Алексей Чипига
Поэт, эссеист. Родился в 1986 г. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького, живёт в Таганроге. Стихи публиковались в журналах «Воздух», «TextOnly», «Пролог», «Новая реальность», на сайте «Полутона», эссе и критические статьи — в журнале «Лиterraтура», на сайте «Арт-Бухта» и др. В 2015 г. вышла книга стихов «С видом на утро», в 2017-м — «Кто-то небо приводит в окно».
О себе: «Люблю родной город за трамваи, море и ощущение домашнего. Считаю себя, несмотря на литературное образование, простодушным читателем, ибо сначала — чувство, а потом уж — анализирующая его мысль».
Эссе 2020 года
Вращение и весть
Езда на велосипеде обладает для наблюдателя успокаивающим комизмом. Что-то есть в самом велосипеде, что превращает деловитость в милую чудаковатость, а почти бесшумную стремительность в намёк на получение известий. Почтальон Печкин-дяденька в шапке-ушанке с блаженной улыбкой и сумкой через плечо как раз соединяет обаяние ветхости с решительностью, с какой нас настигают вести и подмогой ему в этом двухколёсный друг. Тут не губящая срочность, исходящая от образа телефона, запечатлённая в фильмах и мемуарах и так часто связанная с ночью, с новостью, исходящей из неисследованной глуби, ставящей человека в один миг перед лицом судьбы. Велосипед, напротив, — утренний, дневной образ, в нём воплощена облагораживающая учтивость простоты, готовой всё отложить ради созерцания («Я буду долго гнать велосипед»!). В такой системе координат весть — то, что всегда на виду и что ласково упрекает за зазнайство.
Возможно, дело в колёсах, вернее, в их форме. Велосипедист приводит в движение круглые планеты, он — исполнитель циклов, показавшихся въяве. Воля Творца, вращающего миры, уподоблена человеческой воле и пока крутятся круги, в нас не умирает надежда на перемены. Не потому ли роковая участь так близка мыслям о колёсах поездов, а воздушный шарик сулит щемящее освобождение при встрече с небом? Вспомним также спиритический шар, на котором руки ищущих встречи с загробным миром обретают единство, а также шары, в которых носятся лотерейные билеты. Купола храмов передают ощущение примиряющей выси. Лопающийся мыльный пузырь — посланник радужной беззаботности. А какой неизбывной верностью и вместе ветром свободы дышит клятва обыскать шар земной! В круге царит обещание того, что он будет зримым до тех пор, пока вращаешь его как глобус (должна же быть подходящая для взгляда страна, найденный счастливый билетик), пока щедрость не устаёт напоминать о себе рассказами о перипетиях судеб.
Редкость и дух дома
В последнее время я обратил внимание на то, что упоминание редкости служит знаком искренности говорящего о ней. Молодой человек на сайте знакомств, представляя себя, саморазоблачительно пошутил: иногда (читай «всегда») у меня депрессия. Ответы, где фигурирует короткое «иногда», побуждают думать о расположении к нам. За таким признанием маячит «вообще-то я занят, но для тебя сделаю исключение», фраза, позволяющая ощутить внезапную благодарность за своё нежданное избранничество. Молодой человек, ищущий себе пару, скорее всего, хочет сказать «вообще-то я отделываюсь отговорками, преуменьшаю, но в крайнем случае расскажу всё». Так гость, приглашённый к кому-то домой, имеет право лишь догадываться об увлечениях хозяина, распознавая за удачной шуткой серьёзность распорядителя своей жизнью. И тем не менее почему именно исключения заставляют надеяться на отклик?
Я думаю о том, как вещи старятся, становятся антиквариатом. Несут отпечаток времени, которое я застал, которое больше не повторится, поэтому они становятся для меня своеобразным кодом, отмычкой наподобие тому исключению, что хозяин делает для гостя, — быть проводником в мир его интересов и его семьи. Эти вещи становятся редкими оттого что я и моё поколение уже воспользовались один раз гостеприимством хозяина времени и увидели в его доме каждый своё; для новых людей необходимо новое приглашение. Однако назвал бы ли я их редкостью, когда бы смысл настоящего и будущего был для меня так же прозрачен, как (уж не льщу ли себе) смысл минувшего? Тут вспоминается евангельская метафора камня, отвергнутого строителями и ставшего главою угла: я не понимаю, куда ведёт настоящее, но точно также не понимал когда-то, куда ведёт прошлое, когда оно таковым не являлось, но непонятое стало моим способом восприятия, моей помощью. Духом дома, который я однажды посетил.
