Александр Геронян — журналист, издатель, прозаик, общественный деятель. Член Союза журналистов Латвии и Международной ассоциации писателей и публицистов. Родился в Баку. С 1984 года живет и работает в Латвии. Автор, редактор и составитель более тридцати книг публицистики, поэзии и прозы. Его сборники рассказов выходили в Риге, Торонто и Москве. Награжден медалями Союза писателей Армении «За литературные заслуги», «Вильям Сароян» Министерства диаспоры Армении «За пропаганду армянской культуры в диаспоре», им. В. Брюсова Россотрудничества (Россия) «За укрепление культурных и гуманитарных связей между народами» и др.
Редактор — Елена Черникова
Подарок
Моему сыну Алену
У меня в детстве не было игрушек. Так уж сложилось, что до самой школы, кроме цветных карандашей и пластилина, мне не покупали для забав ровным счетом ничего. Наверное, родители считали игрушки излишеством, ненужным баловством. А вот рисование или лепка давали им надежду, что из сына вырастет творческая личность. По этим же соображениям на детские книжки, иллюстрированные и без картинок, мама и папа денег не жалели. Читали мне вслух по выходным и перед сном. В остальное время, бросив рисовать и лепить, я смотрел в окно и изнывал от безделья. Хорошо, во двор пускали поиграть. Да еще не давала скучать жившая с нами бабушка, когда она была в настроении.
Дети получали подарки на день рождения или в новогоднюю ночь, находя под елочкой разных кукол, плюшевых мишек с собачками, конструкторы, настольные игры, автоматы с пистолетами… На меня эта милая традиция не распространялась. Надоело лепить из пластилина солдатиков, мечтал о настоящих, магазинных — оловянных, пластмассовых или на худой конец из картона.
И только в тот памятный день я чуть не стал обладателем игрушечной сабли…
Как-то раз мы отправились с бабушкой в гости к ее двоюродному брату. Прежде к нему никогда не ходили. И вообще о его существовании я не подозревал, бабушка не одобряла подобное пустое, на ее взгляд, времяпровождение — визиты к родственникам. К тому же отношения с ними были не самые лучшие. Точнее — никакие. В нашей семье о них редко упоминали, на праздники никогда не приглашали. Я и имена их не слышал в доме — ни папиной родни, ни маминой. Одну только бабушку, Надежду Васильевну, знал.
Бабушка отличалась властным характером, любила поучать и резать правду в лицо. Наверное, из-за этого часто страдала, но ничего поделать с собой не могла. Маму с папой тоже нельзя было упрекнуть в излишней уступчивости. Но в семье никогда не скандалили: поссорившись, взрослые просто не разговаривали друг с другом какое-то время, а потом мирились.
Бабушка надумала идти к дяде Васе по какому-то важному делу. Не в ее правилах, вечно занятой, было «шляться по гостям», время зря тратить. В свободные от готовки, стирки и уборки квартиры часы бабушка предпочитала раскладывать пасьянс и учить меня жизни.
Я узнал от нее, что дядя Вася разводит домашних рыб невероятной красоты. И они, точно живые игрушки (о собаке в доме и мечтать не мог), заинтересовали меня. Я загорелся сходить с бабушкой. Вдвоем все веселей, а главное — может, мне рыбку подарят. Такой шанс нельзя было упускать.
— И ты идешь к нему домой?
— Ну да, к нему, окаянному. Ненадолго.
— А можно я тоже пойду?
Визит, судя по недовольному виду бабушки, не предвещал ничего хорошего. Вряд ли вернусь домой с рыбками. И все же я уговорил бабушку взять меня с собой.
По дороге она поведала о своем кузене, который слыл большим оригиналом. Люди его мало интересовали. Казалось, никого из окружающих он вообще не замечал. Жил только своими немыми питомцами из аквариумов. Мог разговаривать с ними подолгу, когда кормил или менял воду. Знал каждую рыбку, некоторых даже по именам. С виду он был совсем простак. И совсем непрактичный. Но мою бабушку не проведешь:
— Он только с первого взгляда малахольным кажется. Но свое дело Василий крепко знает — с каждой своей рыбешки от гривенника до целкового имеет. Буржуй недорезанный! А все плачется, на жизнь жалуется… Тьфу!
— Ты с ним ругаться идешь?
— Не твоего ума дело!
