Лидия Григорьева — поэт, эссеист и фотохудожник. Родилась на Украине. Детство провела на Крайнем Севере. Школу закончила в Луганске, университет в Казани. Много лет живет в Лондоне и Москве. Автор многих поэтических книг, романов в стихах и книги избранных стихотворений и поэм «Вечная тема» (2013), получившей диплом «Книга года» на медународной книжной ярмарке в Москве. Автор фотоальбома «Венецианские миражи» (2011) и книги эссе «Англия — страна Советов» (2008). Книга эссе «Сады земные и небесные» и роман в стихах «Русская жена английского джентльмена» (2017) были представлены на лондонской книжной ярмарке. Книга избранных стихотворений Лидии Григорьевой на английском языке “Shards from the Polar Ice” — «Осколки полярного льда» (Selected poems, Translated by John Farndon) — была номинирована на три британские литературные премии. В 2019 году вышли книги четверостиший «Стихи для чтения в смартфоне» (СПб) и «Любовь в плохую погоду» (Омск), книга трехстиший «Степной трилистник» и книга прозы «Пять рассказов» (Москва); в 2020 вышла книга прозы «Термитник» (СПб). Лауреат нескольких литературных премий. Создатель синтетических жанров «фото- и кинопоэзии». Кинопоэма Лидии Григорьевой «Иерусалим сада моего» была представлена на конгрессе «Литература и кино» в подмосковных Соснах. Кинопоэма «Кандинский Океан» получила Диплом кинофестиваля Ирида (SIFFA) в Сочи (2018) «За визуализацию поэтического текста».

Дебора, или Ночь перед Рождеством

В ночь перед Рождеством обещали полнолуние. А это, как известно, время битвы света и тьмы, добра и зла, нечистой силы и силы небесной.

«Это моя новая подружка, — сказал отец, — она теперь будет жить с нами. Запомни, ее зовут Дебора. И хоть она не говорит по-русски, кое-что понимает. Не забывай об этом, когда будешь песенки свои распевать! Рифмуй там поосторожнее. Не так как с Рианой было. Риана — три стакана… Она ведь не так много пила. Обиделась». Отец вышел, а девочка внутренне сжалась. Ей не понравилось имя: какие-то дебри мёртвых сухих деревьев… Дебора из тёмного бора… ну, жить так жить… Дом большой. Наушники у Лизаньки новые, бесконтакные. Она не услышит ничего, кроме музыки, как бы они ни бесновались, ни стонали и повизгивали ночью в семейной спальне на третьем этаже. Дебора — много ора… Но в десять лет настроение меняется быстро. И девочка, похожая на солнечный зайчик, поскакала по заснеженной дорожке сада, напевая любимое: «Мой Лизочек так уж мал, так уж мал, что из листика сирени, сделал зонтик он для тени, и гулял, и гулял…» Она всегда хотела быть маленькой-маленькой, чтобы отец легко её  подбрасывал до потолка, чтобы тихо крался в ее спальню, старался не разбудить,  проверяя, спит ли его единственное сокровище, надёжно ли укрыто от внешних бурь. Лиза знала, что любил он её больше всех на свете. Но десятым чутьём понимала, что она когда-нибудь вырастет и он перестанет ее беречь. И перестанет он прогонять своих подружек по любому, самому невинному, детскому, но всегда с лукавой подоплёкой оговору. Этакий наивный стишок: Варвара нам не пара… Лена — волосы из сена… Раиса — плохая актриса… Шура — набитая дура… И тогда кто-нибудь из них тут останется навсегда и станет её мачехой, которая изведет её насмерть, как Крошечку-Хаврошечку, или отведет в зимний лес к волкам голодным, как сиротку Настеньку. Все сказки говорили о том, что мачеха — злая и корыстная ведьма. А мама любила ей читать именно такие сказки до самой своей смерти три года назад. Как чувствовала, как знала, пугала словом мачеха. Скачи, скачи, солнечный зайчик, пока падчерицей не стала. И тут внезапно Лизанька наткнулась, как на пику, на острый и беспощадный взгляд Деборы… из-за забора. А за забором был густой лес.  И там сгущалась тьма.

