Гуманитарные итоги 2010-2020. Литературное издание десятилетия
Портал Textura продолжает серию опросов, направленных на исследование гуманитарных итогов прошедшего десятилетия (2010—2020 гг.) Вслед за трёхчастным опросом о книге десятилетия (см. часть I, II, III) в нашем новом выпуске мы попросили десять экспертов — литературных критиков, филологов, писателей, — ответить на три вопроса:
- Какое литературное издание (журнал, газета, интернет-издание: одно) Вы бы назвали «изданием прошедшего десятилетия» (2010 — 2020)? Чем оно для Вас важно в личностном смысле — и чем в литературном?
- Расскажите, пожалуйста, об истории Вашего знакомства и, возможно, сотрудничества с этим изданием, о главных его публикациях.
- Что, на Ваш взгляд, определяет успех литературного издания в Ваших глазах сегодня, в 2020 году, — качественный контент, внятная эстетическая позиция, сочетание всего перечисленного, — и как ситуация в этом отношении поменялась за прошедшее десятилетие (если поменялась)?
На вопросы отвечают Кирилл АНКУДИНОВ, Владислав ТОЛСТОВ, Антон АЗАРЕНКОВ, Анна ГОЛУБКОВА, Евгений АБДУЛЛАЕВ, Ольга БУГОСЛАВСКАЯ, Анаит ГРИГОРЯН, Александр МАРКОВ, Александр ЧАНЦЕВ, Михаил НЕМЦЕВ
Кирилл АНКУДИНОВ, литературный критик, филолог, доцент кафедры литературы и журналистики Адыгейского государственного университета:
«НОВАЯ КАМЕРА ХРАНЕНИЯ»
1. Ну, если надо назвать только одно издание… Я проживаю в отдалении от центров литературной жизни «десятых годов». Я могу уверенно назвать два главных проекта девяностых годов прошлого века — я тогда четыре года жил в Москве и принимал участие в тех проектах (это журналы-альманахи «Алконостъ» и «Между-речье» — суть времени была там). А «десятые годы»…
Мой выбор — проект «Новая Камера хранения» — во всех его ипостасях — бумажной и сетевой. Применительно к десятилетию 2010-2020, конечно, уместно говорить о сетевой ипостаси этого проекта, о «Живом Журнале» Олега Юрьева. Эта ипостась проекта завершилась в конце 2015-го года. Но осталась многообразная творческая деятельность Олега Юрьева периода 2016-2018 гг. Она тоже входит в этот проект.
Я выбрал этот проект ещё и потому, что его больше не будет. Он закончился со смертью Олега Юрьева и прикреплён этой смертью к прошедшему десятилетию. Иные феномены, будь то «Знамя», «Наш современник», «Бельские просторы», «Сигма», «Лиterraтура», «Поэмбук» или «Литературная Адыгея», — продлились в нынешнее десятилетие и имеют некую возможность стать «изданиями двадцатых годов» или «изданиями тридцатых годов». У «Новой Камеры хранения» такого шанса больше нет. В прошедшее десятилетие перестали существовать другие издания — например, «Арион» и, вероятно, «Октябрь». Но эта смерть — иная, неудачная. Издания должны умирать красиво.
2. Номера (ещё не новой) «Камеры хранения» я начал покупать в Москве в середине девяностых годов. Передо мной — пятый выпуск (1996); в нём — лучший прозаический текст Олега Юрьева — рассказ «Игра в скорлупку». Это шедевр.
Ну а «Новая Камера хранения» прошедшего десятилетия ценна для меня литературоведческой рефлексией — статьями Олега Юрьева и его друзей.
Что касается моего личного участия в проекте. Опубликовал один стишок во «Временнике стихотворного отдела Камеры хранения за 2004-2006 г.» (2007), а в сетевой «Новой камере хранения» несколько раз перепечатывались мои рецензии на авторов этого круга. Но вот только что посмотрел в «Википедию»; там в статье о «Камере хранения») приводится моя цитата, дающая эстетическую характеристику проекта. Да, вот теперь я скажу, что тоже поимел отношение…
3. Прошедшее десятилетие скомпрометировало традиционный формат «литературного журнала», сложившийся в начале XIX века (формат «Вестника Европы» Н. М. Карамзина), — и в бумажном, и в сетевом варианте. Дело в том, что ныне этот формат вынужден работать «применительно к подлости». Надо формировать редакционный портфель нового журнального номера, а хороший автор, на которого так рассчитывали, ничего не написал, зато в редакцию пришёл не столь хороший автор, которого и без того в каждом номере печатают. Другой хороший автор — чужд идеологически; третий хороший автор поссорился с четвёртым — придётся выбирать между ними. Так начинает работать «отрицательный отбор». И вот результаты: одни журналы публикуют исключительно мемуары, потому что ничего другого им не носят. Другие журналы в своём «высокоэлитарном новаторстве» ужимают себя до шагреневой кожи; и вся современная литература сводится для них до десятка авторов, а то и до одного автора. Третьи и четвёртые — обмениваются привычной «обоймой авторов»; потом в дюжине журналов я нахожу одни и те же имена (не скажу, что значимые для литературной ситуации). Пятые учащают тематические выпуски «о детской литературе» и «о литературе Киргизии».