Дядя Вася жил в двухэтажном старом доме в центре Баку. Он занимался разведением и продажей домашних рыб, включая редкие породы, и в округе считался человеком известным. Цены частный предприниматель держал ниже, чем в зоомагазине, вот к нему и шел народ.
Жилистый и долговязый родственник встретил нас почему-то не в рыбацкой тельняшке, а в обыкновенной клетчатой рубахе, слегка помятой и застиранной. Появление незваных гостей его явно не обрадовало:
— Ты, Надежда?! Какими судьбами? Ну, проходи, коль пришла…
На меня дядя Вася даже не взглянул. Я был для него пустым местом, бесплатным приложением к бабушке. Да и что на меня смотреть: ни золотистого хвостика, ни серебристой чешуйки. Обижаться не следовало: дальний родственник, седьмая вода на киселе. Не нужно ждать гостеприимства от человека, который целыми днями занят одними рыбками. К тому же они пополняли семейный бюджет.
Вся застекленная прихожая-веранда его необычной квартиры была заставлена аквариумами прямоугольной формы, от пола до самого потолка. Над ними горели лампочки. Емкости обрамлены железными каркасами.
За стеклом обитали задорные и неприхотливые разноцветные гуппи, самые дешевые и многочисленные. Рядом плавали такие же непривередливые меченосцы. Другие аквариумы населяли завораживающие золотые рыбки, пантодоны с хорошо развитыми грудными плавниками, напоминающими крылья бабочки. Какие-то породы рыб легко уживались друг с другом в одном резервуаре, а были особые, несовместимые ни с кем. Наиболее агрессивные несчастную мелочевку типа гуппи вообще принимали за пищу.
В аквариумах были установлены термометры. Дядя Вася строго следил за температурой воды, кормил своих питомцев по часам. На полу веранды, вперемежку с сачками и шлангами, были аккуратно расставлены одно- и трехлитровые порожние банки: для покупателей, догадался я.
— Ну-ка, давай покормим твой зоопарк, — игриво предложила бабушка и потянулась к блюдцу с кормом. — Кажись, голодают они у тебя, скупердяя.
— Ты что, ты что! — замахал руками испуганный дядя Василий. — Рыбок лучше недокормить, чем перекормить. Тут, Надежда, целая наука. У них нет чувства сытости, сколько дадут — столько и сожрут. А коли перекормишь, так передохнут, всплывут на поверхность кверху брюшком.
— Ладно, сам корми, по графику своему, — не стала противиться бабушка и деловито предложила: — Ну пойдем, поговорить надо.
Оба удалились в столовую, а я стал знакомиться с обитателями дивного подводного царства, которое разместилось в отдельно взятой неказистой квартире.
Я бродил по веранде и любовался рыбками. Завороженно наблюдал за сценами из аквариумной, к слову, не очень содержательной жизни. Рыбки хаотично и бестолково перемещались по своим стеклянным жилищам. Они гоняли друг друга, плавали у поверхности аквариумов, вверх-вниз, по самому дну, а то и замирали на месте… Интересно, а ночью они засыпают? Как можно определить, где самец, а где самка? И где у дяди Васи самые дорогие экземпляры? Ценников на аквариумах, как в зоомагазине на Торговой, не было, и я подумал, что опытный аквариумист берет их с потолка. За сколько хочет — за столько и продает.
Вскоре появилась бабушка. Следом шел понурый властелин подводного мира.
— Ладно, пусть так и будет, Василий, договорились… Но ты смотри у меня, — строго сказала бабушка, как бы подводя итоги непростым переговорам. — Не подведи, понял?! — И уже обращаясь ко мне, кивнула в сторону аквариумной стенки: — Здорово, да?!
Я не мог скрыть своего восторга от увиденного. Закивал головой.
— Ты бы, Василий, подарил мальчонке парочку, самку и самочку. Не скупись, — шаловливо толкнула бабушка локтем в бок своего кузена.
— Не-е-е, не могу, хоть режь меня! Плохая примета — дарить рыбок. Покупатель больше не пойдет.
Про такие приметы он точно выдумал. Ясно было, что знатный аквариумный коммерсант — приличный скряга, хоть и приходился нам родственником.
— Да ну тебя! — бабушка с укором глянула на кузена и махнула на него рукой.
— Не могу. Тебе не продашь, родня все-таки. А дарить нельзя.
