Александр Марков

Родился в 1976 году. Доктор филологических наук, профессор (РГГУ, кафедра кино и современного искусства), философ, историк и теоретик культуры и искусства, литературный критик, преподаватель факультета истории искусства Российского государственного гуманитарного университета.

Метаморфоза животных на нью-йоркской магистрали

(О книге: Елена Сунцова. Выше воздуха. Стихи 2018—2019 / Предисловие Екатерины Боярских. — New York, Ailuros Publishing, 2019. — 120 с.)

В стихах Елены Сунцовой мечта о движении развёртывается не с меньшей смелостью, чем полководец развертывает карту, размечая стрелками план наступления. Это не смелость первопроходца или лётчика, сколь бы ни упоминалось в стихах самолётов, дирижаблей и прочих стремительных созданий человеческого ума. Это смелость воспарения не мечтой, не прикидкой, но как воспаряют мыслью двое, когда чувствуют себя парой, непременной и потому способной опережать своей безмерностью размеренный бег времени. Вроде бы темы этих стихов те же, что и в предыдущих книгах Елены Сунцовой, выпущенных её издательством Ailuros, древнегреческое слово для кота, буквально «белохвостка», «яснохвостка»: прогулка по Нью-Йорку, перерыв среди суетливых дел, звонкая скороговорка,  доводящая до дрожи тот ревущий город, в котором Елене Сунцовой выпало жить. Но появилось что-то новое, видимое уже по тому, сколь часто упоминается «двое», «пара», идёт парный счёт, и удвоение всегда оказывается не только оправданным, но основательным.

Ветер отмерит
Голь перекрёстков
Выстрелят двери
Парой подростков

Казалось бы, уличная сценка, ветер с Гудзона, возможно, дождь, светофоры на жёлтых штангах и двое ребят в своих худи. Сам пишу эту рецензию в самолете Москва—Нью-Йорк. Но двойной выстрел — не то что-то из гангстерской истории, где рядом оказывается голь уже давно снесённых кварталов мидтауна, не то просто меткость, точное попадание образа в цель, после чего всё прочее кажется слишком скучным и бесприютным. Вкрадчивая звонкость, обычная для стихов Елены Сунцовой, здесь дополняется какой-то сказочной удалью, которая только тогда оправдана, когда удалые молодцы — близнецы, и их дерзость — продолжение близнечного мифа:

Как в сказках те иван-царевичи
Что молодеючи стареючи
Жар-птицу выкогтили таючи
В самих себе себя играючи

Ослеплены произошедшими
Перерождениями шедшими
Попарно тучей образцовою
Слепой повадкой близнецовою

Игра сценического гангстера и билибинская иллюстрация, рядом с пастернаковским «близнецом в тучах», — всё это части близнечного мифа об изначальном соперничестве двух близнецов, при этом и создающих в своей слепой борьбе космический порядок. Но также это почти заговорщицкое «-ючи», эта артикуляция «ю» как люблю, напоминает, что не только рифма играет в эту игру близнечности и парности, но и сам синтаксис, вдруг оборачивающийся полисиндетоном, многопадежностью «в самих себе себя», как будто само «я» и автора, и читателя тоже должно вступить в эту близнецовую борьбу и пересобрать космос. Почти тавтологическая рифма «произошедшими — шедшими» как голый перекрёсток семантики, но одновременно магистраль мысленного движения, продумывания своих собственных метаморфоз и впервые обретённых на новой земле повадок.

Только такая техника метаморфоз на широкой дороге объясняет, почему вдруг цитата из протопопа Аввакума может оказаться в торопливом добродушном стихотворении:

Благо есть одежа
И её напялим
Инда побредем же
Окуня навялим

Зиму переможем
А запас словарный
Если и не сгложем
Пусть он будет парный

Итак, стихи можно напялить как «одежу», как наиболее пристойную из повадок, чтобы не совестно было объясняться, а запас словарный, опять же парный, уверенно поддерживающий себя, оказывается пищей на целую зиму. «Переможем» и «сгложем» сразу вызывает в памяти «отложим», запас откладывают на зиму, и это невидимое третье слово объясняет, почему запасы истощаются, но на зиму хватит. Всегда есть отложенные слова, которые поэт забывает сказать, и Елена Сунцова — мастер таких отложенных слов, как будто до конца не проявленных, потому что в этом разговоре не успелось или оказалось неуместным. И тут в этой книге появляются совсем неожиданные отложенные вещи, такие как пропись собственной судьбы, вдруг «выстреливающей» как бестселлер:

Уцелев между парой обложек изысканных
Экземпляром устав навсегда но и выстрелив
Идеальным пространством от времени спасшимся
На которое мы вне бумаги отважимся

Вроде бы простая мысль: книга уводит в свою область мечты, сохраняя дорогие образы от всепоглощающего времени. Но неточная рифма, «изысканных — выстрелив», сразу же заставляет проартикулировать выстрелы, как будто не только звуки стихов, но и буквы — самое меткое попадание по мишеням. Как бы отложен разговор о точности букв, сразу же в последней строке поэтесса переходит к отваге вне пространства бумаги. Можно было бы сказать, «вне отваги бумажимся», но это не так интересно, лучше «вне бумаги отважимся», иначе говоря, каждый заглянем в свою тетрадку, написанную сетью кровеносных сосудов, и уже не будем искать готовые книги о нас, о чём и сказано в предыдущей строфе того же стихотворения:

