Закрытие литературных изданий: жизнь в горящем доме – или смена форматов?
14 января 2019 года о своём закрытии объявил поэтический журнал «Арион», выходивший на протяжении 25 лет. По слухам, проблемы у «Октября»; невозможно не вспомнить и громко прозвучавшее закрытие «Журнального Зала», исчезновение «Гефтера», «Книжного обозрения»… «У меня такое ощущение, что мы сидим в доме, где пламя уже подбирается к занавескам, а мы всё продолжаем обсуждать их узор и качество ткани. Видимо, правила хорошего тона не велят замечать пожар», – говорит по этому поводу Мария Галина.
Мы задали нескольким писателям, редакторам, литературным критикам три вопроса:
1. Как Вы считаете, идёт ли в этих случаях речь о тенденции – и, если да, как бы Вы её охарактеризовали? Вступаем ли мы в новую эру принципиальной ненужности литературного издания как институции – и, если да, кого касается эта «ненужность» в большей степени – читателя ли, мецената, самого редактора литературного издания? Какие изменения в этом смысле принёс конец 2018 – начало 2019 года?
2. Проходит ли исчезновение давно действующих институций незамеченным для читательской аудитории? Влияет ли оно на общую структуру литпроцесса – учитывая общую информационную перенасыщенность – и, если да, как именно? Как, по Вашим наблюдениям, реагирует аудитория на исчезновение давних литературных изданий и появление новых?
3. Считаете ли Вы, что участившееся закрытие литературных изданий означает их неактуальность для читателя и необходимость переформатирования? Касается ли эта проблема толстого журнала как институциональной структуры – или в целом литературного издания (если вообще можно говорить о «литературном издании в целом»)? Если да, как Вы считаете, в какую сторону должно развиваться это переформатирование?
На вопросы отвечают:
Алла ЛАТЫНИНА – литературный критик;
Анатолий КУРЧАТКИН – прозаик;
Андрей ВАСИЛЕВСКИЙ – поэт, главный редактор журнала «Новый мир»;
Алексей КОРОВАШКО – филолог, культуролог, и. о. заведующего кафедрой русской литературы ННГУ им. Лобачевского;
Александр ЖУРОВ – литературный критик;
Ефим БЕРШИН – поэт, прозаик, журналист;
Илья ФАЛИКОВ – поэт, литературный критик.
Алла ЛАТЫНИНА:
1. Какие-то неоднородные примеры. Что касается «Ариона», то меня скорее удивляет не то, что он закрылся, а то, что журнал, который был личным проектом Алексея Алёхина, смог просуществовать четверть века. «Гефтер» – вообще не литературный журнал, а исторический, да и не журнал, пожалуй. Интернет-проекты в колбе политического алхимика Павловского плодятся с такой же скоростью, как мухи-дрозофилы в пробирке биолога, но и живут столько же; по этим меркам «Гефтер» – долгожитель. По-настоящему драматичным событием из этого ряда могло бы быть только одно: закрытие «Журнального зала». Но это как раз тот случай, когда литературная общественность встрепенулась – и «Журнальный зал» спасли.
Однако тенденция, конечно, есть. Литература утратила читателя и продолжает его терять. Закрываются библиотеки, исчезают книжные магазины. Одна за другой умирают литературные премии. Мы перестали быть литературоцентричной страной, мы перестаём быть даже читающей страной.
И все в скукожившемся литературном мире об этом прекрасно знают, но, как остроумно заметила Мария Галина, предпочитают рассуждать об узоре занавесок, меж тем как к ним подбирается пламя.
2. Лет десять-двенадцать назад на переделкинских дорожках я встретила некогда очень известного писателя и драматурга. Разговорились. Он помнил мои статьи в былой «Литературной газете», посетовал на то, что газета нынче совсем не та, и задал вопрос, пишу ли я критические статьи и где печатаюсь. «Пишу, – ответила я, – у меня регулярная рубрика в “Новом мире”». «А разве “Новый мир” выходит?» – удивился писатель, некогда бывший автором «Нового мира».
А сколько раз мне приходилось сталкиваться с людьми, помнившими меня по «Литературной газете» и убеждёнными в том, что она давно не издается. Впрочем, их я не разубеждала: по-своему они были правы.
