Гуманитарные итоги 2010-2020. Дебютант десятилетия. Часть I

1. Кого бы Вы могли назвать самым ярким дебютантом десятилетия (2010—2020 гг.)? (При ответе можно учитывать любые факторы: как творческую продуктивность, так и личную/вкусовую заинтересованность в творчестве конкретного автора, или их сочетание). Что Вы сами вкладываете в это определение — «дебютант» и «самый яркий (талантливый, интересный…) дебютант» — и почему?

2. Расскажите о творческой эволюции выбранного автора. Менялась ли его манера и, если да, то как?

3. Достаточно ли, на Ваш взгляд, обратили внимание на этого автора литературные институции? По каким причинам произошло то или другое? На что бы Вы посоветовали обратить внимание в первую очередь, присмотревшись к этому автору?

В первой части опроса участвуют:

Ирина РОДНЯНСКАЯ — литературный критик;

Сергей БЕЛЯКОВ — литературный критик, историк, заместитель главного редактора журнала «Урал»;

Елена СЕВРЮГИНА — поэт, кандидат филологических наук, выпускающий редактор интернет-альманаха «45 параллель». Редактор отдела «Ликбез» журнала «Формаслов»;

Алексей ЧИПИГА — поэт, эссеист;

Василий НАЦЕНТОВ — поэт, эссеист;

Татьяна ГРАУЗ — поэт, прозаик, эссеист;

Владислав ТОЛСТОВ — литературный критик, создатель блога «Читатель Толстов»;

Сергей ОРОБИЙ — литературный критик, кандидат филологических наук, доцент Благовещенского государственного педагогического университета.

Ирина РОДНЯНСКАЯ:

ВИКТОР РЕМИЗОВ

Это вопрос совсем не для меня. Я всегда признавалась, что я не «станционный смотритель». В моей памяти не откладывается, кто именно ВПЕРВЫЕ выступил в печати 10 или даже 5 лет назад. Могу только поделиться впечатлениями от кое-чего из текущего чтения. Новизна этих впечатлений характеризует именно моё неумение следить изначально. Например, меня очень порадовали миниатюры Аллы Лесковой в № 7 «НМ». Я её раньше не знала, но прочитала в редакционной справке, что она уже матёрый автор.

Впрочем, подумав, я нашла-таки своего дебютанта десятилетия. Если считать, что повесть Виктора Ремизова «Воля вольная», опубликованная в «НМ» в 2013 году, — это его общероссийский дебют, то сейчас, подтвердив романом «Вечная мерзлота» свои достоинства как яркого и мыслящего прозаика, он для меня выступает главным дебютантом десятилетия. Подробные обоснования — в моей статье о романе, которая, надеюсь, будет опубликована этим летом. А пока — вот что я написала в аннотации ко второму московскому, вышедшему после дальневосточного, изданию книги (М., Эдиториаль-Тандем, 2021):

«Сага Виктора Ремизова о поздней сталинщине и предсмертной (нереализуемой) «великой стройке» вождя силами дальневосточных заключённых — это, по всем меркам литературной науки, — роман исторический, отделённый от нынешних нас тем же более чем полувековым сроком, что и эпопея Льва Толстого — от 1812 года. Но читатель с умом и сердцем не решится мысленно перевернуть эту датированную страницу (толщу страниц) и задержит её в памяти как н е п р о ш е д ш е е.

Так чувствуется, должно быть, оттого, что, вопреки локализации сюжета, наша страна, вместе с травмами, нанесенными ей узаконенным гнетом, вместе с изобильными богатствами и невозвратимыми их растратами, здесь ненарочитым образом очерчена по всем широтам и долготам. Делая достоверными «информантами» бесчисленных — ведущих и едва мелькнувших — персонажей, выхваченных из подневольной и вольной человеческой массы, автор немногословно, но резко высвечивает бытие этой массы от Ленинграда до низовий Енисея, от Прибалтики до Казахстана, от Бурятии до Чечни. Притом что жанрово вмещает в своё повествование и драматические истории любви, и захватывающий речной травелог, и эпохальную трагедию жесточайшей личной несвободы — трагедию с открытым финалом, вместо чаемого катарсиса.