Кафе “Concerto”, или Подарки к Рождеству

И она стала сниматься в дорогой подростковой рекламе магазина Burburian.  Ну это там, где все детские модели похожи на жертв взрослого насилия.  Жертвы педофилов. Бледные. С черными кругами под глазами. Словно наркоманят потихоньку в результате пережитого стресса. Вот британские защитники зож и вышли на Пикадилли с плакатами: «Долой вaрваров! Защитим детей от взрослых!»

И Катин друг туда же! Чудик этот Джон. Зожист заядлый. Не пей это, не ешь то. Хорошо, что просто друг.

Сама по себе Катя была девочка здоровая и веселая. На хорошем счету в своём лондонском колледже искусств. А вот портфолио её состояло из кровавых ужастиков.

Друзья-приколисты охотно снимались в ее mini-mоviе. Понарошку убивали и расчленяли, охотно падали, измазанные кровавым томатным соком, строили жуткие рожи, хохотали до упаду за кадром. На эти учебные съёмки она и зарабатывала себе деньги вызывающей возмущение рекламой. И заняла первое место в конкурсе студенческих работ. И тут же, как по маслу, ей позвонили и предложили встретиться со взрослым режиссёром. Встречу назначила она сама. В кафе “CONCERTO” на Риджен-стрит. Любила сладкое. А там самые-самые вкусные пирожные. Итальянцы, сэр! В самой Англии с этим напряжёнка. Исторически невкусные сладости. Хотя можно было бы милостиво назвать это своеобразием островного вкуса.

Дядька оказался совсем престарелый, явно за сорок. Модная лысина лоснилась, как лакированная. Очки-хамелеоны бликовали, реагируя на солнечный свет, и поэтому надежно закрывали глаза. И что ещё поразило Катю — русский! Этого еще не хватало. И руку протянул, как в доковидные времена. А ладони оказались влажные и липкие. И Катя, извинившись, сбежала вниз по лестнице в туалетную комнату, чтобы вымыть руки. По пути обдумала ситуацию, позвонила Джону и сказала, что ждёт его. Срочно. Пока она бегала, забыла, как зовут её интересанта. Отвыкла от русской привычки отягощать имя отчеством. Во! Абдулалиевич, вспомнила! А first name как ветром из головы выдуло. Ну, ладно. Карточку даст, если по делу. А если просто так… дальше она испугалась даже думать.

Этот… вспомнила имя из русской сказки… Руслан… Абдулалиевич листал в планшете её портфолио. А что там листать-то особенного. Не наработала ещё.  Но знала, что сделает и сумеет. Ну, если выживет и доживёт. Вот и этот, как она чётко поняла, вспомнив его вспотевшие ладони, лысый русский хамелеон, туда же. Сейчас в гостиницу позовёт «договор подписывать».

«Твою маму зовут Лариса, да ведь? — неожиданно спросил дядька. — И тебе скоро шестнадцать, верно?»  «Ну, вы еще скажите теперь, что вы мой папа! Или этот, как его… Санта Клаус!» — пошутила Катя.  «Ты угадала, — сказал этот странный взрослый. — Я оплачу твои проекты. Это будут мои подарки к вашему этому, как его, английскому Рождеству. Но маме не говори, что мы виделись! А талант у тебя все-таки от меня!» — добавил он и вышел, заплатив за дорогущие, недоступные студентам пирожные, которые они потом с прибежавшим на выручку запыхавшимся Джоном с аппетитом съели. В полном молчании, следует отметить. Джон, как всегда, ни о чем ее не спросил. А обычно смешливая Катя словно бы не заметила, что он теперь ест вкусное и жирное, как все люди, а не упёртый зожист.
«Знаешь, Джон, — прервала вдруг молчание Катя, — а ведь мама у меня — гений! Это уже пятый мой папа…»