Регина Вайсберг (Арина Араратян) — прозаик, театральный режиссер, хореограф. Родилась и живет в Армении. Автор многочисленных драматических и танцевальных спектаклей: «Американская сюита», «Весеннее настроение», «Алиса в стране чудес» и «Девочка на луне» и др. Обладательница государственных наград за вклад в искусство. На литературном поприще сравнительно недавно: издана книга «За лучами синего солнца», готовятся к печати еще две — «Парень с собакой» и «Маленькие правдивые истории». На портале «Textura» публикуется впервые. В отдел прозы она прислала пояснение — что к чему и зачем:

«Меня зовут Арина Араратян, но пишу я под псевдонимом Регина Вайсберг. Я взяла имя своей прабабушки, которая, по семейным преданиям, была немкой, хотя позже, когда книга под этим именем была уже напечатана, выяснилось, что была она вовсе не Вайсберг, а Весберг. Вот так я из немки превратилась в еврейку, но я не против, я только “за”. Я по профессии хореограф-постановщик, это и заставило меня писать под псевдонимом, так как танцующий писатель или пишущий хореограф — за гранью добра и зла. Очень надеюсь, что вам понравятся мои “Маленькие правдивые истории”. Они реально правдивые, даже имена не изменены, и, конечно, в этих историях кроме автора никто не пострадал».

Маленькие правдивые истории

Серия «Короткое жизненное»

Алкоголизм и романтизм

Один мой знакомый сильно пьет. Ну как сильно… практически всегда. В отличие от других пьющих, он пьет не с горя, а исключительно в радости. «Беленькая» не нагоняет на него тоску, не ворошит былое, а помогает шагать по жизни с песней. Его жизнь становится легче и веселей. В отличие от жизни его близких и друзей, тяга к которым становится сильнее с каждой опрокинутой в веселое горло рюмкой. Дальше следуют буйные игрища, если повезет — внутри помещения, если нет, вы еще долго будете объяснять соседям, что «ну, выпил человек, с кем не бывает», причем для веселья ему не очень-то нужен кто-то еще, вполне достаточно самого себя. Будучи человеком по натуре добрым, стеснительным и все-таки, что ни говори, в меру ответственным, по отрезвлении, он, сгорая от стыда, приносит свои извинения, дико переживая за причиненные неудобства, и время от времени принимает твердое решение сказать решительное «нет» зеленому змию. Как-то раз, когда очередная попытка отказа с треском провалилась, и мой знакомый получил «красные карточки» от всех друзей, а от жены и еще и удаление с поля, по-дружески посетовал мне на жизнь. На укоризненный взгляд, он вздохнул и сказал: «Послушай, я держался, когда все сели за стол, я не пригубил, когда мне стали наливать и даже, когда подали мясо, я не выпил ни капли! — затем он горестно развел руками, — ………………..и тут пошел дождь…»

Рубикон

Все мы иногда любим понервничать. Просто так, ради забавы, искусственно поднимая уровень адреналина в крови. Говорят, он продлевает красоту! Так что — святое дело, иногда накрутить какое-нибудь плевое дело до вселенских масштабов. Так думала я, когда моя подруга в сердцах жаловалась на своего мужа, причем, за что-то очень незначительно-жизненное, такое как «не дал  денег на маникюр, а мне так нужно было». Зная свою подругу и ее мужа, которые живут, что называется, душа в душу, я, понимая, что это скорее «предварительные ласки», чем настоящий конфликт, старалась смягчить готовящийся удар.

— Перестань, — говорила я, — он всегда внимателен к тебе, может, он действительно не мог.

— Ты не понимаешь! — подруга начинала злиться уже на меня, — дело не в маникюре, он мне сказал «НЕТ»!!! — затем она встала, уперлась руками в бока и с видом полицейского, который поймал неуловимого преступника, добавила: — А потом, он еще добавил «НИКОГДА»!!!

Мысленно улыбнувшись — я бы не рискнула улыбнуться по-настоящему — я сказала:

— Ну-ну, ладно, он это не со зла, явно не хотел заходить так далеко! — говорю.

Подруга посмотрела обреченным и жалостливым взглядом, видимо, скорее, относящемуся ко мне, с моей непроходимой тупостью, и очень печальным тоном произнесла:

— Когда перейдешь Рубикон, какая разница, сколько шагов ты сделал?