Мне кажется, что мы возвращаемся к практике XVIII века, когда не было литературных журналов в привычном понимании, а были проекты, выглядящие странно. Трудно вообразить «журнал-роман», а он был; это «Почта духов» Ивана Крылова. Причудливость этих проектов связана с одной причиной: всё это были издания-личности. Я думаю, что мы приближаемся к формату «издания-личности». Нет границы между изданием и человеком: издание — это человек, а человек — это издание. По отношению к Олегу Юрьеву и «Новой Камере хранения» это было так.
Ни в одном современном издании традиционного типа не могут соседствовать хорошие поэты Сергей Гандлевский и Марина Струкова. А в блоге литературного блогера — могут, потому что блог — это человек, а человек может не отчитываться ни перед кем. Будущее — за литературными изданиями, которые более похожи на блог, нежели на традиционный литжурнал, но всё же являются не блогом, а проектом, то есть объединяют вокруг одного человека сначала узкий круг единомышленников, а потом — широкий круг авторов. Широту потенциального авторского круга обеспечивает узкая личностность «человека в центре проекта». Один человек всегда смелее, чем институция. Тем более, чем государственная институция. А многие нынешние журналы и не знают, государственные ли они или нет, и даже не знают, кому принадлежат вообще. Личность же всегда знает, что она принадлежит себе.
Владислав ТОЛСТОВ, литературный критик, блогер:
1. В 2016 году я стал вести собственный блог «Читатель Толстов», куда складывал свои читательские впечатления. Блог выходит постоянно, по два обзора в неделю, недавно вышел 400-й по счету обзор. До того, как начать писать о книгах, я много читал, но не очень интересовался формальной стороной издательского бизнеса, не обращал внимания на то, какое издательство выпустило ту или иную книгу, не запоминал имена переводчиков, редакторов, вообще не следил за процессом. Но чтобы вести блог, надо ориентироваться в том, что происходит в книжном мире, и я стал читать разные интернет-ресурсы, критические разделы на сайтах литературных журналов, рекомендательные сервисы с пользовательским контентом вроде goodreads и livelib и т.д. Надо сказать, что за последние четыре года таких ресурсов появилось немало. Сами издательства теперь размещают отзывы на свои книги на сайтах, ведут активную работу в социальных сетях, многие писатели пишут в Facebook о состоянии литературной жизни в России, постоянно появляются новые регулярные интернет-издания. Поэтому у меня нет какого-то одного литературного издания. Я пытался как-то выбрать то, которое мне нравится больше всех, не получается. У меня составилась «пятёрка» изданий, интернет-ресурсов, о которых я больше и полнее всего узнаю о новых книгах (о «Читателе Толстове» не упоминаю).
а) Сайт литературной премии «Национальный бестселлер» — лучшее, на мой взгляд, что можно прочесть о современной российской литературе. Каждый год в начале февраля, во время работы Большого Жюри в очередном премиальном цикле организаторы выкладывают на сайте тексты рецензий, которые пишут члены БЖ. Это лучшее чтение «о книгах и чтении вообще», какое доступно обычному, как я, рядовому читателю, далёкому от разборок между разными литературными группами.
б) Библиотека «Лайвлиб», где свои отзывы на книги пишут рядовые читатели. Здесь много спорных и порой даже странных суждений, но так даже лучше: во-первых, понятно, на что люди обращают внимание, когда читают книги, во-вторых, это один из лучших ресурсов, позволяющий «поднять» библиографию писателя и прочесть, что писали о его предыдущих книгах, это очень полезно для работы.
в) Авторские колонки Владимира Березина на сайте Rara Avis. Пока что лучших текстов, рассказывающих об онтологической природе чтения, литературы, творчества, я не встречал в Рунете. Причём Березин пишет эти колонки уже несколько лет, и остаётся только горевать, почему издатели до сих пор не выпустили все авторские колонки Березина под одной обложкой. Это стало бы настоящим гурманским чтением для всякого, кто любит чтение и книжки.
г) Официальный сайт издательской группы «Азбука-Аттикус» — на мой взгляд, лучший сайт компании-издателя, где помимо рекламы собственных книжных новинок есть (каждую неделю появляются) интересные обзоры, статьи и интервью. Сайты большинства наших издательств удивительно убоги и неинтересны, даже странно, почему они живут в реальности, где не существует десятков миллионов людей со смартфонами.
