Виталий Аширов — поэт, прозаик. Родился в 1982 году в Перми. Окончил Литературный институт. Публиковался в журналах «Урал», «Юность», «Нева», «Homo Legens», «Здесь», альманахе «Вещь» и др. Автор книги «Скорбящий киборг. Диаманда Галас за пределами ультрамодернизма», 2019.
омнилингус, или репрессированный сенсор
Женщина с высшим образованием облизывает ножку стула. Студенты-биологи всей группой сбежали в парк с последней пары. Один облизывает зеленые крашеные лавочки. Другой, полуприсев, лижет собственные брюки. Третий поймал бродячую кошку и лижет ее когти. Девушки-подружки тщательно вылизывают стволы деревьев и большие валуны. Учительница младших классов лижет стол.
Читатель наблюдает вопиющую абсурдность, в каком-то смысле аморальность, или даже асоциальность, граничащую с преступностью. Он знает, что облизывать предметы могут только животные или совсем маленькие дети. Но вот мы заменяем странный сенсор, то бишь язык, на более привычный способ восприятия, и картинка словно по волшебству меняется:
Женщина с высшим образованием смотрит на ножку стула. Студент глядит на зеленые крашеные лавочки, его приятель — на собственные брюки. Девушки рассматривают стволы деревьев и большие валуны.
Совершенно не смешно. Абсолютно нормально, буднично.
Возьмем еще один сенсор.
Женщина с высшим образованием трогает ножку стула. Студент прикасается к зеленой крашеной лавочке, его приятель — к собственным брюкам. Девушки трогают стволы деревьев и большие валуны.
Читатель не находит ничего странного или асоциального. Потрогать теплый древесный ствол, оказавшись в парке, это не просто нормально, это, как говорит здравый смысл, подспудное свидетельство психического здоровья, внутренней гармонии, знак со-бытия с природой.
Обратимся к обонянию.
Женщина с высшим образованием замечает, что стол пахнет лаком. Студенты в парке отметили, что от скамеек пахнет старым сырым деревом. Девушки вдыхают густые насыщенные запахи смолистой коры и мшистых камней.
И наконец, к слуху.
Женщина морщится, услышав, как скрипят ножки стола. Скамейка хрустит, когда студенты всей ватагой плюхаются на нее. Девушки прислушиваются к шелесту листьев.
* * *
Наш пример показал, что существует особый сенсор, который условно есть, но его негласно (осознанно и неосознанно) запрещено использовать в большинстве взаимодействий, возникающих между человеком и миром. Зона его применения культурно и социально ограничена узкими продуктовыми рамками. Сенсор при этом полноценный, глубокий, наиболее интимный и возможно мощнейший из всех (многие согласятся, что вкус какого-нибудь шашлыка убедительней и интереснее хита знаменитой рок-группы). Он как бы дается в аренду младенцам на несколько первых месяцев жизни (оральное исследование мира в этом случае восторженно поощряется), затем почти полностью изымается. Его “воруют” у общества больные шизофренией и аутизмом. Он обязан пребывать в стерильной — безвкусовой — слюнной среде.
Репрессированность вкуса в отношении к феноменологии реальности, его практически латентное существование можно представить более выпукло. Вообрази, читатель, что в какой-нибудь дремучей стране жителям по достижении определенного возраста, скажем, шестнадцати лет, завязывают глаза и сообщают, что с этого момента они уже взрослые, разумные люди и не имеют права пользоваться зрением под страхом публичного осмеяния и помещения в психиатрическую лечебницу. Ходите ощупью. Вместо зрения можно подставить слух, осязание, и т.п.
Вырисовывается безумная картинка. Такого беспредела не должно быть, воскликнет читатель. Однако он все-таки допущен — в отношении вкуса. Чем вкус не потрафил социальному бессознательному? Почему я могу смотреть на стену, трогать шероховатую поверхность, ощущать запах краски, слышать шелест в месте контакта пальца и бетона, но запрещено ее лизать, чтобы понять вкус? Все вышеперечисленные действия нормальны, лишь последнее вызовет у случайного прохожего желание ускорить шаги или пригласить бригаду неотложки.
