Горгун Олег Викторович (р. 1989) — поэт. Родился в деревне Большие Чучевичи Брестской области (Беларусь). Публиковался в журналах «Неман», «Homo Legens», «Арион» и «Знамя», на литературном портале «Textura», в виртуальном журнале «ЛiтРАЖ». Живёт и работает в Минске.
* * *
Как-то в детстве я смотрел кассету,
где в качестве доказательства существованья Творца
утверждался факт,
что никто до сих пор ещё не нашёл
двух совершенно одинаковых снежинок.
Прошло уже двадцать лет;
я вижу, как между бледно-жёлтых многоэтажек
кружится маленькая метель,
и, честно сказать, почти уже и не верю,
что всё же нельзя найти две абсолютно одинаковые снежинки.
ИСТОРИКИ И ХРИСТОС
Иосиф Флавий, Тацит, Светоний
и Младший Плиний — по пару строк
в таком нейтрально-холодном тоне,
что даже Бауэр потом не смог
их отнести, хоть и пытался,
к позднейшим вставкам. Но до сих пор
он раздаётся, как раздавался
давно на склоне одной из гор
в провинциальных владеньях Рима,
спокойный голос: «Блаженны те,
кто ищут правды, и жаждут мира,
и сердцем тянутся к чистоте».
* * *
Перешагнуть, перенестись
хоть на секунду из пустой
квартиры в праздничную жизнь
за грязно-будничной стеной —
желанье есть и время есть,
да нет как будто огонька.
Ложишься спать то в пять, то в шесть,
встаёшь, когда уже рука
невольно тянется включить
ночник. И так из ночи — в ночь.
Снежинки шьют, но что? Их нить
прочнее света, мглы и проч.
Слежу за ними не во сне
и ночь за ночью не пойму,
зачем являются ко мне,
спешат во тьму?
* * *
Десять лет, и снова электричка,
и таблички станций без одной-
двух-трёх букв, снежок, и всё привычно,
кроме пустоты вагона. Стой,
также кроме полной безнадёги
в евроокнах редких новых хат.
Десять лет. Ни мало и ни много.
Почему ж так сумрачно горят
эти окна? Что стряслось с страною?
Где они, попутчики-братки?
Чёрное стучится в золотое.
Белое ложится на виски.
* * *
Есть мгновенья полного бессилья.
На скамейку падает рука.
Голуби распахивают крылья,
но недвижны в небе облака.
Стук неподходящего трамвая.
Через запылённое стекло
в яблоки глазные проникает
на мгновенье свет, но не тепло.
А затем, очнувшись, видишь — ветка,
и трамвай уехал далеко…
Да, они приходят очень редко,
но уходят быстро и легко.
Н. В. Г.
«Не твоё дело, — ответил он. — Молись»
Из книги В. Вересаева «Гоголь в жизни»
Всё равно помирать в России.
Всё равно погибать в Москве.
Не спасут парики Россини,
не помогут цветки в траве
Палестины… Всё то же: тройка,
тряска, темень, спешит снежок,
мёрзнут ноги, а в мыслях — к Троице
обещанье вернуть должок…
Кликнуть мальчика, взять тетради,
перевязанные тесьмой,
развязать и — уже не глядя —
долго так — по одной — свечой.
* * *
Памяти Чеслава Милоша
Тот, кто говорил, что читать Сведенборга
усыпляющее занятие, задремал.
Книга упала на́ пол. И слишком долго
разворачивается финал
борьбы между силами ада и силой света.
Пока побеждает чёрствость в людских сердцах.
До свидания, Чеслав! Твоя планета
до сих пор пробуждает в нас только страх.
Просыпается Мордор, и новые морды в шлемах
наступают на наши границы, на наш покой.
Ты нас предупреждал о таких дилеммах.
Мы выбираем смерть ради жизни, следуя за строкой.
* * *
Одна погода не перестаёт
нас удивлять: то свет пронзает дождь,
то светит снег под вечер из ворот,
то вспыхивают молнии… Всё ждешь
какой-нибудь устойчивой поры.
Но всё перемешалось, всё не то.
Ораву шортомайкой детворы
встречаешь в шапке, в шарфике, в пальто.
И думаешь невольно про страну,
где снег, и дождь, и свет, и гром, и град
сольются снова в музыку одну,
на языке одном заговорят.
* * *
Невермор. Снежок. Ворона
примостилась на столбе.
Старомодная матрёна,
знает толк в чужой судьбе.
Молча стукнуло двенадцать.
Ноль ноль ноль. Что делать мне?
Распахнуть окно? Остаться
в тусклом свете сна во сне?
Аудио: Олег Горгун читает стихотворение «Невермор. Снежок. Ворона…»
* * *
… а что напишется — не знаю,
куда девать.
Печатать? Раздавать с вай-фаем?
В печи сжигать?
Всё чаще просыпаюсь ночью
со страхом и
осознаю, что — только прочерк
стихи мои.
Что нет ни строчки, нет ни слова
ещё пока.
Что всё пойдёт по кругу снова:
моя строка,
тревога, ночь, моё неверье,
моя хандра,
из-под балконной тонкой двери
мороз утра, —
но не останется однажды
ни этих слов,
ни страха здесь поставить жажда,
а здесь — любовь.
* * *
Этого, впрочем, достаточно:
пару затверженных строк.
И хорошо, что не начато
новых. Закончится в срок
всё: красота, безобразное.
И за молчанье ответ
лучше держать, чем за праздное
слово, что вышло на свет.
Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!