Прихватки

Моей племяннице Нине с детства нравились красивые вещи. Еще будучи совсем малюткой, два-три года, она умудрялась ткнуть пальцем в самую красивую и качественную сумку в магазине или поправить на голове обыкновенную детскую панаму так, что б она сидела кокетливо, закрывая глаз и выуживая из-под нее прядь волос. Ни одна красивая и новая вещь в доме не ускользала от ее внимания. Однажды, придя ко мне в гости, ей от силы тогда было четыре года, Нина обнаружила у меня на кухне новые «прихватки». Ну, знаете такие, две тряпочки из плотной материи для того, чтоб не обжечься, держась за противень или кастрюлю. Моя подруга, занимаясь рукоделием, изготовила очень красивые красочные «прихватки» с аппликацией. Я даже их не использовала, они висели для красоты. Нинусик долго крутилась вокруг да около, всячески намекая мне, что хорошо бы их отдать ей, потому как верх несправедливости, что у нее их нет. Я делала вид, что не понимаю намеков. И тогда Нина решила вести со мной диалог опосредованно, через свою маму, мою сестру. Она взяла в руки «держалки» и громко, чтобы я это слышала, обратилась к ней:

— Мам, это что?

— Это для того, чтоб не обжечь руки, Нин!

— А у нас есть?

— Нет, Нинусь, нету.

— А кто это нам не подарил?..

Пчела в автомобиле

Отдохнув с семьей на даче в деревне, мы с сестрами и племянницей ехали обратно домой. Я вела машину и думала о своем, о девичьем. Где-то между Аштараком и Ереваном, племянница вкрадчивым голосом обратилась ко мне.

— Ариш, ты только не волнуйся и не дергайся, но на тебе сидит пчела!

Я, стараясь соответствовать указаниям и не впадать в панику, осторожно вырулила на обочину, включила аварийки и медленно вышла из машины. Осмотрев себя, я нашла пчелу, сидевшую на мне где-то в районе левой подмышки. Тихо подняв вытянутую левую руку на уровень плеча, правой я аккуратно натянула майку, чтобы, не дай Бог, не получить укус, который мне всегда дорого обходится, и стала сдувать с себя (руки-то заняты) несчастное насекомое. Как я поняла потом, женщина, стоящая на обочине, рядом с автомобилем с протянутой рукой, явно производила впечатление голосующей и просящей о помощи. Но это потом! А тогда, самозабвенно дуя на пчелу, я очень удивилась машине, которая остановилась вровень со мной. За рулем старенькой Ауди вишневого цвета сидел мужчина в военной форме, он, не сказав ни слова опустил стекло и вопросительно посмотрел на меня. Я, продолжая в уме удивляться, глазами показываю на пчелу и говорю:

— И что мне с ней делать?

Мужчина, по-прежнему не говоря ни слова, глушит мотор своей машины, выходит  и обойдя ее, подходит ко мне, двумя пальцами берет пчелу, снимает ее с моей майки, затем, по прежнему молча, возвращается в машину и уезжает. Под гомерический хохот моих пассажиров, я сажусь за руль и сама начинаю смеяться.

— Я даже не успела его поблагодарить! — запоздало сожалею я.

— Кажется, он этого и не ждал, — сказала моя сестра, — и пускай, никто на свете, о наших парнях слова плохого не скажет!

Красный Dodge

Дело было в начале 2000-х. В городе работала всего пара-тройка сервисов такси. Наша школа только открылась. Полные энтузиазма, мы работали допоздна и пользовались услугами одного из них. Нас было четыре женщины. Оператор такси знала нас по именам и адресам, водители подъезжали прямо ко входу, короче, мы были постоянные клиенты.

В тот день были два события: открытый урок и проливной дождь. У нас в руках — букеты цветов и подарки от благодарных родителей наших учеников, и мокнуть со всеми этими прелестями не было не малейшего желания.

Желая побыстрей добраться домой, мы набрали заветный номер. Оператор, премилая женщина, говорила фразами «азиз джан» (дорогая) и «сирун джан» (красавица), вставляя их через каждое слово, и сокрушенно извинившись, заявила, что свободных такси нет и не предвидится в ближайшие четыре часа, потому как идет дождь и всем позарез нужны такси. «Я знаю, — причитала она, — вы наши постоянные клиенты, и мне очень хочется вам помочь, но, хоть убей, машин нет и все, даже за дополнительную плату».