д) Сайт (или блог) Анастасии Сопиковой, директора книжного магазина «Во весь голос», первый нормальный блог, где человек рассказывает не только о книгах, которые ему понравились, но и о тех, которые вызвали у него отвращение, — и делает это одинаково убедительно и интересно. Я постоянно получаю ссылки на новые видеоблоги «книжных блогеров», но всё это чудовищно скучно. А Анастасия делает всё с таким изумительным home video качеством картинки, но с драйвом, юмором, и даже когда ругает плохие книги, делает это необидно для авторов, что особенно ценно.
К сожалению, в последнее время все реже читаю интернет-сайт «Горький», в котором исчезли сразу несколько моих любимых рубрик, — «Заслуженно забытая книга», рубрики «Спорная книга» и ежемесячные обзоры переводной фантастики, которые делал Василий Владимирский. По замыслу «Горький» мог бы стать лучшим интернет-изданием о книгах, но, увы, не стал.
2. У нас вообще не хватает такого интернет-издания о книгах, в котором писали бы не для писателей и не для отделов распространения издательств, а для читателей, для простых парней, которые предпочитают чтение прочим формам досуга. В одних изданиях выясняют отношения представители одной «литературной мафии» со всеми прочими, в других — бесконечно причитают о том, как плоха стала современная литература. Я как читатель не заметил, что она стала плоха. Я веду блог уже четыре года, написал в нём про пару тысяч новых книжек и никогда не испытывал недостатка в интересных новинках.
3. Как читатель я не скажу ничего нового: чтобы книгу было легче продвигать, она должна быть прежде всего интересной. У нас огромное количество «продюсерских проектов», плохих книг, которые объявляются «главными книгами года», расхваливаются, раздают авансы авторам, но через год никто их и не вспоминает. Это издержки издательского процесса, и не стоит придавать им значения. Интересных книг всегда много.
Антон АЗАРЕНКОВ, поэт, филолог:
«МИТИН ЖУРНАЛ»
1. Конечно же, то, что я назову, не является «изданием прошедшего десятилетия» — этому журналу куда как больше лет, и «мода» на него в прошлом. Однако после ощутимого перерыва в нулевых журнал снова начал выходить как раз с 2010 года, и это — время его второго (третьего? четвертого?) расцвета. Наверное, это единственное издание — после безумной детской книжки «Откуда я взялся» и чуть позже — сектантских писаний о половом воспитании, за которым в нашем тесном кругу выстраивалась настоящая очередь. Потому что это по-настоящему, без текучки «литературного процесса» — что ни материал, то открытие, как это бывало с нашими главными журналами в пору публикации «возвращённой литературы». Короче говоря, десятые годы я провел с ним, как и с другими проектами Волчека и Боченкова, — я говорю, как вы уже догадались, о «Митином журнале».
2. Для меня главные публикации «Митиного журнала» — это вновь переведенная проза Боулза, Ожьераса, Батая и других «потаённых классиков» XX века. Русский сегмент представлен чуть менее богато, да и я не назову себя большим любителем современной отечественной прозы. Но именно «Митин журнал» открыл для меня имена таких поэтов, как Лида Юсупова и Ярослав Могутин. Их творческие манеры бесконечно далеки от того, что делаю и люблю я сам, но прямота и головокружительная мощь этих высказываний не может не переворачивать мой уютный и эстетский внутренний мир. Я бы, наверное, никогда не написал чего-то вроде могутинской «Свастики» или юсуповских «Приговоров», но ощущение свободы образов (причём не релятивистской: за всем этим стоит очень внятная этическая позиция, соглашаемся мы с ней или нет) — ощущение этой яростной свободы завораживает. Однако, повторюсь, «Митин журнал» я читаю из-за XX века, за современной поэзией я хожу в другие места («Знамя», «Воздух», «Новый мир», «Полутона», Фейсбук).
3. Успех нового литературного издания, как я думаю, зависит от тонкости настройки вкуса, спецификации: чем уже, тем лучше. Сила, приложенная в одну точку, всегда «сильней». Ещё, конечно, дизайн: слава Богу, у нас в последние годы это начали понимать. Взаимодействие «бумаги» и электронных медиа тоже жизненно необходимо. Сильный «фетишистский» интерес к ЛЮБОМУ изданию можно развить с помощью грамотной репрезентации в социальных сетях (я не могу заказать себе дорогущий двухтомник по русской фольклористике, потому что его мгновенно раскупила и поставила себе на полку, кажется, вся моя френдлента). Но всё это уступки времени, главное, конечно, публиковать хорошие тексты и никогда не отступать от своей редакторской воли.