В нашем восприятии реальности зияет колоссальных размеров дыра.
У людей есть природный, естественный способ схватить скрытый фрагмент мира. Однако он репрессируется, остается неузнанным.
* * *
В поисках ответа на вопрос — “почему?” — мы обратились к философским исследованиям — и не нашли ничего конкретного. В философии произошел визуальный поворот, поговаривают о тактильном и аудиальном переворотах, но густаторный даже не маячит на горизонте. Вкус как сенсор, издавна сближается с обонянием (“…речь об обонянии и вкусе. Ибо это почти одно и то же претерпевание” — Аристотель, О чувственном восприятии) и прочими чувствами (“вкус является неким видом осязания…” — там же), соответственно, перепутывается, растворяется, лишается самости, личного существования, редко возникает в одиночку — преимущественно в паре с другими сенсорами, более социальными:
We are still quite unaware of the nature of gustatory and olfactory representations… What insights into the nature of cognition might be gleaned from taking the so-called lower senses of olfaction, gustation, and touch, in place of vision, as metaphors for cognition? (Olfaction, Taste, and Cognition, 2002).
Пройдя через многочисленные стадии перекрестной идентификации, он в конечном итоге становится виртуально “понят” и одомашнен, замещен визуальным или аудиальным сенсором. От вкуса как такового со всей его влажной, слизистой активностью остается только слово: вкус объявляется эстетическим (Фихте, Руссо, Кант).
* * *
В системе функционирования яндекс-поисковика есть не только фильтр положительного (котики) и отрицательного (трупы) контента, но и улавливатель “неопознанного”, куда отправляются явления, находящиеся за пределами того, что может вобрать в себя, классифицировать и использовать современная культурная ситуация. Подобным слепым пятном в корпусе философской мысли действует вкус.
Вкусу посвящены сотни тысяч книг, начиная от кулинарных, заканчивая научными трактатами и во всех из них — даже в самых чистых, феноменологических изысканиях, по сути своей свободных от диктата социальных установок — вкус играет периферийную роль, и если выступает, то в контексте продуктовых дегустаций (обязательно вкус еды, а не булыжников за гаражами).
Про то же обоняние написаны феноменологические работы, не говоря уже о тактильности, на основе которой строится множество современных подходов к описанию или интерпретации реальности. Популярный когда-то московский философ Валерий Подорога пишет:
Допустим, касаюсь стола и, ощущая сопротивление его поверхности, — гладкой, шероховатой, чуть теплой или холодной, — ощущаю этот стол как некое материальное, протяженное тело. Но не только. На кончиках пальцев осаждаются микровосприятия гладкости, тепла или холодности: воспринимаемая вещь на нас оказывает свое последействие, которое протекает параллельно нашему воздействию на нее. (“Феноменология тела”)
Почему “касаюсь”, а не облизываю? Что помешало Валерию Александровичу (Елене Петровской, Морису Мерло-Понти, Францу Брентано) лизнуть стол? Врожденный конформизм? Брезгливость? Отсутствие данного сенсора в работе интеллектуальной мысли?
* * *
В чем причины сдвига в социальном бессознательном, делающего лизание и смешным, и аморальным одновременно? Прежде всего отметим, что вкус — сенсор с самой короткой дистанцией. Можно зрением проницать километры пространства, слышать далекий взрыв, обонять краску за сотню метров (при удачном ветре), трогать ювелирные украшения в магазине, проникая рукой в узкую выемку за стеклянным ограждением. Но длина языка несколько сантиметров, он формально ограничен в возможностях исследования мира, поэтому отличается от прочих сенсоров, становится как бы не-сенсором на фоне остальных. Физическим недостатком, о котором в контексте практически безграничных возможностей других сенсоров лучше не вспоминать. Это усиливается еще и тем, что использование (всегда слишком короткого) языка для облизывания предметов в большинстве ситуаций заставит человека нарушить негласный кодекс социально одобренных телесных поз.