Повесив трубку, мы решили не унывать, а попросту переждать дождь. Тем более что в подарок нам досталась и бутылочка марочного коньяка. Выпили по рюмке и стало как-то уютней и теплей. Телефон зазвонил где-то между вторым и третьим тостом.

— Азиз джан, — послышалось в трубке, — за вами сейчас директор приедет!

— Директор?

— Да, сирун джан! Он говорит, как я этих людей под дождем оставлю? Они потом другими такси пользоваться будут! Так что, сирун джан, будьте готовы, через двадцать минут подъедет.

— Но мы живем в разных частях города!

— Ничего, азиз джан, он всех отвезет! Через двадцать минут выходите, за вами приедет красный Dodge!

— Dodge?

— Да, это большая красная машина, сирун джан!

Двадцать минут в ожидании большой красной машины нас так развеселили, что, увидев ее, мы ввалились в салон как к себе домой, хохоча и пошучивая.   Трогали все вокруг (машина была новой со всякими наворотами), просили, чтоб водитель понюхал цветы, требовали музыку погромче. Наконец, усевшись по местам, мы замолчали. Водитель повернул голову и спросил: «Куда?»  Мы назвали адреса, довольно далекие друг от друга. «В общем, по городу», — пошутил водитель, и мы поехали.

Атмосфера, созданная коньяком внутри и дождем снаружи, располагала к легкому непринужденному разговору о вечном, поэтому, когда по радио запела Алла Пугачева — «Три счастливых дня было у меня», мы, уже познавшие горечь несчастной любви, не сговариваясь, затянули вместе с ней. Сначала тихо, потом — смелее, слаженней. Водитель подпевал, и по его спине было видно, что от всей души. Следующая песня «Пошлю его на небо за звездочкой» была исполнена уже громким состоявшимся хором. Девочки выходили каждая у своего дома. Хор редел, и наконец, осталась одна я. Петь было уже неинтересно, и мы доехали почти в молчании до моего подъезда.

— Сколько я вам должна? — интересуюсь, открывая кошелек.

— Нисколько, — ответил водитель.

— Почему? — изумилась я, — вы кружили по всему городу. Если вы директор такси, это не значит, что должны развозить бесплатно!

— Какого такси? — мужчина повернулся ко мне.

— Как какого? Вашего!

— У меня нет такси, — он улыбнулся, — вы ждали такси?

— Да, красный Dodge…

— Это не Dodge, это LEXUS! — мужчина уже вовсю хохотал, — красный LEXUS, а я просто на минутку остановился покурить…

Завидный жених

Анна и Рафик учились вместе. Сначала в школе, потом в медицинском институте. Их связывало столь многое, что на любовь друг к другу поначалу просто не хватало фантазии. Пройдя огонь и воду совместных приключений и медные трубы учебы, интернатуры и прочего обязательного, они вышли в свет — она отоларингологом, он — урологом и попали в одну и ту же клинику. Потекли ординаторские будни. Все бы ничего, но пациентов у них было мало, почти совсем не было. Люди предпочитали доверять свои больные тела и души именитым врачам со стажем. Желание поскорее попасть в их когорту и оправдать данную ими клятву Гиппократа росло с каждым днем.

Однажды, придя на работу, Анна увидела у кабинета Рафика мужчину. Он сидел на скамейке у двери и смиренно ждал доктора. Рафик опаздывал, и Анна, чтобы не подвести друга, а заодно и не упустить пациента, гостеприимно распахнула двери кабинета урологии, решив занять общими, ничего не значащими вопросами явно чувствующего себя не в своей тарелке мужчину. Неспешно заполняя анкету, она вежливо улыбалась и переспрашивала все по два раза, тем самым вызвав у посетителя глубочайшее доверие.

«Вы очень внимательная», — было сказано голосом, полным уважением, но и покорности. Мужчина был из далекого села и работал трактористом. Когда анкета была заполнена, а Рафик все еще не явился, повисла некомфортная пауза. Мужчина расценил ее как робость молодого врача и решил сам начать разговор. По-мужски.

— Плохо, — сказал он.

Анна, отоларинголог, тихо покачала головой в знак согласия, думая, что это относится к факту опоздания Рафика. Они посидели молча еще какое-то время.

— Плохо, — терпеливо повторил мужчина.