Как исследователь реальных документов-улик, лежащих в основе сюжета, В. Ремизов не щадит читателя и готов согласиться с незабываемыми словами Варлама Шаламова о том, что лагерный опыт для человеческого естества может быть только отрицательным. А между тем не в одних лишь главных, но и в эпизодических лицах, созданных отчасти прототипически, отчасти авторским воображением, открываются такие ресурсы героики, великодушия и жертвенности, что нержавеющий тезис Шаламова невольно корректируется столь дефицитными в правдивой литературе образами «положительных героев».

Атмосферу этой особенной книги я бы в итоге определила контрастно:

Энциклопедия насилия. — Азбука человечности».

Сергей БЕЛЯКОВ:

ЕВГЕНИЙ ВОДОЛАЗКИН, АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕНКО, ЕВГЕНИЯ НЕКРАСОВА, ВЯЧЕСЛАВ СТАВЕЦКИЙ, ГУЗЕЛЬ ЯХИНА

Самыми яркими дебютантами минувшего десятилетия стали Евгений Водолазкин, Александра Николаенко, Евгения Некрасова. Вслед за ними я бы поставил Вячеслава Ставецкого и Гузель Яхину. Творчество последней, на мой взгляд, явно переоценено, но не признать её дебют блестящим будет несправедливо. Эти писатели, едва появившись, сразу же заняли первые места в нашей литературе, заставив потесниться звёзд девяностых и нулевых. Недаром новые книги Яхиной и Водолазкина становятся событиями не менее, а, мне кажется, и более громкими, чем новые книги Пелевина и Сорокина. Не говорю уж о том, что дебютанты десятых годов удивительно хорошо пишут. При этом они очень не похожи друг на друга. Их сочинения отличает стилистическое, жанровое, даже идейное разнообразие.

Интересно, что о творческой эволюции здесь говорить пока сложно. Дело в том, что я почти ничего не знаю об их этапе ученичества. Скажем, ранние вещи Александры Николаенко не публиковались. Не знаю я и публикаций Яхиной до «Зулейхи». У Ставецкого были публикации в журнале «Знамя», но я их как-то пропустил и открыл для себя его творчество только прочитав «Жизнь А.Г.».

Водолазкин и Яхина общероссийские знаменитости. Их много переводят и за границей, так что они признаны. Известность Николаенко, Некрасовой, Ставецкого ещё не так велика, но, насколько я могу судить, у них уже есть свой круг читателей, который, я надеюсь, со временем будет расширяться. На что обратить внимание? Разумеется, на новые книги, стараться их не пропустить. Я прочитал «Оправдание Острова» Евгения Водолазкина, собираюсь прочесть недавно появившийся сборник Александры Николаенко «Жили люди как всегда». Жду новых книг и журнальных публикаций Евгении Некрасовой и Вячеслава Ставецкого.

Елена СЕВРЮГИНА:

РОСТИСЛАВ ЯРЦЕВ, АМАН РАХМЕТОВ, ВАСИЛИЙ НАЦЕНТОВ

На мой взгляд, развитие литературы и культуры в ближайшее десятилетие достойно самого пристального внимания и изучения. Для тех, кто регулярно пребывает в этом контексте, очевидно, что произошёл своего рода субпассионарный взрыв. Целая плеяда молодых поэтов, стремящихся обрести свой голос, уйти от вторичности и формализма, подготовила кардинальную смену парадигмы художественного мышления, для которого постепенно стали неактуальными открытое высказывание, прямое взаимодействие с читателем и не растворённая в языковом контексте эмоциональность. Это означает, что поэзия становится более элитарной, обьёмной, семантически многоплановой.

Более удачно с этой задачей справляются поэты метареалистического толка. Учитывая, что на сегодняшний день метареализм является одним из самых жизнеспособных и многообещающих направлений, большие ожидания связаны с именами поэтов, пищущими в данной стилистике.

