-то будет любопытствовать, почему так, Анна предложила послушать в сети «скрежещащих бардов, которые страшными голосами поют песни» на её тексты:
— Я пыталась их всех, то есть каждого, догнать и задушить, но это оказалось очень трудно. Однажды, например, на мои стихи написал песни целый курс Московской консерватории. Мы пытались с ними судиться, потом махнули рукой и решили: ну, пусть поют, раз душа требует. К счастью, песни малопопулярны, поэтому о них, кроме меня, никто не знает… — [вот теперь узнали все].
Однако в мире место подвигу и празднику, ибо «есть одна замечательная певица», которая действительно «хорошо исполняет песни на стихи» Анны. Один из стишков с очень непростым ритмом певица как-то «ухитрилась цивилизованно переложить на музыку»: «Ты для меня / Больше, чем беда, / Больше, чем вода / В пересохшей округе. / Ты для меня — / И шальная толпа, / И лесная тропа, / И друзья, и подруги…»
В поэтическом багаже Анны есть такие «известные стишки», которые звучали даже в телепрограмме «Что? Где? Когда?» Правда, никто из знатоков «не угадал нужную строчку». А цитировался в телепрограмме «стишок про верблюда»: «Он не живет в опрятных горницах, / Сухой песок ему кровать, / Зато имеет право горбиться / И привилегию — плевать…». Строчка «Зато имеет право горбиться» была при цитировании пропущена, но — увы или о радость! — знатоки её не угадали. Знать эти «знатоки» не такие уж и знатоки!
Приближаясь к концу первой части выступления, поэтесса прочитала «Бремя давней любви — / это счастье особого рода. / Ты продлил бы мне, Господи, / кроткое это житье! / Ну а если нельзя без геройства — / пусть, ладно, свобода…».
— Ну и теперь последнее, опубликованное в одной из книжек, — Анна показала «эту книжку», лежащую перед ней на столике среди других поэтических томиков: — Я тут ничего, к сожалению, не могу ни дарить, ни продавать. Старые книжки у меня закончились, а новая будет только в следующем году. Вот в этой книжке одно из последних стихотворений такое: «То не жизнь завершается — просто год. / В эту пору не жди от земли щедрот, / Будут яркими только сны. / В ноябре надо сжаться в клубок, в комок, / Чтоб сберечь не огонь, так хотя б дымок — / С ним верней дождешься весны…»
* * *
Вадим Пугач, получив слово, начал «со своей истории про родство с этой странной женщиной». Анна Гедымин стала для Вадима не только кровным родственником, но и, как вдруг оказалось, родственником его персонажа. Поэт «довольно много занимался романом “Преступление и наказание”, потому что сам по анамнезу школьный учитель» и писал статьи о Свидригайлове. По словам выступающего, у героя «Преступления…» вроде странная фамилия, «но понятно, что она литовская: литовский князь Свидригайло был внуком великого Гедимина». Вот когда Вадим познакомился с Анной и «удостоверился», что она его сестра, то ещё понял то, что сам «стал родственником своего персонажа».
Пугач вспомнил также «интересные поэтические мемуары Нагибина», где он обнаружил «гамлетовский абзац», который захотелось «переложить пятистопным ямбом»: «Нет ничего страшнее передышек. / От суеты работы отойдем, И тут как тут отчаянье и ужас. / Я был уверен в глубине души, / Что мы к своей блевотине вернемся. / В дающие надежду времена я знал, / Они мираж, обман, виденье. / И мы еще, рыдая, припадем / К гниющему в червях на радость трупу…»
По словам Вадима, у Булгакова «был такой персонаж Вар-равван, который вроде бы отсылал к Варавве», но выступающий однажды «с удивлением обнаружил, что Варавва и Вар-равван — это даже не односторонние слова; Варавва — это “сын отца”, а Вар-равван — это “сын учителя нашего”». По этому поводу поэт написал статью для первого январского номера «Невы» за этот год. Прочитанный Вадимом на вечере «стишок» появился раньше, когда он всего этого сам не знал: «Вот и отпустили Вар-равана, / Ухмылялась сумрачная чудь, / И Мария, точно воровала, / Воздух урывала по чуть-чуть…»
А Санкт-Петербурге есть проспект, на котором Вадим Пугач родился. Называется проспект Морским. Вадим прочитал стих и таким же названием («Морской проспект»): «Во дворе на траву налетели шмели, / Зеленеет по-вешнему липа, / Мужики в продуктовом все пиво смели / И сидят, расслабляются типа…»
Когда-то поэт написал стишок «Клезмеры» (это такие еврейские музыканты), а по прошествии времени сочинил «Клезмеры-2». Вот «про два» Вадим сегодня и озвучил: «Два старых еврея, ударник и клавишник, / Не то чтобы будят то совесть, то честь, / Но звуки рождают…»
Стихотворение «Семья» возникло из двух цитат Мандельштама про большевиков и меньшевиков: «Я жил и жив, и разве боль живее / Меня не погружённого во тьму? / И я живу ничуть не большевея, / И должен я не то и не тому…»
У автора этого репортажа один из самых любимых писателей — Франц Кафка (а, может, и самый любимый). И мотивы Кафки выступающий тоже не обошёл стороной: «Не зная брода, несусь я в Кафку, / Но что расскажет безумный Макс? / Открыл бы Франц мелочную лавку? Женился? Бросил писать? Релакс…»
Вадим Пугач огласил, что «из таких стишков» следующий будет последним: «Поэт идет: открыты вежды. / Прохожий, каждый божий раз / Когда его увидишь, врежь ты / Промеж бесстыжих этих глаз…» Что значит, «из таких» каждый пусть интерпретирует сам.