Литературные журналы перестали быть привычным чтением образованного человека. И мне кажется страусиной позиция прославленных журналов упорно не замечать исчезновения читателя. Впрочем, может быть, это такая форма заклинаний? Или даже пример стоицизма? Оркестр «Титаника» мужественно играл на палубе, меж тем как корабль погружался в воду.
3. Я не понимаю, что такое «литературное издание в целом». Сейчас рождается много интернет-проектов, иные быстро умирают, иные – борются за жизнь. Успехов им и долголетия. Но меня больше волнует судьба «толстяков».
Нормальная жизнь журнала – это когда подписка обеспечивает издание. Как некрасовский «Современник». Как катковский «Русский вестник». Как «Вестник Европы» Стасюлевича.
Такой жизни у журналов, судя по всему, не будет.
Парадоксальным образом переформатирование толстых журналов я считаю бессмысленным. Издания эти ценны именно в том формате, в каком они сложились. Музеефицирование журналов – не только негативный процесс.
Но вообще же к журналам, на мой взгляд, следует относиться как к живому организму. Бессмертных литературных институций не бывает. Значит ли это, что не надо пытаться продлить их существование? Нет, не значит. Борются же врачи за жизнь человека даже в безнадёжных ситуациях, да и сам он цепляется за жизнь до последнего. Хотя мало кто рассчитывает жить вечно.
Анатолий КУРЧАТКИН:
Разумеется, то, что сейчас происходит с литературными журналами, – тенденция, и изнутри литературного процесса это понятно всем, отсюда и ваш вопрос. Лично мне происходящее напоминает не пожар, а скорее столкновение «Титаника» с айсбергом. Где айсберг – нынешняя российская жизнь во взаимодействии экономики, политики, отношения власти к литературе, отношения к слову самого общества, его, в частности, читающей части. Айсберг бездушен и оттого безжалостен, в том числе и в своей читательской составляющей: в чём читатель не заинтересован – погибай, у меня сейчас другие приоритеты. И потому, в отличие от писательского сообщества, судьба «Титаника» читателя с государством не слишком заботит. Разве что в отношении государства к судьбе «Титаника» ощущается странное злорадство, оно как бы даже со сладострастием потирает руки, наблюдая за терпящими бедствие: свободы хотели? вот она вам, свобода! О том, какова роль литературы в обществе, а значит, и его, государства, благополучии, оно словно бы забыло. А может, наоборот, прекрасно помнит и хочет вдосталь понаслаждаться видом и воплями тонущих.
Правда, в некоторых краях нашего необъятного отечества местная власть считает престижным, если в их вотчине будет выходить полноценный «толстый» журнал, даёт на его издание деньги – меценатствуя, по сути, – и обходится ей это дело в сущие копейки, незаметные на самом деле на фоне всяких других её трат. Пример у всех перед глазами – журнал «Урал» в Екатеринбурге. Всегда, однако, есть опасность того, что меценат превратится в «хозяина» или же завтра просто перестанет доставать эти самые копейки из своего кошелька. И тогда журнал тотчас исчезнет. Потому что тенденция – да, к исчезновению бумажной литературной периодики: доходов от подписки – кот наплакал.
Вместе с тем в последние несколько лет появилось и продолжает появляться много сетевых литературных изданий. Что громко и прямо свидетельствует о необходимости такой институции, как журнал. И не только писателям, но и читателям. Это очевидно по тем «лайкам» и комментариям, которые появляются под публикациями сетевых изданий.
Значит, всё дело прежде всего в деньгах, другими словами – в меценатстве. Группа писателей, нашедшая мецената, будет выпускать журнал. Группа, не нашедшая того, выпускать не будет.
Но это, как очевидно, будут уже совершенно другие журналы, не похожие на «толстяков». Выпускать «толстяк» феноменально сложно, и дело не в объёме, а в его конструкции. Он требует больших и разносторонних усилий со стороны своих сотрудников, на содержание больших редакций требуются и бо́льшие деньги (а ведь еще и гонорар приличествует платить). Это первое. Второе – читатель, похоже, больше не слишком заинтересован в таком типе журнала, где есть всё: и тебе рассказы с романами, и поэтические подборки, и литературная критика, и мемуаристика, и всякого рода политические, экономические, социологические и т.п. рода обзоры. Один читатель читает одно, другой другое, третий только третье, а то, что не хочет читать в бумажном виде, находит в том самом интернете.