Понимая слово «дебютант» широко, отметим, что для нас это, в первую очередь, автор, громко заявивший о себе в большой литературе либо своим новаторством, либо бесспорным поэтическим мастерством в рамках развития традиции.

Если говорить о том, кто преуспел в этом в наибольшей степени, трудно будет назвать только одно имя. В моей версии имён будет три — разумеется, ориентируюсь на свой вкус и личные пристрастия. Это молодой поэт Ростислав Ярцев, 26-летний казахский поэт Аман Рахметов и уроженец Воронежа, 23-летний «поэтический вундеркинд» Василий Нацентов.

Ростислав Ярцев к своим двадцати четырём годам уже вполне узнаваем, имеет собственный голос, стиль, индивидуальную манеру письма. Эволюция автора очевидна. Восприняв традиции акмеизма, испытав, по его собственным словам, влияние самых разных поэтик, в частности, поэтики Мандельштама, Пастернака, Ахматовой, Гумилёва, Ростислав Ярцев создал на этой основе собственный язык. Это чистый метареализм с характерной для него растворённостью лирического «я» в языковом контексте, мощностью и многоуровневостью семантического фона, опорой на личный суггестивный опыт.

Определяя особенности поэтического стиля Амана Рахметова, можно сказать, что это синтез метареализма и неоромантизма. Поэт создаёт своё оригинальное мифологическое пространство, используя различные художественные средства, в частности, окказиональную метафору. Его лирика, в которой на смену образам приходят случайные ассоциации и ментальные отпечатки вещного мира, самобытна и претендует на то, чтобы стать одной из новых поэтик XXI столетия. Стоит также отметить, что поэт бесспорно эволюционирует, пробует себя в разных стилях и жанрах, весьма преуспел в области верлибра и свободного стиха.

Поэтический стиль Василия Нацентова соединяет лучшие литературные традиции и оригинальное авторское мышление. Кажется, что это поэзия зрелого автора, в полной мере овладевшего всем спектром художественных средств выразительности и создавшего нечто принципиально новое. В частности, это оригинальная метафорика и самобытные эпитеты. В сочетании с объёмной звукозаписью это создаёт особенный незабываемый эффект.

Ростислав Ярцев, несмотря на свои юные годы, стал обьектом пристального внимания критиков. Большой успех имела его дебютная книга «Нерасторопный праздник», на которую сразу последовало несколько откликов видных литераторов. Первым рецензентом стала Мария Бушуева — рецензия вышла в «Независимой газете». В настоящее время поэт ведёт активную литературную жизнь, принимает участие в различных популярных проектах, таких, как «Полёт разборов», активно печатается в различных сетевых и периодических изданиях — например, на популярном интернет-ресурсе «Полутона», в интернет-журнале «Формаслов» и др.

Интерес к поэзии Ярцева вполне закономерен — думаю, во многом это связано с уникальной звукописью автора. Звук становится смыслообразующим элементом текста, создаёт эффект неясного гула, камлания, шаманизма — того, что предшествует вербализованной речи и является так называемым праязыком.

Звук — главное, на что стоит обратить внимание в поэзии Ярцева. Хочу отметить также его особенную работу со словом. Приводя слова из своей же рецензии, отмечу: «…за каждой вещью, событием, человеком в виде ореола или нимба закрепляется возвышающее его слово: в итоге у слова появляется мощный семантический фон, в котором растворяется поэтический замысел»:

холмы, холмы — и время за холмами
их встреча — ощущение реки
чьи голоса проложены меж нами
всегда ничьи

Аман Рахметов также активно публикуется в российской периодике. В частности, можно назвать такие журналы, как «Подьём», «Новый Берег», «Нева», «Дружба народов». На сегодняшний момент поэт находится в центре внимания видных литераторов и критиков, пишущих отзывы на его поэтические подборки.

На мой взгляд, это один из самых перспективных поэтов современности, который сможет занять достойное место в ныне текущем литературном и культурном процессе.