Анна ГОЛУБКОВА, поэт, прозаик, филолог, редактор альманаха «Артикуляция»:
«ВОЛГА»
1. Литературных изданий у нас не так много, все они разные и выполняют разные задачи. И хотя иногда может показаться, что есть какое-то соперничество, поле это настолько широкое, что места тут ещё долго хватит всем. Однако если нужно выбрать только одно, то изданием прошедшего десятилетия я бы назвала саратовский журнал «Волга». В этом журнале соединилось сразу всё: и традиции, и современность, и личная инициатива, и отражение веяний времени. В 2000 году выпуск журнала был приостановлен, он начал выходить снова в 2008 году уже на совершенно других условиях. Его делает в основном та же самая команда, что и прежнюю «Волгу», но теперь журнал стал их личной инициативой, их волонтёрским проектом. При этом традиции и накопленный опыт, безусловно, редакцией журнала учитываются. Лично для меня особенно важно ещё и то, что журнал не занимает какой-то определённой стороны в существующих литературных полемиках, а обращает внимание прежде всего на качество литературного произведения. При этом «Волгу» нельзя назвать всеядной, у этого журнала есть своя определённая позиция. Но там можно встретить стихи и прозу авторов, принадлежащих к разным направлениям, и выглядит всё это совершенно нормально и органично. Более того, «Волга» иногда делает то, чего не делает, если не ошибаюсь, никто другой из «толстых» журналов, — выводит автора на совершенно иной уровень читательского восприятия. Тут, конечно, нельзя не вспомнить публикацию именно в «Волге» романа Алексея Сальникова, с которой и началась его широкая литературная известность. Таким результатом, по-моему, ни один другой журнал похвастаться не может, потому что все они стараются публиковать уже так или иначе раскрученных авторов. И в любом случае лично для меня в каждом номере «Волги» непременно находится что-то очень интересное.
2. Ещё во времена Живого журнала я была непосредственным свидетелем возрождения «Волги» в 2008 году и всячески это приветствовала. Первая моя публикация состоялась в 2009 году, это была статья «Последние известия литературного департамента» — рецензия на книгу «Петербургская поэтическая формация», которая в своё время вызвала большую полемику, причём больше этического толка. Так как в статье высмеивалось предисловие Виктора Топорова к этой книге, другие журналы её не брали (или я даже им не предлагала, не помню). А вот в «Волге» напечатали с удовольствием. Несколько позже там были опубликованы и подборки стихов. Думаю, все авторы этого раздела согласятся с тем, что Алексей Александров — прекрасный редактор, очень поддерживающий и ободряющий. А это особенно необходимо, например, пишущим женщинам.
3. За десять лет ситуация поменялась в том, что необыкновенно выросло значение интернета. Журналы теперь в основном читают именно в сетевых версиях, хотя бумага все равно остается признаком статуса издания. Но вот я, к примеру, даже если у меня журнал есть в бумажном виде, всё равно в основном пользуюсь его электронным вариантом. Более того, каждый автор может публиковать себя самостоятельно в своём блоге или на других ресурсах, журналы должны предлагать какие-то дополнительные преимущества, потому что они никак не могут соперничать с блогами в оперативности публикации и наличии непосредственного читательского отклика. И это прежде всего, конечно, экспертный отбор и создание хорошо выстроенного метатекста. Потому что каждый журнал — это единство всего в нём опубликованного, в журнале произведения начинают ещё и дополнительно работать друг на друга. Так что в том, что журналу в первую очередь необходим хороший неравнодушный редактор, за 10 лет не поменялось ничего, вернее, значение редактора в нынешних условиях даже еще и выросло. На мой взгляд, успех современному журналу, кроме качественного содержания, обязательно включающего в себя проблемную литературную критику, приносят ещё и правильное позиционирование, и дополнительная работа с аудиторией.
Евгений АБДУЛЛАЕВ, поэт, прозаик, литературный критик:
«НОВЫЙ МИР»
Я был зачат и родился в толстых журналах; естественно, что и писать буду о них. Вопрос только — о каком журнале. Об «Арионе» уже писал — да и до 2020-го он, увы, не «добрался». О «Дружбе народов», где печатаюсь давно, часто и с удовольствием? Будет отдавать незатейливой саморекламой. Да и, в целом, для такого разговора («Какое литературное издание Вы бы назвали…») нужна определенная отстранённость, небольшая дистанция.
Поэтому — «Новый мир». Из толстых журналов, пожалуй, наиболее точно отразивший дух десятых. Постепенное размывание границ — эстетических, идеологических, литературных. Эклектика? Или синтез? Пока сложно сказать. Дух времени.
Свойственно это, конечно, и другим журналам. Но, скажем, «Знамя» продолжает либеральную линию конца восьмидесятых — девяностых. «Дружба народов» — проект просвещенного имперства, сложившийся еще раньше («имперство» использую безоценочно; великая литература вне империи не возникает). Это не означает «несовременности» — если, конечно, не представлять движение литературы как жестко-линейный «прогресс».