Однако важнейшее заключается в том, что этот язык-недостаток исходит изо рта. По сути — из лица. Лицо — обросшая миллионами символических значений часть человека (наиболее “чистая”, “девственная”). Главная часть. Священная. Лики святых, отфотошопленные, сглаженные лица манекенщиц и т.п. При этом “божественно” невидимая носителю. Язык (на нем большинство вкусовых сенсоров) издавна ассоциируется с грязью, нечистотой, дьявольским (змеиным), диким, животным, нечеловеческим, и т.п. И не должен своим слизистым появлением осквернять чистый, девственный лик. Поэтому он многократно репрессируется в различных ситуациях.
* * *
На все вышеприведенные мысли легко возразить: дескать, в репрессиях прежде всего виновата тотальная нестерильность мировых поверхностей, бактерии, микробы, вирусы. Но очевидно, что, во-первых, пассивность, придаваемая издавна вкусу, редуцировала его защитные способности, довела сенсор до беспомощного состояния (язык и слюна животных гораздо более резистентны к микробам, нежели человеческие). Во-вторых, средства дезинфекции полости рта предотвратят большинство проблем)
Другое возражение тоже легко парировать. Мир безвкусен, скажет скептик, там лизать нечего. На вопрос о безвкусности — наш резонный ответ: а вы пробовали?! (Не говоря уже о том, что что один из сильнейших вкусов — металлический).
* * *
На сегодняшний день вкус в расширительном понимании существует для социума только в игровой форме.
В виде челленджей на ютубе (What Am I Licking Challenge). Участнику завязывает глаза и предлагают угадать предмет, облизывая его (характерно, что для проявления вкуса нужно редуцировать “главный” сенсор).
В контексте иронических фейковых откровений (My Strange Addiction: Licking things! — Моя странная привычка облизывать вещи).
А также в формате занимательных фактов о разных курьезных вещах. Например, в подкасте “7 открытий, сделанных учеными с помощью облизывания предметов”, говорится, между прочим, о том, что геологи используют язык для того, чтобы отличить ископаемое от камня. Плоскость окаменелости обладает пористой структурой, язык липнет к ней. Но и это лишь прирученное, ограниченное использование вкуса.
(В скобках заметим, что каждый раз, когда заходит речь о лизании, автор видео про “7 открытий…” ссылается на случайность — попадание капель химиката на руки ученого, неприятные запахи, привлекающие внимание и т.п., он словно оправдывается перед нами, подспудно утверждая, что его персонажи нормальные, не сумасшедшие. Уж, конечно, они бы не стали лизать предметы, если бы что-то не заставило это сделать.)
* * *
Социальная жизнь удивительно гибкая штука и склонна кардинально меняться. Не исключен и такой вариант развития событий: в будущем хомо сапиенс превратится в хомо лингус, в омнилингуса, лижущего абсолютно всё. Этот тип людей для познания окружающей сферы в равной мере будет использовать все телесные сенсоры, подаренные природой.
Путешественник, впервые попавший в Бухару, в полдень, на шумный базар, начнет не просто разглядывать пестрое столпотворение и прислушиваться к незнакомому говору, но без стеснения и порицания ляжет на землю и примется языком изучать новую для него мостовую.
* * *
Если читатель вооружится мирамистином и произведет вкусовое картирование хотя бы своей комнаты — значит мы писали не зря.
* * *
Господа! Давайте выпустим на волю репрессированный сенсор, совершим густаторный поворот в феноменологии сенсорного опыта и ощутим мир таким, каким он был создан для нашего восприятия.