В ломающихся, нечётких, практически потусторонних образах поэзии Амана Рахметова ощущается стремление снять с окружающего мира покровы телесного во имя постижения подлинного. Есть в этой трогательной, прозрачной духовности и рыцарское благородство, и чисто восточная деликатность в сочетании со сдержанностью эмоций, и стремление уйти от очевидного.

Всё происходит, как художник
рисует время на запястьях,
а вся оставшаяся кожа —
для кочевого постоянства.

Спина — бескрайние устюрты,
и путь назначен — позвоночник,
где, кроме ног, опухнут юрты
у каждой позвоночной кочки.

И не умрёт степная птица —
ещё не выдуманы стрелы —
но выгибаются ключицы,
как рукоять тугого тела.

Но, пожалуй, самым именитым является юный воронежский поэт Василий Нацентов. Человек разносторонне развитый, пишущий стихи, прозу, в 23 года он имеет достаточно весомый послужной список. Его стихи опубликованы в ведущих журналах России — таких, как «Знамя», «Октябрь», «Дружба Народов», «Юность» и так далее. При этом Василий Нацентов является участником всевозможных семинаров для молодых литераторов, финалистом Всероссийского фестиваля «Русские рифмы», шорт-листером самой популярной сейчас премии для молодых поэтов «Лицей». Дебютная книга Василия «Лето мотылька» сразу же привлекла к себе внимание критиков.

По словам Алексея Чипиги, в стихах Василия Нацентова «много оттаивания, остывания, вслушивания во внезапно наступившую тишину». Согласимся с этой мыслью, так же, как и с другим утверждением — о неизвестности, «подхватываемой музыкой жизни»:

И странно и страшно, и вечное «и» на трубе
в соседстве со старой вороной и вянущим дымом
о рифме на «бе», но, вернее, о русской судьбе
белеет и блеет, о парус, то рымом, то Крымом.

Анализируя современный литературный процесс, я прихожу к выводу, что современная поэзия не просто не умерла, а стремится к очередному пику своего развития. Молодая, дерзкая, в хорошем смысле слова «непричёсанная» поэтика станет неким художественным ориентиром для следующего поколения литераторов.

Алексей ЧИПИГА:

ВАСИЛИЙ НАЦЕНТОВ

1. Может быть, я ошибусь, даты не наблюдаю, но назвал бы Василия Нацентова. Кто же такой дебютант для меня? Вероятно, буду банален: человек (в данном случае поэт), в каком-либо виде деятельности сделавший первый шаг, а яркий дебютант тот, кто сумел обеспечить эту яркость видения для нас чувством стиля, талантом, глубиной мировоззрения. Не совсем понимаю последнее «почему», поэтому оставляю его за скобками в качестве пищи для догадок.

2. Думаю, в названном поэте есть способность меняться, однако эволюция, на мой взгляд, это что-то более планомерное и долгоиграющее, чем изменения в течение 10-ти лет. Однако стихи Василия всего двух лет — 2019-го и 2020-го — позволяют делать заключения в этом направлении: они меняются в сторону элегии, чувства большего масштаба, хотя и образы остаются узнаваемыми. Восторг музыки находит приют в цепком спокойствии зафиксированного роста.

3. По-моему то, что кто-то о стихах что-нибудь пишет, уже достаточно для их жизни и жизни услышавших. А там «нам не дано предугадать» вкупе с попытками понять, «как это сделано». Безусловно, тому и другому способствуют выступления Василия в городах России, его честность. Быть может, талант это готовность не устать от честности. Я бы посоветовал обратить внимание на данную черту, на способность благозвучия передавать смыслы, а также на старые слова, произнесённые с новой интонацией.