Так что и роль собственно интернета как гробокопателя бумажного журнала тут нельзя принижать.
«Трудное время» назвал свою повесть о пореформенной поре Василий Слепцов сто пятьдесят лет назад. Вот такое время мы сейчас и проживаем. Впрочем, когда в России какое время не было трудным? Для литературы как части культуры в особенности. Выживет и литература, и бумажные литературные журналы тоже. «Просто некуда деться», – так у Высоцкого. Только – почти наверняка – это будут жанровые журналы: этот – прозы, этот – поэзии, этот – критики, этот – общественной мысли. И уж точно, что они не будут «вечными», а будут возникать и исчезать, возрождаться и снова прекращаться.
Андрей ВАСИЛЕВСКИЙ:
1. Сравнение, сделанное Марией Галиной, красивое, но не точное. Горящие занавески можно потушить. А тут изменения происходят более глобальные и относительно растянутые во времени. Мы с вами – внутри этих изменений, и, может быть, действительно не стоит суетиться, забывая о «правилах хорошего тона». Тут уместно процитировать Валерия Анашвили (февральское интервью в «Афише»): «…когда человек ощущает кризисность и бесперспективность внешнего мира, он, разумеется, интенсивнее погружается в свой внутренний мир. То есть интенсифицируются интеллектуальные вложения в себя, в своё развитие с тем, чтобы и занять себя, и одновременно быть готовым, когда и если вокруг всё нормализуется». А если в обозримые сроки наступит общий [неценз.], извините, случится некий общий… форс-мажор, то нам уже станет не до литературы.
2. Всего (количественно) очень много, а будет ещё больше. Исчезновение одних культурных институций и появление других имеют отстроченные последствия. Поживём – увидим. Или: кто доживёт – увидит. Да и странно спрашивать меня: проходит ли что-то «незамеченным для читательской аудитории». Откуда я знаю. Я не «читательская аудитория».
3. «Переформатирование» – очень лукавое слово. Применительно к традиционному бумажному изданию это равнозначно закрытию одного журнала и открытию нового с тем же названием. Между тем, именно сохранение толстожурнального формата всегда было целью толстожурнального сообщества. За этот формат ещё можно побороться. Чтобы (неизбежный в перспективе) «конец литературных журналов» не был преждевременным.
Алексей КОРОВАШКО:
1. Закрытие литературных журналов не является процессом, который развивается сам по себе, вне каких-либо связей с другими элементами социального и культурного пространства. Не нужно думать, что есть какая-то инстанция, преисполненная злой воли и строящая, к собственному удовольствию, беспрерывные козни несчастным представителям литературного сообщества. Исчезновение «Ариона» или «прединфарктное» состояние «Октября» – это закономерный результат сбрасывания новой реальностью прежней, ветхозаветной «кожи». Не нужно забывать, что толстые литературные журналы в структурном и «коммуникационном» плане в большинстве своем остаются рудиментами советской эпохи, для идеологического обслуживания которой они, собственно, и создавались («Арион», правда, появился на свет в 1994 году, но был, по сути дела, пересевшим на рыночную диету позднесоветским «толстяком»). В этой ситуации у толстых журналов, как и у любых других литературных изданий, остаются два пути для выживания: либо превратиться в спонсируемый государством музейный экспонат, либо каким-то чудесным образом приспособиться к изменившимся условиям. Движение по первому пути вряд ли когда-нибудь сможет похвастаться интенсивностью и оживлённостью, поскольку властным институциям существование литературы в сегодняшнем мире представляется загадочной аномалией с минимальными финансовыми перспективами. Второй путь чисто теоретически способен принести осязаемые плоды, но, с одной стороны, необычайно сложен, а с другой – предполагает исчезновение у типичного толстого журнала равенства самому себе, так как его традиционный «печатный» облик неизбежно уступит место каким-то «гибридным» формам, использующим ресурсы и возможности различных современных медиа.