По которой [вене] течет дорогая кровинушка
Голубая волшебная чудо-картиночка
Где смеются взахлеб те кто понял и выстоял
И друг другу родное смехачество высказал

Голубая сетка вен, но также синькой называют на старом жаргоне типографов черновую вёрстку, а также копировальную бумагу. Как быть близнецом и другом «друг другу», не став просто плохим подражателем и копией? Замена рифмы созвучием, «выстоял — высказал» требует не опираться на готовые созвучия и решения, а «родное смехачество» сразу напомнит важную часть близнечного мифа: только близнецы имеют право смеяться друг над другом, даже обманывать, как Иаков Исава, серьёзность может оказаться оскорбительной. Елена Сунцова так и говорит о парности как такой отложенности, не-сделанности, без чего всё бы оказалось слишком деланным, в смысле, обижающим своей нарочитостью:

Две слезы в темноте на одно лицо
Два флажка с небурятского хит-парада
Пополам неразрубленное кольцо

Слёзы в темноте — казалось бы, что банальнее? Но двусмысленность выражения «на одно лицо» делает эти слова самыми не банальными. Ведь «на одно лицо» означает не только «на чьём-то лице», но и «выдаётся на одно лицо», «документ на одно лицо». Поэтому банальным оказывается вынесенный за пределы размышлений мир бюрократии и экономии, а две слезы позволяют мыслить другую недосказанность, недосказанность тех историй, которые не могут не вызвать слёзы и которые непременно будут рассказаны.

В близнечной мифологии близнецы висят на мировом древе — таков образ пересборки образцового космического порядка. У Елены Сунцовой такое древо заменено системой воздушных шаров и аэростатов, самолётов и крылатых существ, и поднимающихся «выше воздуха»:

Там в ожиданье дирижабля
Аэростат залит вином
Не разрушается шар Шарля
И выживают двое в нём

Достичь пытаются Европы
В шикарных куртках летуны
Так память дергает за стропы
Огонь касается струны

Без кислорода задыхаясь
Ища ненужные слова
Все восходя и не пугаясь
Что нарастает синева

Выход в стратосферу, почти что в верхний мир, хвастливой пары, требует ревизии слов, нельзя их уже просто всё время откладывать, время от времени их нужно находить, когда «память дёргает за стропы», и огонь, прежде обеспечивавший подъемную силу воздушного шара, вдруг выходит из-под контроля. Найти нужно не слово, а слова; иначе говоря, не какое-то ключевое понятие, не любимое имя, а скорее инструменты, которыми всё можно исправить, — которыми можно так же точно всё подкрутить, как раньше точно раздавался парный выстрел. Понятно, что такие инструменты — слова рифмующиеся, сразу возвращаются точные рифмы, сразу строки начинают вводиться точными указаниями, «так» и «что», в общем, «что, где и когда». Такие инструменты, «прямоугольник письма», иначе говоря, прямоугольная внешняя форма строфы, могут спасать от кутерьмы непослушного огня, вышедшего из-под контроля вдохновения, которое может иначе роковым образом кого-то задеть:

Где кутерьмою фонем
Прянула вскоре спасла
Твой удивительный мем
Прямоугольник письма

Как будто здесь речь идет о любовном письме, задыхающемся, с признаками устной речи, в глазах любимого человека вызывающем только восхищение. Но на самом деле речь идёт о скором спасении, иначе говоря, о действии в чрезвычайной ситуации, а не о быстром любовании письмом в своё удовольствие. Поэтесса поэтому и вводит такие новые слова, как «мем», некоторые редкие реалии: знают ли те, кто не интересуются мировой музыкой ХХ века, что за инструмент «волны Мартено»? Но этот инструмент так же оказался необходим, как любой словесный инструмент:

И неразрезан счастья том
Того гляди махнёт хвостом
Спадёт как волны Мартено
Где в подоплёке водяной

День бытия уступит всем
Былым поборникам систем
И нет меня и есть порыв
Перерождения игры

Хвост птицы счастья или золотой рыбки? Хвост арфы волн Мартено, синтезатора, один из динамиков которого напоминает широкий хвост, арфу. Тогда понятно, что синтезатор, синтез, он и есть «порыв перерождения игры». Отложен целый том счастья, но «в подоплёке водяной» он весь прочитан и разыгран лучше любых партитур, отлажен лучше, чем это умеют делать поборники систем, у которых руки обязательно до чего-то не доходят в их педантизме. Что-то здесь напомнит Бродского и его варианты нового Жюля Верна, но только вместо бродских анжамбманов (переносов) у Сунцовой фигура обобществления падежной формы: «в подоплёке водяной», а может, «водяной день бытия» в своей подоплёке, «всем поборникам систем» или «уступит всем былым», своим былым, уступит своё былое разным поборникам систем. Конечно, это не синтаксическая двусмысленность, правильный синтаксис всем понятен, но это некоторое необязательное украшение, вдруг отложенное и вдруг обретённое. Но именно такое украшение и создаёт правильное впечатление, что счастье не сдаётся поборникам систем, не растворяется в воде, а ускользает и уходит на глубину. Живое может оборачиваться дирижаблем или воздушным шаром, но ускользать и приплывать будет как рыба счастья сегодняшнего дня.

Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!