Василий НАЦЕНТОВ:

ИГОРЬ ВОЛГИН

1. В первую очередь стал, конечно, перебирать имена своих друзей (ровесников и чуть старше). Один, второй, третий… И каждый из них в эти самые десятые годы начинал, и каждый вроде бы пробился… И тут вдруг — росчерком — в памяти строфа:

Этот мальчик желает пробиться,
примелькаться, вписаться в строку,
удостоиться званья провидца,
очутиться в известном кругу…

Игорь Волгин! Вот уж — дебютант десятилетия! Младошестидесятник, не испортивший своего имени, как говорил Евтушенко, ни плохими стихами, ни плохими поступками, но и не написавший ничего такого, что попало бы в главную болевую точку происходящего и неотдираемо приклеилось к памяти. Всё так. Но вот, уже в новом веке, после тридцатилетнего молчания — совсем другой поэт Игорь Волгин. Сохранивший огонёк оттепельной свечи, и молодость, и смелость. Пишущий сегодняшние стихи! Поздние, но не запоздалые (простите, это я опять — от Евтушенко: так называется его из эссе, посвященное Волгину, в антологии «Десять веков русской поэзии»).

Дебютант, получается, не «самый талантливый» или «самый интересный», но самый долгожданный. Рано или поздно должна была — снова! — пробиться и человеческая интонация (оттесняя засилье постмодернистских изысков), и настоящая гражданственность (ничего общего не имеющая ни с феминистскими играми, ни с околобаррикадными выкриками).

2. Вот, например, самое начало десятилетия. 2011 год.

Я — мыслящий тростник.
Я бурями колеблем.
Я сам себе двойник,
зеленым ставший стеблем.

…

Лети, мой автозак,
с Ленгор на Моховую.
Я мыслю кое-как
и так же существую.

А вот — прошлый год, из октябрьского «Знамени»:

А мёртвым без разницы — раньше ли, позже
забвения стынь.
…В Катыни, в Хатыни, в России ли, в Польше
всё горше полынь.

Ну как же не выпить с улыбчивым немцем —
подателем благ?
…Не факт, что Германии мнится Освенцим,
России — Гулаг.

Конечно, есть соблазн сравнить нынешнего Волгина с Волгиным оттепельным. Простор для размышлений! Но это было бы не совсем честно. А за эти десять лет Игорь Леонидович, выйдя на столбовую дорогу, кажется, никуда и не сворачивал. Шёл твердо и упрямо. С каждым годом становясь все честнее и откровеннее.

3. Литературные институции на Волгина-поэта не обратили, я думаю, должного внимания. А ведь, считай, новый поэт появился! Да ещё такой лирической прямоты и силы… Наверное, дело в том, что он, как показалось некоторым, не просто примелькался и вписался в строку (что и говорить про известный круг), но (как поэт) остался в прошлом, не вырвался в двадцать первый век. Уверен, это не так.

Счастье, что у нашей литературы есть замечательный русский поэт Игорь Леонидович Волгин.

Татьяна ГРАУЗ:

МАРИЯ КОЗЛОВА И МИХАИЛ БОРДУНОВСКИЙ

1. Мне бы не хотелось говорить о «яркости» и «интересности» — поэзия такое странное «вещество», перегреешь её тонкую вольфрамовую нить — и вместо света вспыхнет пожар или накроет беспросветная темень. Однако благодаря «яркости» высвечиваются порой невероятные глубины, но и в «неяркости» проявляется подлинное и настоящее. Всё взаимосвязано. Мне хотелось бы сказать о двух новых именах, возникших в конце 2010-х.

Первое имя — поэт Мария Козлова. Её книга «Стихи брату» (2017) живёт в современном поэтическом пространстве «с обречённым лицом человека, у которого всё впереди…»[1] (Цитата из стихотворения М. Козловой «Хорошо бы теперь затеряться…». — Прим. ред.). Глубокий поэтический голос этой книги, вросший в классическую силлабо-тоническую традицию, наполнен не только богатой акустикой русской литературы и поэзии, религиозной мысли и философии (М. Козлова, кандидат философских наук, преподаёт эстетику в Литинституте), но и освящён любовью. Второе имя — 23-летний поэт Михаил Бордуновский, развивающийся мощно и интересно; его собственное поэтическое творчество и созданный им и его друзьями литературный проект «Флаги» обладают, как мне кажется, живой энергией созидания.

2. В поэтике Марии Козловой изменения происходят не на поверхности (не в формальном строе стиха), а в раскрывающихся сквозь поэтическое бытие смыслах:

Сын растёт не по часам.
Мы живём не по любви.
Ходит свет по небесам,
Отделяясь от земли.