Далее речь, видимо, снова зашла о сообществе «Pencil Club», ибо «сообщники» «взяли Киплинга и Маугли» и на этой базе Вадим сделал «две таких маленьких сценки». Одна сценка называется «Первая кровь встреча». Поэт прочитал начальный и последний эпизоды, пояснив: «Если вам тут случайно какие-то звукосочетания покажутся непристойными, то вы правы»: «У Африки, ах, у Африки, есть свой герой-партизан. / Мы помним все его имя, славное имя, Тарзан… // А у Индии, ах, у Индии, где без страху йог становится на угли, / В сердце джунглей есть охренительный / Лягушонок по именем Маугли…» В прочитанном, кроме непристойных, можно было уловить множество прочих литературных и нелитературных аллюзий. Иногда автор сам пояснял, что и откуда возникло. К примеру, прочитав фразу «Если хочешь, можешь выть в клетку, как у Бродского дикий зверь…», Вадим отвлёкся от чтения и пояснил: дескать, вот у Бродского была строчка: «Я входил вместо дикого зверя в клетку».
* * *
Анна торжественно объявила вторую часть со стихами, написанными ею после 2019 года.
— 2020-й год — это пандемия и так далее. Те, кто называл меня восторженным поэтом, этими стихами, конечно, будут посрамлены.
Поэтесса, «чтобы не очень погружать слушателей во всякую черноту и поднять всем настроение», сообщила, что «закончит несколькими стишками из своей хулиганской детской книжки “Азбука веселой нечисти”», но пока не будет спойлерить и читать будет «по хронологии» (по словам Анны, «все стихи уже или опубликованы в российской печати, или завёрстаны»):
- «Когда откроют парки и харчевни, / И мой сосед, болезненный на вид, / Вернётся из запоя и деревни, / Где счёл разумным переждать ковид, / Наверное, мы встрече будем рады, / И я стерплю — соседский долг таков — / Его хиты доельцинской эстрады, / А он простит мне чтение стишков. // Какие счёты! / Смерть промчалась мимо, / Не выбрав нас, / Позволив — без борьбы — / Не сгинуть в этот раз в неодолимом / Огне судьбы…» (её словесный комментарий: «Это был двадцатый год, я еще не знала, что будет дальше»);
- «Нежен и боязлив / Вечерний залив. / Плаваешь до первой звезды, / Почти не тревожа воды. / Через десяток лет / Этот неровный свет / Вернётся к тебе во сне — / Мурашками по спине…»;
- «На станции, в безлюдной чайной, / Назначенной под снос, / Какой узор необычайный / Нарисовал мороз!..»;
- «На последнем этаже»: «Здесь небо по щиколотку…»;
- «Памяти Бориса»: «Милый, веришь ли, я опять никуда не еду. / Я опять никуда не еду. / Мысли о нашем прошлом / Излагаю соседу. / Он вздыхает, / Крутит, как водится, у виска, / Замечает: тоска…»;
- «Ода собаке»: «Ты не поверишь, / Они ревнуют всерьез! / Все эти дураки, / Столько лет отравлявшие мои дни. / Тщеславные, трусоватые, / Жадные до чужих слез, / Предававшие не за понюшку — / Только моргни...»;
- «Рождественская ночь»: «Протрезвели, разулыбались, / Покосились на зеркала… / Ночь в окне вызывает зависть, / Так торжественна и бела…»;
- «От меня останется только сын — / Птичьим эхом, отсветом золотым / Посреди сгустившейся темноты, / И не будут мои закрома пусты…»
Услышав какую-то реплику из зала, Анна пошутила (мол, «это отделение называется “Весёлые ребята”»), после чего… опять прочитала грустное стихотворение: «Наслушавшись / Справедливых, горьких, / Обличительных голосов, / Снова брежу о счастье…»
…И опять пообещала не читать больше ничего «грустного».