Внешне «НМ» остаётся самым советским журналом. С прежней, не изменившейся с советских времен, обложкой. С прежним, не изменившимся с советских времён, адресом. С сохранившимся с советских времён интерьером и вереницей чёрно-белых портретов прежних главных редакторов в коридоре. С мемориальной нотой в отношении Твардовского и Солженицына — и вообще, «того» «Нового мира». С мягко декларируемой линией преемственности (микро-рубрика «Из летописи “Нового мира”», отцифровка и выкладывание в Сети старых номеров).
В действительности это совершенно другой журнал. Если и наследующий, то скорее «Новому миру» Полонского.
«НМ» Твардовского был журналом жёстко-публицистичным, жестко-либеральным и жёстко-вкусовым (особенно в отношении поэзии).
В нынешнем «НМ» публицистики печатается не так много. В рубрике «Философия. История. Политика» — которую она делит, как и следует из названия, с историческими и философскими штудиями; да и сама та рубрика присутствует не в каждом номере.
Нынешний «НМ» — журнал очень широкого идейного спектра: здесь и либерализм, и центризм, и консерватизм (скажем, любопытная статья С. Нефедова «Великая провокация 9 января 1905 года» смотрелась бы вполне естественно и в любом право-консервативном издании). Наконец, широта вкусовая, и особенно — в отношении стихов: от Кушнера до Давыдова и от Кековой до Азаровой.
И это — опять же, на мой взгляд, отражение общей эстетической широты нулевых и, особенно, десятых; их своеобразной «экстенсивности», о которой мне уже приходилось писать — кстати, на страницах самого «НМ». В сторону этой вкусовой широты в 2010-е двинулись и остальные журналы. Даже наиболее строгий «Арион» за несколько лет до закрытия выделил «делянку» для поэтов, явно не вписывавшихся в его эстетический диапазон, — рубрику «Мой важный поэт». «НМ» лишь произвёл это расширение раньше и решительнее.
«НМ» — наиболее широк и в жанровом смысле. Кроме привычной триады «проза — поэзия — критика», публикуются переводы, драматургия, литературоведческие статьи, кинообозрения. «Журнал журналов».
«НМ» не только отражал десятилетие, но и стремился активно реагировать на его вызовы. Создал наиболее разработанный и функциональный среди «толстяков» сайт (даже два — журнала «Новый мир» и фонда «Новый мир», последний, правда, обновляется хуже). Активен в соцсетях, прежде всего в ФБ. Открыл при редакции свой «Культурный центр».
Какие отношения у меня с «НМ»?
По-разному. На Путинковский я пришел в 2009-м, уже будучи изрядно проштампелеванным другими журналами. Но отнеслись хорошо. С тех пор это хорошее отношение я сам периодически испытывал на прочность. Нет, до плевков в колодец не доходило, но сказать что-то не слишком лестное по поводу отдельных авторов или публикаций, так, чтобы колодезным эхом разнеслось, — это бывало, и не только с «НМ».
Тут, конечно, вопрос, для чего мне вообще публиковаться и там, и там, и ещё там… Памятуя при этом гениальную эпиграмму Анненского на многопишущего и позабытого ныне Леонида Фейгина: «Даюсь я, Фейгин, диву: Как мог твой гений сразу И унавозить “Ниву”, И переполнить “Вазу”».
Правда, и Пушкин до 1830-х тоже успел перепубликоваться во всех существовавших тогда литжурналах… Это несколько утешает.
Причина, возможно, в том, что я сам и экстенсивен, и эклектичен (или синтетичен — затрудняюсь сказать).
А что касается третьего вопроса: что определяет успех, — ответить просто не смогу. Само понятие успеха в литературе настолько за последние годы трансформировалось, что нужен отдельный разговор об этом. Последние года два-три уже кажется, что успех литературного издания — это когда оно просто продолжает выходить, а не отваливается в небытие с поминальным фуршетом или без оного. И успех этот требует с каждым годом всё больших усилий — как в «Алисе в Зазеркалье»: чтобы остаться на одном месте, нужно бежать всё быстрее…
Ольга БУГОСЛАВСКАЯ, литературный критик:
«ЗНАМЯ»
1. На мой старомодный взгляд, принципиально важную роль в нашей литературной жизни продолжают играть толстые журналы. Их главное достоинство заключается в том, что они никого не пытаются развлекать. Это едва ли не единственный парк без аттракционов в нашем культурном пространстве. Здесь к читателям относятся как ко взрослым людям. При доминирующих установках на «позитив», увеселения и прочую «невыносимую лёгкость бытия» популярными толстые журналы быть не могут. Их непопулярность симптоматична и не свидетельствует, как мне кажется, ни о чём хорошем. Уникальность толстых журналов состоит ещё и в том, что они практически не занимаются собственным маркетингом и рекламой, не предпринимают никаких специальных действий, чтобы себя продать, не пытаются создать из имён авторов бренды, то есть смотрят на читателей именно как на читателей, а не покупателей. Когда-то мне казалось, что это их недостаток, но теперь я смотрю на это иначе, как на очень ценную особенность. Не говоря уже о том, что именно в редакциях толстых журналов работают самые, на мой взгляд, профессиональные люди. Если нужно выбрать среди них одно издание, то пусть это будет журнал «Знамя».