— Что плохо? — Анна поняла, что еще чуть-чуть — и осматривать пациента придётся ей самой.

Мужчина понимающе кивнул и, показывая глазами на причинное место, уже громко и разборчиво произнося каждую букву, повторил в третий раз:

— Плохо!

Анна, сгорая одновременно от стыда и досады на своего друга, обреченно вздохнула:

— Ну, расскажите, что вас беспокоит

Мужчина, оживившись, сел поудобней и бодро продолжил:

— Доктор джан, мне уже давно пора жениться, но этот проклятый, — тут он ткнул пальцем туда, куда раньше показывал только глазами, — не работает!

Помоги, доктор! Я в долгу не останусь. Если смогу делать это два раза в неделю, принесу тебе мешок картошки!

Тут на самом, по мнению Анны, интересном месте (времена были тяжелые и мешок картошки был более чем роскошным обещанием), дверь распахнулась и вбежал запыхавшийся Рафик. Анна передала всю информацию, включая картошку, и ушла в свой кабинет. Не знаю, сколько продлилось лечение, но в один прекрасный день, когда Рафик и Анна пили кофе в перерыве, в кабинет снова вошел тот самый мужчина.

— Доктор джан, — сказал он, — мы же закончили лечение?

— Да, уважаемый, закончили, — ответил Рафик.

— То есть я уже могу жениться?

— Думаю, можете, — как можно уверенней сказал Рафик.

Мужчина подошел к столу взял лист бумаги и ручку, повернулся к Рафику и сказал:

— Пиши!

— Что писать? — не понял Рафик.

— Пиши — председателю райисполкома, я, доктор Рафик, подтверждаю, что, житель села, такой то-такой то, здоров и может исполнять свои мужские обязанности два раза в неделю!

Рафик и Анна переглянулись. Писать такую справку было как минимум несерьёзно, но Рафик, который выложился, что называется, на полную катушку со своим первым пациентом, не собирался проваливать этот экзамен. Он решительно взял в руки ручку и четким, пока еще совсем немедицинским почерком, накатал послание чиновнику, который явно был в курсе абсолютно всего приходящего в селе.

— Спасибо, доктор! — мужчина был очень доволен, — а как вы думаете, вашей подписи достаточно? Может лучше, чтобы еще и главврач подписал?

— Нет, нет что вы, — занервничал молодой доктор, — поверьте, тут все, что вам нужно. Это же я ваш лечащий врач, а не он.

— Хорошо, доктор джан, тогда пойду, спасибо!

Мужчина ушел, а горе-ординаторы облегченно вздохнули.

— А он правда вылечился? — спросила Анна Рафика.

— Не знаю, — развел тот руками, — он еще не пробовал…

Прошло время. Недели две-три. История быстро забывалась. Но однажды вдруг их обоих вызвали к главврачу.

— Он орет, как сумасшедший! — сказала санитарка, глашатай недоброй вести.

Недоумевая по поводу причины предстоящего разноса, Рафик и Анна поплелись в кабинет главврача. Увидев их, главный, красный от гнева, показывает им злосчастную справку.

— Это вы написали? Отвечайте!

Дальше последовало подробное разъяснение, кто они по своей сути, был сделан акцент на случайности их пребывания в профессии врача, последствиях безответственных действий, и, наконец, на констатации полной негуманности данного сельчанину обещания.

— Откуда вы знаете, что он все это может? Вы что, лично проверяли? — он и не пытался прикрыть праведный гнев опытом педагога.

Возвращались Анна и Рафик к себе в кабинеты, мягко говоря, не в духе.

— Слушай, — Рафик все же был возмущен, — а как эта справка вообще к главврачу попала?

— Не знаю, скорее всего, он подумал и решил, что главному человеку в селе должен писать главный человек в клинике, вот и вернулся.

— Но ведь две недели прошли!

— Ну, далекое село, наверно… — пожала плечами Анна, — пока туда, пока обратно…

В молчании они дошли до кабинета Рафика. А открыв дверь, увидели то, чего не должно было быть — прямо на столе гордо возвышался огромный мешок картошки.