* * *
Однажды у Анны в «стишках» появилась, по её словам, «странная форма развёрнутого высказывания». Странность «развёрнутых высказываний» поэтессы в том, что они очень коротки, поэтому пару таких «стишков» процитирую не частично, а полностью:
- «Безмятежные, / Как настоящая знать, / Непреклонные, / Словно пустили корни, — / Те, что любят, / Умеют лишь помнить и целовать. / В зависимости от расстояния: / Целовать — или помнить».
- «Июнь»: «Только темные тайные тени / До восхода за полчаса / И неявное пламя сирени, / Затмевающее небеса» (комментарий Анны: «Я просто не знала, что еще приписать»).
По словам Анны, у неё довольно много стихов, посвященных маме и её смерти. Поэтесса прочитала «Пятую годовщину»: «Мама, напрасно мы спорили — / Я и ты. / В зеркале / Твои проступают черты. / На твои всё сильнее / Похожи мои мечты…»
Есть у Анны стихи и о праздниках. «Новогодний тост»: «Город, переживший / Цветенье и увяданье, / Готовится к зимним праздникам. / Сегодня похолоданье. / Декабрь бесконечные сумерки / И морок погоды дрянной / Компенсирует белизной…»
Есть просто хорошие стихи:
- «Говорила мне бабка, / И бабка была права: / Живи безмятежно, / Расти как трава — / На лужайках, болотцах, / Среди оврагов и трещин. / А ещё — не засыпай на восходе луны, / Будут мучительны твои сны / И зловещи…»
- «Мне сказали, ты спрашивал обо мне / У всех подряд, / Вспоминал наш август в южной стране, / А еще говорят, / Что все так же лезешь ты на рожон, / Не жалея огня, / И легко уводишь соседских жен, / Как когда-то меня…» (завершающий «стишок» из книжки, которая готовится к выходу).
* * *
Чтобы в очередной раз «повернуть всех в нормальное состояние», Анна огласила, наконец, ранее анонсированное ею чтение стихов из «Азбуки веселой нечисти»:
— В книжке 32 персонажа. У меня нечисть не в том смысле, что она злая, а в том, что все те, кто не являются людьми или ангелами, это и есть нечисть. Там жар-птицы, гномы и так далее. Даже те, кто считаются злыми, у меня, скорее, просто незадачливые.
Анна прочитала несколько «стишков» из «нечестивого цикла»:
- «Леший»: «Хищник! Если ты увидел Лешего — / Ты не обижай его, не ешь его. / У него полным-полно работы: / Пчелам объяснить, как строят соты, / Встретить лебедей из дальних стран, / Светлячков развесить по кустам…»;
- «Оборотень»: «Даже в самый яркий день / Не отбрасывает тень
Оборотень…»; - «Упырь»: «Откровенно говоря, / Легче жить без Упыря. / Но уж если он явился, / Попросился к нам в друзья, / Кровь не пил, вовсю крепился, — / Отказать ему нельзя…»
- «Привидение»: «У знакомого Привидения — / День рождения. / Приглашённый обязан: / Испытывать наслаждение, / Воздержаться на целый вечер / От шуток жалящих, / Улыбаться, / Желательно — развлекать окружающих, / Танцевать, говорить стихами, / Не знать об отдыхе, / Ну а с третьими петухами — / Растаять в воздухе» (ради этого стишка Анна, по её словам, «затевала часть с нечистью»).
— В заключение я хочу сказать про ближайшие дни рождения очень дорогих для меня людей. Один день рождения — у Светланы Василенко, которая сейчас рассекает просторы Индии и поэтому, наверное, отсутствует в эфире, но мысленно говорит, что с нами. Второй скоро — у Данила Файзова. Мы его предварительно поздравляем и постепенно переходим к поздравительному стилю и мероприятию. Правильно я сказала?
— Аня, пожалуйста, скажи классическую фразу: мы переходим к неформальному общению, — настоятельно попросил будущий именинник.
— Мы переходим к неформальному общению, — согласилась поэтесса.
— Классика!
…И все радостно перешли к неформальному общению.