2. Среди публикаций последнего десятилетия я бы отметила следующие: Наталья Громова «Ключ», «Последняя Москва», Денис Драгунский «Архитектор и монах», Алексей Макушинский «Пароход в Аргентину», Алексей Винокуров «Люди чёрного дракона», Виктор Шендерович «Савельев», Марина Вишневецкая «Вечная жизнь Лизы К.», Анатолий Курчаткин «Минус 273 градуса по Цельсию», Тимур Кибиров «Генерал и его семья», Ольга Славникова «Прыжок в длину», Мария Рыбакова «Если есть рай», Вячеслав Ставецкий «Жизнь А.Г.». По-моему, это очень заметный вклад в русскую литературу.
3. Успех любого литературного предприятия находится в зависимости от интереса публики к литературе вообще. Сегодня этот интерес весьма низок. Поэтому рассчитывать на успех в данной области кому бы то ни было крайне сложно. Читающая аудитория сегодня является настолько узкой, что популярными могут быть только несколько писателей, к числу которых относятся Пелевин, Акунин, Водолазкин и ещё несколько авторов, и всего один критик. Этого статуса сумела достичь Галина Юзефович. Если ей удастся популяризировать чтение как таковое, а она очень много для этого делает, то через какое-то время, возможно, в пространстве общественного внимания появится место и для других критиков. По состоянию на текущий момент, успешным будет то издание, где публикуется Галина Юзефович. Поэтому если отвечать на первый вопрос с объективной позиции, то нужно признать самым успешным литературным изданием портал «Медуза», хотя он и не является собственно литературным.
Показатели успешности зависят от критерия оценки. Если в качестве критерия избрать качество контента, то мы наберём довольно много успешных изданий, как старых, так и новых. Если же опереться на популярность как основной критерий, то, боюсь, окажется, что успешных специализированных литературных изданий у нас, увы, нет. И в этом отношении за последние 10 лет мало что изменилось.
Анаит ГРИГОРЯН, поэт, прозаик, литературный критик:
«ЗНАМЯ»
Если говорить о значении для меня лично, то я могу назвать сразу несколько толстых литературных журналов, но поскольку вопрос об одном-единственном издании, то расскажу про журнал «Знамя», с которым связаны мои первые публикации в периодических изданиях. История моего знакомства со «Знаменем» и его замечательной редколлегией началась в 2013 году довольно забавно: я тогда написала большую рецензию на книгу профессора Игоря Николаевича Сухих «Русский литературный канон (ХІХ—ХХ вв.)» и думала, как предложить её для печати. Почему-то я была уверена, что мне обязательно откажут, если я «приду с улицы», и я написала редактору отдела критики Анне Кузнецовой, что её электронный адрес дал мне ныне покойный Карен Ашотович Степанян, который также работал в «Знамени». Всё дело в том, что с Кареном Ашотовичем мы познакомились гораздо позже (и я призналась ему, что единственный случай моего вранья в литературной жизни был связан именно с ним). Думаю, уловка не сработала: Анна Кузнецова просто прочитала мой текст, одобрила его и предложила и дальше писать рецензии для журнала. Впоследствии Аня как редактор многому меня научила, я очень ей благодарна, и в редакции «Знамени» я встретила многих моих сегодняшних друзей.
Что касается смысла литературного… это сложный вопрос, а ответ на него не слишком оптимистичный и упирается в длительную и довольно бесплодную дискуссию о судьбе толстых литературных журналов, которые и сейчас нередко публикуют прекрасные романы, впоследствии издающиеся в крупных издательствах. Тем не менее, никто не станет отрицать, что интеллектуальная, нетривиальная, серьёзная (список определений можно продолжить) литература у нас непопулярна. Я скажу тоже довольно непопулярную и, может быть, даже обидную вещь, но я поняла это, долгое время наблюдая за литературой не только в России, но и в других странах: там, где нет индустрии, то есть некоего глобального и консолидированного производства (каким бы не казалось здесь неуместным это слово) книг, фильмов, мультфильмов, журнальной и прочей продукции, не может быть популярна и литература, и литературные издания, а там, где нет места развлечению, драйву и интересу, — там нет места и настоящей интеллектуальности. Мы почему-то считаем, что то, что умно и серьёзно, — по определению скучно и напечатано убористым шрифтом на газетной бумаге, обязательно без картинок. Не могу сказать, откуда взялось это высокомерие и желание уйти в подполье, — мне, например, не нравится читать «литературу для избранных», я даже, скорее всего, не буду её читать, зато с удовольствием прочту интервью с любимым писателем в глянцевом журнале или прочитаю книгу, изданную большим тиражом, в которой рассказана действительно увлекательная история. Успех любого литературного издания и вообще литературы — прежде всего, в хорошей литературе самой по себе и, скажем так, в привлекательном антураже. Литературные издания губит не только отсутствие финансирования, но и, как мне кажется, снобизм и презрение к «недостаточно умному» читателю. Я с удовольствием и интересом читаю Стивена Кинга и Харуки Мураками — не потому, наверное, что я глупый и ленивый читатель, а потому, что эти авторы правда хорошо пишут и всё ещё многому могут меня научить.