2. Разумеется, постоянные читатели «Журнального зала» не могут не замечать появления в нём очередных «надгробий», отмечающих уход в мир иной некоторых его прежних обитателей. Но замерять степень интенсивности их скорбных чувств – занятие почти бессмысленное. Проблемы литературы как социального института нуждаются в более масштабном осмыслении. К тому же нет никакой единой читательской аудитории: тот, кто годами бродит среди стен «Журнального зала», имеет все шансы никогда не встретиться с штатными домовыми сайтов «Стихи.ру» и «Проза.ру», а также с теми демоническими существами, которые организовывают «приоритетную выкладку» товара в крупных книжных магазинах.
3. Стоит ещё раз повторить, что закрытие литературных изданий – частный момент более масштабного процесса, связанного с переходом от культуры печатного слова к цивилизации, условно говоря, «Фейсбука» и «Ютьюба». Если провести метафорическую аналогию между этапами развития литературы и фазами этногенеза, описанными Львом Гумилёвым, то можно сказать, что художественная словесность – во всех её воплощениях – вступила сейчас в фазу обскурации. Внутри этой фазы выбор делается между полным исчезновением и реликтовым состоянием. Вручение толстым журналам, литературным сайтам и академическим книжным сериям своеобразной «охранной грамоты», заверенной, предположим, печатями министерства культуры, увеличит их шансы на воскрешение в последующей мемориальной фазе, но не гарантирует им избавление от реальной опасности скорого исчезновения.
Александр ЖУРОВ:
Литературные журналы будут нужны, пока нужна литература. Проблема не столько в журналах, сколько в отсутствии живого литературного контекста за их пределами. Как обстоит дело в более благополучных странах? Вокруг литературы выстроена индустрия. Пусть и там она сегодня находится в кризисе, но нам бы такой кризис. Множество независимых книжных магазинов, телепередачи о книгах на центральных каналах, рецензии критиков в популярных СМИ. У нас всё это сведено к исчезающему минимуму. Беда прежде всего в этом.
Конечно, среди тех, кто имеет какое-то отношение к литературе, гибель давно действующих проектов не проходит незамеченной. И пример с «Журнальным залом» как раз показателен: множество откликов на новость о закрытии, успешная краудфандинговая кампания. Но у меня ощущение, что у толстых журналов нет широкой читательской аудитории. Сегодня это скорее издания для профессионалов – писателей, издателей, критиков. И можно говорить, что нужно «эволюционировать», менять формат, привлекать читателей. Но и качественные издания для профессионалов тоже нужны, поэтому пути дальнейшего развития могут быть разными.
Вообще, очень просто сказать – «формат устарел, меняйтесь». Думаю, всё несколько сложнее. За последние годы появились новые медиа о книгах и культуре – те же «Горький», «Арзамас», «Полка», которые пытаются найти новые форматы и подходы. И эксперименты с форматом – прекрасно. Но классические толстые журналы – нечто другое. Это творческие лаборатории, место, где литература предъявляет сама себя. А без этого не имеет смысла и всё остальное. Поэтому говорить, что собственно литературные издания больше не нужны или формат толстого журнала потерял смысл, – преувеличение. Нам нужны и новые литературные издания, и классические толстые журналы, и присутствие литературы в крупных развлекательных и общественно-политических СМИ. Нам нужна живая книжная индустрия, которая умеет не только удовлетворять спрос, но и создавать его. Которая понимает, что книга – больше, чем товар.
Аудитория литературного журнала, если он сознательно не идёт в смежные темы, не может быть слишком широкой. Собирать широкую аудиторию – задача массовых развлекательных и общественно-политических изданий. И почему подавляющая часть наших СМИ считают литературу заведомо неинтересной темой для своих читателей – большой вопрос. Возможно, они просто не умеют работать с этой темой.
Впрочем, почему движению не начаться с литературных журналов, которые могли бы брать на себя не только важнейшие функции отбора и публикации, но и более отчётливо выстраивать контекст? То есть речь о том, что журналам нужно больше обзоров, критики, публицистики, журналистики во всех видах. И вообще было бы прекрасно, если бы литература немножко меньше походила на гетто. Но проблема в том, что на всё это нужны ресурсы, которых просто нет.
