Татьяна Грауз – поэт, эссеист. Родилась в Челябинске. Закончила 1-й Московский Медицинский институт и театроведческий факультет ГИТИСа. Публикации в журналах «Новый мир», «Волга», «Знамя», «Крещатик», «Футурум-Арт», «Окно», «Интерпоэзия», «Комментарии», «Гвидеон», «Дети Ра», «Журнал ПОэтов», «Топос», «Воздух», «Черновик», «REFLECT…» и др. Автор нескольких книг стихотворений. Лауреат поэтических премий журналов «Футурум-Арт» (Россия, 2001), «Окно» (Ирландия, 2011) и мн. др. Живёт и работает в Москве.

Боль и тепло навсегда 

О поэзии Клава Элсберга

Клав Элсберг (1959–1987) родился в Риге в семье переводчика Зигурда Элсберга и поэтессы Визмы Белшевицы. В 1969 году появился на свет его младший брат Янис Элсберг, ставший тоже поэтом. Их мать Визма Белшевица – выдающаяся поэтесса, которую называли «латышским Йейтсом», несколько раз номинировалась на Нобелевскую премию. На её стихи писал песни популярный композитор Раймонд Паулс. Эти песни и их исполнители получали награды на престижных эстрадных конкурсах в конце 1970-х – начале 1980-х годов. Однако поэзия Визмы Белшевицы – глубокая, заглядывающая в суть вещей и событий – подвергалась (как и многое в советские годы) жёсткой цензуре. Поэтесса на долгие годы уходила из публичной литературной жизни.

Её сын Клав изучал французскую филологию в Латвийском государственном универ­ситете, переводил на латышский язык с французского, английского и русского (Г. Аполлинера, П. Элюара, Ш. Бодлера, Т. Тцара, Л. Арагона, К. Воннегута, И. Андроникова). Его переводческая деятельность, как мне думается, во многом повлияла на его собственное литературное творчество, усложнив и обогатив его поэтику.

В 1978 году Клав женился на поэтессе Ирене Аузине. В эти же годы он принимает актив­ное участие в создании журнала «Avots» («Родник»), работает редактором в изда­тельстве «Лиесма».

Погиб Клав Элсберг в 1987 году, выпав из окна 9-го эта­жа Дома писателей в Дубулты. Как считают его родные, это было не самоубийство. Однако дело об убийстве так и не открыли. Похоронен Клав Элсберг на кладбище Яниса Райниса в Риге. В 1988 году перед школой в Стайцеле установлен мемориальный камень поэту.

При жизни Клава было опубликовано два его поэтических сборника: «Pagaidīsim ausaino» («Подождём ушастого», 1981), «Bēdas uz nebēdu» («Печаль вовсю», 1986); посмертно вышел сборник «Velci, tēti» («Тащи, папа», 1989). В конце 1990-х появилось «Собрание сочинений» (1997–2000) и книга его стихов «Dzeja» («Поэзия»). В 1987 году (вскоре после смерти поэта) была учреждена премия имени Клава Элсберга за лучший литературный дебют. Премия просуществовала до 2001 года.

Как пишет поэт и литературный критик Патрик Валох, «Клав Элсберг был одним из главных поэтов Латвии в своём по­колении, и его стихи по-прежнему очень популярны в этой стране». Этой популярности, как считает Валох, немало способствовало и то, что две латвийские группы – «Pērkons» и «Zodiaks» – до сих пор исполняют песни на тексты Элсберга.

Клав Элсберг писал как стихи рифмованные, так и те, рифма которых постепенно разрушается, становится свободной. Это освобождение от строгой структуры рифмы связано, как мне думается, не только с широким поэтическим кругозором поэта и его интересом к французской и европейской поэзии, но с теми умонастроениями, которыми была пропитана молодая латышская литература конца 1970-х. Стихи Элсберга – взрывные, безжалостные к себе. Они экспрессивны и теплы одновременно. Они не лишены элементов абсурдизма, сложности построения образов, дихотомии природного и урбанистического. В них есть и характерные для латышской литературы архаические пласты и одновременно тревожная и тревожащая поэта современность, стремительный и динамичный переход из одного восприятия мира в совсем, казалось бы, другие способы взаимоотношения с пространством и временем. О поэтическом творчестве Клава Элсберга мы можем судить только по переводам Сергея Морейно, представленным в книге Антология Литературных Чтений «Уйти. Остаться. Жить» (составители: Б.О. Кутенков, Н. В. Милешкин, Е. В. Семенова. – М.: ЛитГОСТ, 2019). К сожалению, оригиналы стихов мне не удалось найти, поэтому позволю себе высказать несколько размышлений о поэтических текстах Элсберга, используя переводы Морейно.

В стихотворении «Ау, Рига, тёплая рукавичка…» происходит как бы выворачивание наизнанку: «внутреннего» во «внешнее» – и наоборот. Город воспринимается лирическим героем в некой антропоморфической метаморфозе, проявляя через неё скрытый эрос пространства, близкий к разрушению (танатосу), к тому смертоносному, что, видимо, сгущалось в воздухе (духе) времени, в воздухе сумрачно прекрасной Риги и во внутренней жизни поэта. Но  есть в этом преображении и тепло «рукавички» – тепло того почти детского, что согревает и одновременно таит боль и опасность.

Ау, Рига, тёплая рукавичка1 –
когда ветер
засовывает в тебя
свои ледяные пальцы,
нас всех пробирает дрожь.
Снова такое время,
что, одет ты или раздет, грустно,
 
и, точишь ты зуб или нет, как лучше,
поди пойми.
Над рекою туман. И дождь.
Словно и не было лета,
словно и не пятнают его следы
полоску земли меж твоих грудей.
Только вздохи кругом. И чихи.
Ау, Рига, тёплая рукавичка –
когда я снова начну шарить в тебе
ледяными пальцами,
не бей меня слишком больно.

В этих стихах открытый резкий голос Клава Элсберга можно было бы назвать «болевым мелосом пространства 1970-х», который сродни поэтическому голосу Виктора Цоя (1963–1990), почти ровесника Элсберга. (Цой родился на четыре года позже и прожил такую же короткую жизнь – 28 лет).

бабочки рвутся к лампе
сердце – куда-нибудь
ночь метит духам в любовницы
нож в живот или грудь
ножик у тебя круглая ручка
иди и сражайся с буханками
сердцу же не прикажешь
так бабочки рвутся к лампе

В стихотворении «бабочки рвутся к лампе» мы стремительно пролетаем через несколько семантических пластов: элегически-обытовлённый (бабочки рвутся к лампе / сердце – куда-нибудь), архаически-экспрессивный (ночь метит духам в любовницы) и экзистенциальный, решённый как бытовой (нож в живот или грудь), и бытовой, восходящий к экзистенциальному (ножик у тебя круглая ручка / иди и сражайся с буханками). Две последние строки стихотворного текста замыкаются и почти полностью повторяют две первые (сердцу же не прикажешь / так бабочки рвутся к лампе), но происходит это с невероятным расширением смыслов на чрезвычайно коротком пространстве текста (всего восемь строк). И такая сгущённая, уплотнённая концентрация поэтического высказывания, несомненно, выявляет большого поэта – его трагический и высокий дар.