Я не вижу, чтобы ситуация с литературными изданиями как-то кардинально поменялась в последние годы — видимо, я недостаточно пристально за ними слежу. И это тоже показательно — человек, сам имеющий отношение к литературе, не слишком интересуется происходящим в литературе. Как обычный читатель я могу сказать: если издание хорошо выглядит, если под обложкой его всегда интересные и живые тексты, и если я знаю, чего ожидать, то есть у издания внятная эстетическая позиция, — я с радостью подпишусь на такое издание и буду его читать. А когда мне говорят «мы здесь не для того, чтобы вас развлекать» — ну, что ж, так и я здесь не для того, чтобы тратить время на то, что мне не интересно. Может быть, звучит немного жёстко, зато честно.
Александр МАРКОВ, доктор филологических наук, профессор РГГУ, философ, историк и теоретик культуры и искусства, литературный критик:
«НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ»
1. Мой ответ не будет оригинален, «Новое литературное обозрение», оригинальным может быть разве его обоснование. Оно простое: дрейфы последнего десятилетия, условно от «Сноба» к «Носорогу» или от «Большого Города» к «The Village», в конце концов от ЖЖ к Фейсбуку, подразумевали, что старые издания, создававшие свои сети и свой функционал восприятия и участия, не работают, когда появляется более свободный функционал. Эти проекты уходили в прошлое, и появлялись заведомо экспериментаторские способы работать с любыми форматами. Новые медиа нулевых могут быть при этом сколь угодно взыскательными: у «Арзамаса» и «Горького» одинаково строгий отбор авторов, форматов и способов высказывания, при всем различии приоритетов и образов издания — заявленный уже самим названием демократизм «Горького» не означает более свободного доступа на эту площадку. Но у них есть одна важная особенность: это всё издания, не рекламирующие новые способы общения или высказывания об окружающем мире, но использующие их для собственных целей, в том числе для формирования канонов современных авторов. В этом смысле «НЛО», конечно, делит общую судьбу с другими журналами, сохранившимися в новых условиях, не только с литературными «толстяками», но и «Логосом», «Искусством кино», «Художественным журналом». Антропологический поворот как основа новой пересборки филологического знания был заявлен в начале десятилетия очень удачно — это определило саму адаптивную стратегию: антропология подразумевает полевые исследования, а значит, умение чувствовать и изменение медийного поля. Кто разбирается в Гирце и Гринблатте, тот разберется в работе социальных сетей. Другое дело, что сейчас уже видна необходимость метакритики этой разборчивости, наподобие той, которую провели в начале ХХI века в «НЛО» с наследием Фуко, когда Живов и Дашевский отчасти провокационно показали, что из Фуко работает, а что — нет. Обращение в последние годы в «НЛО» к философии, например, частые публикации Подороги, говорят, что такая метакритика назрела. В личностном смысле этот журнал важен как прочитываемый от корки до корки, хотя он не единственный такой, — но в других я не печатаюсь регулярно. А в литературном смысле «Новая социальная поэзия» была столь же удачной находкой — она позволила любое обсуждение границ литературы и интермедийности современной литературы конвертировать в дискуссионную повестку.
2. Я по преимуществу сотрудничал и сотрудничаю в отделе рецензий. Для меня важнее всего не охарактеризовать книгу и даже не вписать её в контекст похожих, а посмотреть, как работают встревоженные этой книгой речевые пласты. О чем становится возможно говорить после этой книги, где именно преодолевается немота, а где это преодоление оказывается важным, упорным, потребовавшим много труда, но недостаточным.