Хвала хрупкости
Взялись откуда-то слова — «в конечном итоге». Видно, то и дело вмешивается в дела сердечные и мировые боязнь простоять на одном месте слишком долго, быть заворожённым не тем, что обещало себя в полном объёме. Отсюда суровая тавтологичность двух вводных слов, на деле оказывающихся приказом подчинить всякое созерцание. Прячь увиденное, придумай для этого конец! Отсюда и потребность думать о жизни, остановки мгновения словно бы такая остановка гарантирует бесперебойность биения сердца, и так уже поражённого. Бежать наперегонки с одиночеством, пока не признаешь его несуществование, победившее тебя.
И всё же, при всей нелепости, — что я, в конечном итоге, думаю о жизни? Мне хочется сказать: она хрупка, но тогда, когда я это говорю, она всесильна так, что и не ухватить. Просто мне хочется приблизить её к себе (я хрупок), а она вот как обходится со мной. Отдаляется. И, тем не менее, это она наградила меня такой драгоценной и нестерпимой уязвимостью, с помощью которой благодарю её, за неё.
Наверно, лучший ответ, если он возможен, такой: я знаю только то, что она не позволяет мне заноситься, считать себя ровней кому-то во всём, но и не недооценивать себя. Удерживать баланс. Есть сильное подозрение, что смешение двух полярностей — заносчивости и робости создаёт такое чувство, как зависть. Чему завидует пушкинский Сальери? Посмотрим на его монолог в самом начале маленькой трагедии: после знаменитых слов «все говорят: нет правды на земле. Но правды нет — и выше» он повествует нам «историю своих бедствий» то есть своего непреклонного пути в искусстве, а заключает признанием, из которого мы узнаём, что Сальери — завистник и восклицаниями «о Моцарт, Моцарт!» Почему же удивительный этот монолог будто бы поставлен с ног на голову? Гораздо логичней было бы прочитать сперва, как Сальери обвиняет Моцарта, потом узнать, в чём именно, далее преисполниться уважения к великому усердию Сальери и в конце прочитать неизбежный вывод о том, что правды нет и выше. Здесь же имя безумца и гуляки в конце звучит как последняя надежда. В чём же дело? А дело в том, что Сальери, по-видимому, находится в жесточайшем постоянном мысленном споре со «всеми», отвлекаясь от которого, он хватается за свой авторитет, за Моцарта как за соломинку, но ничто такой соломинкой быть не может: он принуждён либо согласиться со «всеми», либо искать в Моцарте чуждые последнему прилежание и расчёт. Дважды Сальери здесь говорит о небе, но лишь один раз произносит это слово: «мучительно завидую. — о небо!» восклицает он. Не правда ли, сильный контраст с фразой о том, что выше нет правды? Неспроста о небе говорится в связи с завистью: зависть, чувство непримиримости к тому, что каждый человек единственен и хрупок, но благодаря этому способен на невиданные высоты, пробуждается при появлении в жизни Сальери того, кто принимает хрупкость, благодаря за неё — Моцарта. Стало быть, образ Моцарта стал лишь спусковым крючком. Мы видим следы спора Сальери с воображаемой чернью, со «всеми» в его упоминании имён великих творцов, которых мир уже почтил славой — Рафаэля, Бомарше, Буонаротти, он ими любуется тем больше, чем больше презирает игру нищего скрипача на скрипке. Имя — крепко, оно овеяно славой. Но именно потому, что оно остаётся в наследие скрипачам, которые выпьют за здоровье или упокой того, кому оно подарен и принадлежит. Для Сальери же их имена — залог неуязвимости искусства, в которой он видит и свою неуязвимость тоже и которая окончательно становится в его глазах обманом, как только он видит, что, отравив Моцарта, вывел на сцену нечто ей противоположное.
Не так ли жизнь отдаляется от нас, как только мы решим, что овладели её доверием? Но всегда она открывает нам хрупкость, чтобы мы умели благодарить.
Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!