Проливается печаль
Тепловатая, как кровь.
Горьковатая, как чай,
Проливается любовь.

(из стихотворения «У меня родился сын…», журнал «Урал», 2019, № 9)

В стихах Бордуновского чувствуется какой-то мальчишеский напор, напряжённый, живой. Если говорить о формальных приёмах, сейчас его поэтика обогатилась новыми возможностями поэтического высказывания: от логаэдов со сложной ритмической организацией до свободного стиха. А семантика текстов обрела особый метафизический объём, взрывающий плотную почву реальности. В этих стихах непротиворечиво сочетаются архаика и актуальность, любовь к деталям и странная зыбкость, будто спрессованный и сжатый под мощным давлением воздух неожиданно вырывается из заточения, разрывая слабые «стенки» здесь-бытия. Довольно часто стихи Бордуновского образуют циклы, в которых поэтическая мысль не дробится, а ветвится, рождая в каждом новом движении новые смыслы, объёмы, как, например, в стихотворении «Пока я пишу, высыхает ветер, кошка…».

Железистость или пепельность разговора, струнки
дыма в воздухе. Не нужно делать
ни одного вывода, даже этого. Без оглядки
на хлопья сажи, охапки травы, палисадник,
где внутри чёрного камня простейшие силы открыли кафе —
и уже минералы грядут раздавить бутылку-другую —
а мы, а мы, а мы тоже желаем /…/

3. К сожалению, у Марии Козловой довольно мало публикаций в литературной периодике, а её первая книга стихов, кроме хвалебного отзыва Бориса Куприянова (руководителя проекта «Горький»), не попала в поле зрения лит. критики. Однако я надеюсь, что стойкий свет её поэзии притянет к себе читателей, как когда-то зыбкий свет неоновой надписи «The true artist helps the world by revealing mystic truths / Настоящий художник помогает миру, раскрывая мистические истины» художника Брюса Наумана, манифестируя иную реальность бытия, органично вливался в пестрящий рекламой городской ландшафт.

Поэзия Михаила Бордуновского вызывает восторженные отклики не только молодых поэтов, но и известных филологов. Не так давно премия «Лицей» назвала имя Бордуновского в списке лауреатов 2021 года, чему я очень рада. Хотя для праздников, которые всегда с тобой, «внешняя» жизнь не так уж и важна, но прекрасно, когда она происходит.

Владислав ТОЛСТОВ:

ОЛЬГА ПОГОДИНА-КУЗМИНА

Сложный вопрос, поскольку талантливые и яркие дебюты случаются у нас не так редко. Только в этом году вышли «Плейлист волонтера» Мршавко Штапича, «Стрим» Ивана Шипнигова, «Жизнеописание Льва» Наталии Репиной, «Демонология нашего района» Ирины Москвиной, «Суп без фрикаделек» Татьяны Леонтьевой, «Мой секс» Ирины Левенталь. Каждую из этих книг можно объявить «дебютом года», а уж если вспомнить, какие интересные дебютные книги выходили за десятилетие… К сожалению, нередко дебюты так и остаются заявками на будущее — громкими, сильными, но, увы, одноразовыми. Не знаю, почему так случилось. Был, например, нашумевший роман Антона Понизовского «Обращение в слух», после которого я не встречал его новых текстов. Софья Купряшина ничего не написала после роскошного сборника рассказов «Видоискательница», Ганна Шевченко в 2015 году выпустила очень многообещающий роман «Шахтёрская глубокая» — и после у нее выходили только стихотворные сборники, как и у Ольги Аникиной, дебютировавшей несколько лет назад с сильным сборником короткой прозы «С начала до конца». А мне было бы интересно прочитать новую вещь того же Влада Ридоша, чей дебютный роман «Пролетариат» меня в свое время восхитил. Или новую прозаическую книгу Александра Етоева — он вообще-то литературовед, но года три назад написал отличный роман «Я буду всегда с тобой». Жаль, когда писатель громко заявляет о себе и потом куда-то исчезает, оставаясь феноменом, который в поп-музыке называется one-hit wonder, «чудо одного хита».

