Андрей Баранов родился в 1968 году в г. Сарапул (Удмуртия), там же проживает.
Окончил Литературный институт им. Горького и аспирантуру Литературного института, РЭА им. Плеханова.
Автор 7 книг стихов. Лауреат Международного Волошинского конкурса (2008) и конкурса им. Гумилева “Заблудившийся трамвай” (2020). Публиковался в журналах “Новый Мир”, “Знамя”, “День и ночь”, “ШО”, “Новый берег”, “Плавучий мост”, в “Литературной газете”, “Лиterraтура”, “Крещатик”, “Этажи”, “Формаслов” и др.
Редактор публикации — Александр Правиков
И вообще вопреки
* * *
рыжая прядка тёмная ель
и седина берёз
острые былки лугов полей
шёпот сухой колёс
невыносимо родна одна
на берегу реки
эта земля невзирая на
и вообще вопреки
* * *
Греться, продрогнув, о чашку казённую.
В тамбуре, в едком дешёвом дыму
молча смотреть в заоконную
тьмутараканскую тьму.
Тьма тараканская, снег фиолетовый,
пристани-росстани голых платформ,
простыни с серою меткою,
тухлой лучиной плафон…
Стих написать бы — да буквы качаются,
выдохнуть песню — да воздух кончается,
волю вдохнуть — а вдыхаешь дымы,
и тараканы сползаются
из шевелящейся тьмы.
* * *
Ну же — скручивай нить повества из обрывков, узлов,
из затяжек и пауз меж мало что значащих слов,
из её униженья, его небреженья, билета на поезд,
место номер… Неважно, не использован так как билет,
потому что… Неважно. Из шуточек ниже, чем пояс,
из прощания дверью наотмашь и даже котлет
(а при чём тут «котлет»?.. —
просто в угли сгорели, когда позвонил он),
из бабских примет —
так вот пишется повесть…
Это авторство злей и коварней геройства его,
потому что… Неважно. Идёт чередом повество,
прялка трудится, и веретёнце за прялкой юлою,
и герой с героиней навек расстаются — опять.
Он — подлец, эгоист. А она — истеричка и блядь,
если нет его рядом, героя.
Им прощается всё, потому что они — не они,
ну, не то, чтоб совсем не они… Но, конечно, их дни
создаются не здесь — так при чём тут приметы, билеты?
Веретёнце жужжит, прялка трудится, крутится нить.
В общем, автор так автор… А героев не стоит винить.
И они всё равно не поверят, что автора нету.
* * *
Время самоубийц начинается за полночь где-то.
От собачьего лая проснёшься, от местной зурны,
от скользнувшего краем по комнате фарного света…
Если нет от чего — просыпаешься от тишины.
На Хэллоуин тыквой, насаженной на кол,
подсвечена жутко,
зависает луна, своё тёмное дело творя.
Как я здесь очутился?.. Чья это неумная шутка?!.
Возвращается медленно, словно сознанье: твоя…
Выше пальм нет домов,
а вода — ненадёжный помощник,
руки выгребут сами!
Иссохший в пустыне к ключу —
к тёплым, влажным губам…
— Где носило тебя, полуночник?
— Смерть искал, не нашёл…
— Снова шутишь?
— Конечно, шучу!
* * *
Всё могло б не так, иначе.
Или — не могло?..
Мандариновая чача
пьётся тяжело.
Как от слов домашних женщин,
что больней, чем плеть
их зарёванных затрещин,
будет мозг болеть,
тошнота почище Сартра,
и такой сушняк…
Но всё это — завтра, завтра!..
А сейчас вот так.
* * *
Память о клёве дороже, чем клёв…
Листья как гильзы вчерашних боёв —
россыпью. Сырость и холод
с подполу. Каменку терпит рука.
Ляг на полок и послушай сверчка:
он не расскажет плохого.
Яблочный август, клубничный июнь —
всё уже в жизни случилось…
Хрен тебе, сплюнь! Через левое сплюнь!
Нет, ещё даже не жилось!
Что ты мне можешь поведать, сверчок,
если ещё не ломало крючок,
даже всерьёз не клевало?..
Если ни разу — в е*ало?
* * *
Жить можно только на рассвете,
когда размыто то и то…
Так новорожденные дети
глазёнки пялят: «Что там? Что?..»
И пелены слои колышет,
и возле вроде кто-то дышит,
и веет сыростью слегка —
наверно, рядом есть река.
Она полна водою сильной
и невозвратною… И, нем,
ты здесь пока ещё не сирый,
неразделимый с этим всем.
* * *
Светало муторно и долго…
Стояло утро цвета волка,
колючая не грела шерсть
натянутого одеяла.
Как долго, долго не светало.
Лет пять, наверно. Или шесть.
И в этой тусклой полудрёме
никто не проявлялся в доме —
шагами, кашлем ли… Никто.
Я знаю, это мне не снится:
холодный снег под поясницей
и шкура грубая пальто.
тянусь макушкой и ногами
последний воздух айловлю
и волк следящий не мигая
как я губами шевелю
Аудио: Андрей Баранов читает стихотворение «Светало муторно и долго…»
* * *
Как много было пикников
с китайским термосом и книжкой
на мягких животах холмов,
в тени еловой, как под мышкой,
на влажном бархате травы,
на сквознячке… И всё — увы.
«Увы» — названье для реки,
что протекает по долине,
уносит листья-поплавки
и блики солнечные… Имя
могли б другое — и правы,
наверно, были…
Но — увы.
* * *
Земля горит и солнце рвётся,
бетон крошится, гнётся сталь…
Кто круче — Вагнер или Моцарт?
Хохол правей — или москаль?
Позор и стыд, почёт и слава,
и каждый год — кому салют?..
Здесь правы все и все неправы,
воюют год за переправу
через речушку, Стикс зовут.
* * *
На пляже пацаны играют в мяч,
в закате их фигурки гнутся, скачут.
И музыка печальная, хоть плачь,
мадерой местной заливает скатерть…
И запахи тандури, масала,
и ветерка песчаные иголки.
Смеркается… И вечер как зола:
сереет быстро, остывает долго…
Не знает пара в пьяном медляке,
что музыке — конец. И по руке
струятся и покусывают змейки…
Как будто в парке где-то на Оке
все замело дорожки и скамейки —
столов не видно. Я по грудь в песке…
Последняя лампадка догорает —
и ночь кругом!.. И всё на волоске!
И только слышно очень вдалеке,
как просят пас и в темноте играют.
* * *
Как космический булыжник,
ледяная печка.
В опустевшем доме мышки
подъедают гречку.
Этот шорох из пакета,
звяки, бульки, вжики —
замерзающей планеты
отголоски жизни.
Чудо — это четверть водки,
спрятанную летом,
отыскать в шкафу — в подлодке,
затонувшей в Лете.
Ну, за чудо! Где же кружка?
Няня, где ты?.. Сказки
на полу вразброс, игрушки,
кисти и раскраски.
Эти шорохи и вжики,
если слышат уши! —
это мы стучим в обшивку
изнутри наружу.
Осень
Буксир последний на реке,
пустынный остров вдалеке…
Я налегке на сквозняке —
как будто с голой кожей…
И в левой ничего руке,
и в правой ничего руке,
да и в карманах тоже.
И машет с неба на чело
бессильно дождь-кропило…
И в правой нету ничего,
и в левой нету ничего,
и только память: было…
На взгорке голубеет суд
как справедливости сосуд,
но весь в окошках, дырчат.
Там, снявши кожу, смотрят в суть,
весами с чашами трясут.
…Но там меня напрасно ждут —
за мной идёт буксирчик!