С другой стороны, не обязательно начинать с изменения формата самих журналов. Для начала вполне могло бы сработать приращение за счёт новых медийных инструментов. Всё то, что уже делают литературные проекты новой формации. Например, e-mail-рассылка – как отдельный продукт, который создается на основе существующего контента. Что может быть более естественно, чем «подписаться» на литературный журнал по почте (пусть и электронной)?
Или – всё шире распространяющиеся сегодня подкасты. У редакции толстого журнала высокое качество экспертизы, и эта редакция может говорить с аудиторией не только со страниц своего издания. Имеет смысл создавать дополнительные продукты, переупаковывать контент, расширять каналы распространения в интернете, идти в медиа и так далее. И всё это не требует кардинальных изменений формата толстого журнала, но напротив – может создать дополнительное пространство для его развития.
Опять же – сайт журнала. Он необязательно должен быть просто архивом бумажных номеров. Он может быть небольшим медиа о литературе, которое будет не копией, но представительством журнала в интернете – с отдельной редакцией, собственными материалами, развитыми соцсетями и т.п.
Однако всё это – отдельная большая работа, которая требует сил и денег. Проблема, прежде всего, в этом. И я не очень верю, что сам по себе литературный журнал у нас может быть прибыльным. Была когда-то замечательная «Русская жизнь», которую даже русским Нью-Йоркером называли. Но финансово она не состоялась.
В то же время вокруг толстых журналов могут возникать побочные инициативы, созданные в коммерческих целях. Видел, что «Вопросы литературы» запускают школу литературного мастерства. Кто знает, может это и сработает?
Ефим БЕРШИН:
1. Безусловно, увядание и закрытие так называемых «толстых» литературных журналов – это тенденция. Тенденция, обусловленная целым рядом как субъективных, так и объективных факторов. Прежде всего надо говорить о времени, в котором живём, и о захлестнувшей страну потребительской идеологии. Здесь всё просто. Восприятие серьёзной литературы – это серьёзный труд. Её нельзя «потребить». А у нас, начиная со школы, уже много лет воспитывают именно потребителя. Толстые литературные журналы просто-напросто не вписались в рынок. И даже не попытались. И если некоторые из них ещё живы, хотя и влачат жалкое существование, то только за счёт громкого имени, заработанного предшественниками в иные времена.
Я, однако, не считаю, что литературные журналы не нужны. Нужны хотя бы потому, что в эпоху интернет-вседозволенности, позволяющей публиковать всё что угодно, в журналах происходит отбор по качеству. Этот отбор тоже бывает крайне субъективным в силу вкусовых или даже политических причин (что вообще нонсенс), но всё же хоть какое-то представление о серьёзной литературе дает. Но я отдаю себе отчёт в том, что, во-первых, этот отбор сильно раздражает миллионы пишущих, во-вторых, журналы уже фактически не нужны новым компьютеризированным поколениям, а, в-третьих, они совсем не нужны государству. Всё изменилось. Если еще двадцать с небольшим лет назад на нашем вечере поэзии в Политехническом присутствовали многие члены правительства и депутаты, а Тверскую пересекали рекламы-растяжки, то сегодня при слове «поэзия» они вам рассмеются в лицо. А почему? Потому что раньше слушать поэтов и даже знаться с ними было престижно. А чиновник первым чувствует тенденции. Если быть объективным до конца, то следует признать, что литературные журналы не нужны никому. Ни государству, ни нашим своеобразным меценатам, ни самим редакциям (если говорить об изначальном их назначении). Хлопотно это. И денег не приносит.
2. Но есть ещё пара факторов, которые никто не отменял и отменить не может. Борьба за власть в литературе (хотя для меня это выглядит смешным) и за контроль над премиальными процессами. В этом случае достаточно выпускать журнал тиражом в сотню экземпляров – для презентаций и вручения премий. А тонут они потому, что ещё со старых советских времен привыкли к большим редакционным помещениям, немалому штату сотрудников, планёркам-летучкам и прочим атрибутам прошедшего времени, без чего новые сетевые журналы прекрасно обходятся.