Китайский петух

Моя одноклассница Анка жила в собственном доме. Для нас она была — Маленькая Анна. Большой Анны для сравнения у нас не было, но невысокий рост и веселый характер ее заслуживали отдельного отношения, и, пользуясь всеобщей симпатией, Анка с удовольствием носила этот незатейливый титул. Так вот, дом, хоть и был собственный, находился в центре города, неподалеку от хореографического училища, где мы учились на сценических фей, поэтому каждый раз, когда выдавалось окно между репетициями, мы набивались к ней в гости. В доме у Анки были две мистические вещи, — чудо-подвал и чудо-двор. Во дворе обитала разная живность, что приводило меня, занимавшуюся балетом, но мечтавшую о карьере ветеринара, в дикий восторг. Здесь можно было наблюдать за естественными жизненными процессами, например топтанием и заодно получать объяснение, что это такое с курами, собственно, делается. А чудо-подвал был центром  сладостного восторга каждой из нас, потому что оттуда выуживались самые вкусные вещи на свете. Вход в кладезь гастрономических шедевров находился на кухне прямо в полу, и Анка, поднимая дверцу, ныряла вниз по крутой лестнице и подавала наверх блюда и корзинки, наполненные домашней выпечкой, что для будущих балерин являлось вещью запретной, а потому вожделенной.  Каждый раз, устраиваясь на диванчике в гостиной, мы с нетерпением ждали её ритуального спуска.

Как-то раз выйдя во двор, я, к своему восторгу, обнаружила там нового петуха, который был совершенно не похож на привычных аккуратно белых или золотисто-пестрых обитателей курятника. Во-первых, он был втрое меньше по размерам, зелено-синий, он восседал в центре отведенного для кур помещения, подозрительно косясь одним глазом, потому что другой глаз отсутствовал. Гребешок, тоже синего цвета, залихватски свисал набок, потом следовало роскошное жабо из торчащих, как балетная пачка, перьев, дальше следовал абсолютно голый участок шеи, что делало его похожим на маленькую синюю пальму. Завершало картину тщедушное тельце с довольно потрепанным хвостом. Он был похож на ветерана войны, который одержал, если не физическую, то моральную победу, точно. Остальные куры и петухи испуганно жались под стенками, держась от него на почтительном расстоянии. Анка пояснила, что это — китайский петух, его им подарили, и сейчас ясно, почему, так как отчаянная мелкая зараза не подпускает к курам «нужных» петухов, а сама сутки напролет бегает по ним, но от этого куры только пугаются и не несутся, так что от него нужно избавиться, но резать не будут из уважения, а скорее всего, тоже кому-нибудь подарят. Немного погрустив на эту тему, мы, впрочем, быстро забыли о петухе — нас ждали традиционные дары из подвала.

Спустя пару месяцев мы с подругами повели мою младшую сестру в зоопарк. С видом знатока, я рассказывала ей о животных в клетках, долго и доходчиво, нe столько для ее развития, сколько ради бравады перед подругами. Мне ужасно хотелось блеснуть своими знаниями животного мира, доказать, что я зоологическая всезнайка. Подолгу задерживаясь у каждой клетки, мы наконец остановились у закрытого вольера. В нем никого не было, не было и таблички с названием его обитателя. Зато висела другая, и на ней было выведено «Опасно!»

Вольер был отгорожен от посетителей перилами, затем колючей проволокой, за ней следовала, собственно, сама решетка и уже потом мелкая сетка. Посреди вольера в сером полумраке валялась какая-то тряпка.

— Ну, и кто тут сидит? — уныло спросили меня подруги, уже основательно подуставшие от моих лекций.

— Не знаю, — задумчиво промямлила я, вглядываясь в полутемный вольер. — Во всяком случае, это кто-то очень опасный.

— Угу, — засмеялись девочки, — опасная тряпка!

Мы уже собирались отойти, как внутри стало происходить какое-то движение. Тряпка горделиво встала, отряхнулась и во всю глотку закукарекала. Я не верила своим глазам — перед нами сидел тот самый Анкин петух, китайский, пребывавший в своем обычном императорском одиночестве в середине помещения! Я кинулась к ближайшему работнику зоопарка с просьбой не отдавать петуха на съедение опасному зверю. Я была готова выкупить его, синего и общипанного. Работник терпеливо выслушал мои причитания и сказал:

— В клетке кроме него никого нет. Это его клетка. Подселили сначала к цесаркам, но он там всех самцов перепугал. Так что пускай здесь побудет. Правда, сначала хотели скормить кому-нибудь, но не станем. Из уважения.