Поэтому лучше назвать самым главным дебютантом года писателя, который продолжает активно работать, издавать новые книги, постоянно напоминает о себе. В этом случае дебют становится точкой отсчёта, и можно следить за творчеством автора, сравнивать его новые и прежние книги, отмечать причудливые творческие эволюции. Для меня таким «дебютантом десятилетия» стала Ольга Погодина-Кузмина. В 2011 году вышел её первый роман «Адамово яблоко», потом почти каждый год выходили новые книги — «Власть мёртвых», «Сумерки волков», «Не чужие», наконец, роман «Уран», который в прошлом году чуть-чуть не стал лауреатом «Нацбеста», уступив один балл роману «Земля» Михаила Елизарова. Ольга Погодина-Кузмина пишет не только прозу, но и драматургические произведения, сценарии фильмов, либретто мюзиклов. Она активно присутствует в современной литературе, мне как читателю интересно наблюдать за её творческой эволюцией. Не все ее книги мне нравятся одинаково, но роман «Уран» или фильм «Облепиховое лето», сценарий которого написала Ольга (надеюсь, сценарии Погодиной-Кузминой будут изданы отдельной книгой) — это серьёзные достижения, произведения, к которым я буду возвращаться снова и снова.

Сергей ОРОБИЙ:

Мой дебютант десятилетия — коллективный: это все ученые, ставшие в 2010-е авторами нон-фикшн. В России их можно найти в списках премии «Просветитель», англоязычный рынок научпопа еще более обширен, но, к счастью, почти все переводится: Сэм Кин, Марк Медовник, Билл Брайсон, Мэри Роуч, Тим Харфорд.

За этим стоят два тренда десятилетия, в котором читатели заново полюбили учиться и стали ценить прозу за невымышленность. Хороший научпоп способен заменить романы: интригу он держит не хуже. Вот пример: в 1978-1991 гг. американец Джеффри Дамер убил 17 мужчин и мальчиков, заманивая их в оборудованную у себя дома комнату пыток. Ему дали 957 лет тюрьмы. А за изобретение одного из совершаемых им зверств за 50 лет до этого дали Нобелевскую премию. Эту и еще шесть поразительных историй о том, как наука может приносить вред, ищите в книге Пола Оффита «Ящик Пандоры».

…Гм, да, так вот, заменить романы — тем более что «Я» автора, попав в документальную рамку, и не думает маскироваться. Это верная тактика, недаром Дмитрий Быков всегда советует молодым писателям: «Пишите о себе! Всё уже было, а вас еще не было!». Но в первую очередь дело в непоседливости. Периодическая система элементов существует уже не одно столетие, но не каждому подростку придет в голову идея собрать личную коллекцию элементов в одной коробке («Научные сказки периодической таблицы» Хью Олдерси-Уильямса). Разные жидкости сопровождают нас всю жизнь и тем более в каждом полете, о чем однажды по пути на конференцию из Лондона в Сан-Франциско задумался материаловед Марк Медовник — и придумал описать каждый этап полета через какой-то тип жидкости, которая сделала этот полет возможным: от разносимых стюардами напитков до керосина, который поднял самолет в небеса («Жидкости. Прекрасные и опасные субстанции, протекающие по нашей жизни» Марка Медовника). Ну и так далее, можно вспомнить множество документальных сюжетов, каждый из которых — прихотливый танец фактов.

Вроде бы почти все авторы «узкие специалисты», но на деле их книги ценнее десятка учебников и если не заменяют школьную программу, то немало её оживляют. Ведь в первую очередь это отлично написано. Как вопрошал Андрей Битов в эссе о Ломоносове с красноречивым названием «Муза прозы»: «Да и может ли мысль, если она мысль, быть выражена слабым слогом?». Шестерёнки этой прозы двигает энергия любопытства, которая давно должна потеснить энергию заблуждения.

Продолжение следует…