Мне сложно сказать, заметил ли массовый читатель исчезновение Журнального зала, поскольку опросов на эту тему никто не проводил. Но полагаю, что исчезновение самих бумажных литературных журналов могло взволновать только небольшую часть пишущего люда. В провинцию журналы уже давным-давно не доходят. Московские журналы даже в Москве купить сложно, не говоря уж о Петербурге. А посему аудитория практически никак не реагирует. В поддержку Журнального зала выступили почти исключительно писатели и поэты. Что не удивительно, поскольку они давно уже сами пишут и сами себе аудитория.
3. Безусловно, переформатировать старые толстые журналы невозможно без учёта новых технологий. И некоторые новые журналы умудряются даже в наше время обретать популярность именно потому, что их бумажные издания – лучшее из того, что напечатано на их же сайтах. Произведения на хорошо устроенном сайте порой читают десятки тысяч, в то время как бумажные издания, в лучшем случае, – сотни человек. Ведь главная проблема сегодня не в том, как журнал выпустить, а в том, как доставить его читателю. Я, например, делаю это просто: выхожу на сцену и читаю. Объездив в минувшем году с выступлениями порядка двух десятков городов, я убедился в том, что поэзия всё-таки нужна, люди на вечера приходят и слушают. А о журналах почти ничего не знают. И даже удивляются, услышав, что тот или иной журнал еще выходит. Поэтому какой реакции на их закрытие стоит ждать? Но сама литература, конечно, жива и будет жить. С толстыми журналами или без них. А это главное.
Илья ФАЛИКОВ:
Не буду откладывать в долгий ящик, и не потому, что есть что сказать, а потому, что происходящий процесс как раз вряд ли кратковременен, начался давно, не имеет точки возврата и очень похож на всё прежнее и стародавнее. У меня свой опыт, взгляд мой узок, я исхожу из себя. По возрасту и интересам несколько отпав от молодых затей, в которых, собственно, и состоит будущее поэзии, продолжаю настаивать на единстве поэтического потока, на его непрерывности и бесконечности. Всё уже было. И советские мальчики, начиная писать стихи, не догадывались о существовании Гомера, и советские поэты-профи читали цветаевские поэмы из-под полы, но стиховое слово не собиралось сдаваться уродствам истории. Позавчера было то-то и то-то, вчера – то, сегодня – это. Лично я в прошлые времена был не совсем заметен не потому, что меня затыкали, а потому, что писал хуже, чем сейчас. Но я не наставник, не пример и не образец. Делюсь опытом, не больше того.
Поэтому.
Поэт всегда ненужен, он урод в народной семье, нынче неблагополучной. Литературные издания – нечто другое. Это знаки устойчивости социума. Как же им устоять, когда дрожит земля?
Читательская аудитория синонимична писательской же. Это мы и есть. Тонкая прослойка людей, только читающих, а не пишущих, настолько же реальна, насколько гипотетична. К тому же чукча не читатель, а писатель. У нас теперь рынок, главное правило которого: спрос диктует предложение. Донцова всегда будет лидером продаж. Быковский «Пастернак» или новиковский «Высоцкий» претерпят ещё множество переизданий, несмотря на то, что это качественная литература. Но к журнальной институции это не относится.
Покажите мне человека в метро с литжурналом в руках. Он держит совсем другое. Но я не уверен, что он круглые сутки живёт в метро. Что он там листает на диване, я не знаю. Куда пойдёт дело? Подозреваю, что не в нашу сторону. Носители информации, в том числе поэтической, бешено обновляются. Между тем, несмотря на уголовную вырубку лесов, в России функционируют заповедники. Поэзия – и сам лес, и заповедник одновременно. Это никуда не уйдет. Всё остальное – под вопросом.
(О закрытии журнала «Арион» см. пост Ильи Фаликова в Facebook. – Прим. ред.)
Ответы Владимира БЕРЕЗИНА, Алексея ПУРИНА, Ирины СУРАТ, Сергея БЕЛЯКОВА, Евгения ЕРМОЛИНА, Анатолия КОРОЛЁВА, Ольги СУЛЬЧИНСКОЙ читайте в продолжении опроса на «Textura»