3. Отчасти об этом я сказал в первом ответе. В одной из фб-дискуссий «НЛО» сравнили с «Русской мыслью» и другими дореволюционными журналами «с направлением», которые читали в регионах, чтобы понять, что несет современность и как говорить о современности. Но здесь сразу стало видно и различие: сто с лишним лет назад все понимали, что такое современность, — Чехов и создал свои потрясшие весь мир пьесы вокруг проблематизации этого состоявшегося понимания. Сейчас быть современным — это скорее быть вовлечённым в какие-то коммуникативные процедуры, и здесь есть всегда опасность тавтологии, из-за чего и погиб русский ЖЖ: когда стало казаться, что выражаться современно, напористо — это и есть прибавление смысла, а прибавления смысла здесь не было. Думаю, что успех журнала сейчас — это прежде всего в отказе от готового самоописания, не только от манифестов и заявлений, но и от некоторого следования образцам и программам. Только такой журнал может выступить модератором в ситуации новых этических конфликтов, к которой, как показывают последние споры, многие деятели медиа самых разных поколений оказались не очень готовы.
Александр ЧАНЦЕВ, прозаик, литературный критик, японист:
«НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ»
На этот вопрос ответить легче, чем о самой главной книге десятилетия. И трудно не назвать «Новое литературное обозрение». Есть — или было, потому что многие по экономическим причинам сошли с дистанции — множество замечательных изданий, но действительно научный филологический журнал у нас до сих пор один. Регулярно выходящий, доступный, активный, не сокрытый в лишь специалистами ведомой профессиональной нише. Чтобы добавить ложку объективного дёгтя, можно отметить как раз эту безальтернативность и определенную аксиологическо-эстетическую направленность журнала, подчас сужающую поле рассматриваемых объектов и их оценок, но роль «НЛО» всё равно трудно переоценить. И если издания любых других видов (даже критические — Logos Review of Books от издателей интересного, но очень недолго выходившего «Пушкина») у нас время от времени появляются, то филология как наука до сих пор остается весьма обделённой. Я сейчас говорю по старинке о бумажных изданиях.
Сайты же не только не умирают, но и постоянно появляются новые, создаются усилиями энтузиастов, групп и даже одиночек, что действительно очень радует.
Как и то, что «толстые журналы» очень активно и интересно борются в наше непростое время за жизнь и за читателя — делают тематические номера, широко привлекают молодых авторов, устраивают тематические конкурсы текстов («Новый мир»), освоили(сь в) интернет(е), представляют журналы в блогах и т.д…
Более того, у меня есть надежда, что положительные последствия пандемической изоляции (а есть, безусловно, и они!) скажутся и на журнальном мире — не только написались, видимо, новые тексты, продумались какие-то концепции (а уж сколько придется еще осмыслять сам коронавирус!), но и если не возросла роль чтения, то отрефлексирована многими его значимость.
Михаил НЕМЦЕВ, поэт, философ, исследователь теоретической и прикладной этики социальной памяти, публицист, педагог:
1. Присмотревшись к себе и к своей жизни за это истёкшее десятилетие, я не могу назвать какое-то одно такое издание. С одной стороны, меня интересуют отдельные авторы или темы, а не место их публикации. За это десятилетие я так много разного почитал (и столь многое меня перестало интересовать), что никак не могу обсуждать издания в единственном числе.
2. Получается, что как-то даже и нечего рассказать…
3. Этот вопрос встаёт передо мной, если я задумываюсь о литературном издании, к которому имею непосредственное отношение, — это ежегодный альманах «Реч#порт». Каждый год он создаётся в Новосибирске группой поэтов, писателей и художников (обоих гендеров), к которой я тоже исторически принадлежу (и это единственная литературная группа на свете, чьё мнение о поэзии на меня всерьёз влияет) из материалов, опубликованных за год на странице «Речпорта» на «Сигме». Это настолько независимое литературное издание, насколько это вообще возможно. С моей пристрастной точки зрения, очень качественное. «Качественный контент, внятная эстетическая позиция», да, всё это есть. Сейчас идёт работа уже над пятым номером. Постсамиздат с очень ограниченным тиражом. Но понятно, что он мало к кому попадёт в руки. И даже десять-пятнадцать номеров спустя «Речпорт» вполне может остаться таким вот микротиражным самиздатом. И подобных изданий существует, может, с десяток, а может и больше. Во всём мире — сотни. И вот вопрос, что является «успехом» в применении к зданию такого рода? — И как (как и можно ли вообще) говорить об «успехе» в таком случае? Можно ли к нему стремиться?.. Не знаю. Склоняюсь к мысли, что в нашем обычном языке вообще не найдётся подходящего слова для обозначения того «достижения», которое может достигать такое издание. Слово «успех» в нашем современном его употреблении семантически и генеалогически связано с экспансией. Можно ли достичь «успеха» в самодостаточном наращивании качества делания того, что любишь делать (например, писать стихи)? Может быть. Но не говорят же о пустынниках, что они «достигли успеха в молитвенных упражнениях». В общем, не о том «успехе» надо думать. Кстати, что поменялось за последние десять лет? Может быть, стало больше суеты.