Бабушка вздохнула:
— Пойдем, Андрюша, отсюда. ОБХСС по нему плачет.
Хозяин дома впервые обратил на меня свой взор.
— Погоди, погоди… Пугать меня вздумала, расшумелась тут, — беззлобно проворчал он. — Я сейчас.
Старик взял табуретку, взобрался на нее и ловко извлек с антресоли длинную пожелтевшую картонную коробку. Смахнул с нее пыль и осторожно раскрыл. В ней лежала детская сабля. Она была металлическая, что придавало ей больше схожести с настоящим боевым оружием. Длинный клинок, слегка изогнутый, рукоять, ножны с ремнем для ношения. Я застыл с раскрытым ртом. Еще не успел отойди от рыбок, а тут такое… Столько впечатлений навалилось за день на ребенка!
Дядя Вася, ну вот красный кавалерист, выхватил саблю из серебристых ножен и протянул бабушке:
— На, дай своему. Мой внук вырос, к ней давно не прикасается. Забыл, наверное. Пускай твой теперь в чапаевцев играет.
— А не опасно? Холодное оружие все же.
— Да нет… Она не заточена. Детская же. Игрушка.
— Ну, Василий, ты молодец, — внезапно зауважала двоюродного брата бабушка, — человеком становишься.
Всю дорогу до самого дома я прижимал к груди коробку с бесценным даром, понемногу наслаждаясь внезапно свалившейся радостью. Беспредельное ликование овладело всем моим существом с появлением в моей жизни первой, по сути дела, игрушки. Не какого-то резинового мяча или бессмысленной юлы, а целой сабли. Я был счастлив.
Дома мигом побежал распаковывать коробку. Убедившись, что лезвие клинка и острие притуплены и от них не порежешься, бабушка разрешила поиграть с этим внезапным подарком судьбы. Фантазии у меня хватало (спасибо книжкам!), и я стал придумывать разные игры про войну. Мчался по квартире на коне-швабре, размахивая саблей. Пригодилась старая мамина шляпка: в ней я был поочередно то ковбоем, то мушкетером, то гусаром. Ни на минуту не расставался с подарком. Я точно знал, что этой ночью засну с ним в обнимку.
Но счастье мое длилось недолго. Ближе к вечеру в дверь кто-то позвонил. Бабушка пошла открывать.
— Ты что, Василий, вроде утром виделись, — удивилась бабушка, глянув на нежданного гостя.
Дядя Вася стоял на пороге, мял в руках кепку и молчал. Наконец, опустив голову, произнес виновато:
— Тут, Надежда, такое дело. Ты прости… Но Томка скандал устроила. Зачем, кричит, без спросу игрушку ее сына отдал! А он-то, Гришка, и забыл про эту саблю, надоела она ему, вырос.
— Ну и что?! Так бы Тамаре и сказал. Дареное-то назад не берут.
— Я-то сказал. Но она ни в какую, велела… ну, ты понимаешь… забрать обратно эту шашку… Иначе грозилась порушить мои аквариумы.
— У-у, шантажистка! Всю жизнь такой была.
Весь этот разговор я слышал в коридоре, сразу заподозрив что-то неладное в приходе бабушкиного кузена. То годами не видятся, а тут…
Я схватил саблю, оставленную на серванте в гостиной, и побежал с ней в спальню. Нырнул под кровать. Затаил дыхание, надеясь, что меня там не найдут.
— Внучек, верни этому рыболову его чертову шашку. Будь она неладна!
Бабушка стояла перед кроватью. В ответ на мое молчание она опустилась, кряхтя и тяжело дыша, на колени и приподняла покрывало, за которым прятался незадачливый внук.
Глаза у меня были на мокром месте до самого прихода родителей с работы. Выслушав бабушкин рассказ о сегодняшнем происшествии, папа ничего не сказал, только покачал головой и ушел читать газету. А вот мама еле сдерживала себя:
— Ну что они за люди! Послал бог родственничков… Чтобы твоей ноги, мать, там больше не было! Ну, Тамарка, дрянь такая…
Бабушка молчала, потупив голову. Спорить не стала.
Я сидел с красными глазами и тихонько всхлипывал.
— Ничего, скоро у Андрюши день рождения, — погладила меня по головке мама. — Мы ему такую же саблю купим. Нет, в сто раз лучше.
Мне было как-то все равно. Не хотел больше никаких подарков. Просто обидно было, потому и плакал.