Юрий Нечипоренко
Автор более ста рассказов, трех повестей, романа, более четырехсот статей, член Союза писателей (1991), член Русского ПЕН-центра, Ассоциации Искусствоведов (АИС), автор книг: «Ярмарочный мальчик» (2009, издательство «Жук»), «Начальник связи» (2010, 2012, издательство «АХМ»), «Помощник царям: жизнь и творения Михаила Ломоносова» (2011, 2012, издательство МГУ), «Академик-рыбак» (2011, издательской дом «Фома», в соавторстве с Алиной Дальской), «Смеяться и свистеть» (2012, 2013, издательство «Жук»), «Золотой петушок» (2014, издательство «Современная литература»), «Сокровищница» (сборник рассказов о хранителях русского языка, совместно с Е.Каликинской), 2015, «Пушкин» (2017, издательство «Октопус»), «Плыви, силач! Молодые годы Александра Пушкина!» (2018, издательство «Август» при участии изд-ва «Детское время» (С-Пб)), «Живой дом» (2018, издательство «Арт Волхонка», в соавторстве с Егором Егоровым).
Инициатор издательского проекта «Для взрослых и детей» (издательство Арт Хаус Медиа» (издано 12 книг), автор издательского проекта «Для тех, кому за 10» (издательство «Жук», издано 7 книг, проект перешёл в издательский дом «Самокат», в 2015-2017 году вышло ещё четыре книги).
Инициатор ряда проектов, один из создателей творческого объединения детских писателей «Чёрная курица», редактор-составитель сборника «Друзья Заполярья» («Премудрый сверчок», 2015).
Лауреат премии «Заветная мечта» (2009), им. Алексея Толстого и им. Сергея Михалкова «Облака» (2011), «Живая литература» (2012), обладатель «Серебряного Дельвига» (2012), лауреат премии «Ясная поляна» (2013) и ряда литературных премий, в том числе премии им. Анна Франк (Македония).
Главный редактор интернет-обозрения «Русская жизнь» и журнала «Электронные пампасы», Председатель общества друзей Газданова, руководитель Литературно-художественной Студии физфака МГУ (2003-2013).
Инициатор «Всероссийского фестиваля детской книги» и его директор в 2014-2018 годах.
Вера и карьера
У Евгения Лолуа заплошала жена. Он становился все лучше, а жена — все хуже. У Евгения как раз отросла горбинка на носу, он перешел на работу в престижный институт, защитил первую диссертацию, — а жена серела и сохла на глазах, пока не превратилась в клочки пены. Наподобие тех, которые Лолуа стряхивал с усов, когда брился, кропотливо намыливал и тесал усы лезвием «Шик» по утрам в ванной. Лолуа всегда говорил с женой тихим ласковым голосом, — даже когда она стала неотличима от ветоши или пакли. Наверное, она не была подготовлена к тому, что Лолуа окажется таким великим, почувствовала себя неуместной и, проявив бездну героического такта, растаяла прямо на глазах. Однажды Лолуа побрился утром, отряхнул усы — и оказался без жены. От этого Лолуа стал ярче: чуяла же жена, что она отнимает у Лолуа полыхание, застилает его сереньким туманом. Хотя ни разу не намекнул об этом ей Лолуа — сама догадалась…
Лолуа загорелся так сильно, что Вяземская, жена Вяземского же, пришла к Лолуа как-то вечером, зашла на огонек, — да так и осталась. Вяземский же, надо отдать ему должное, не изменился, не потерял ни легкой брезгливой гримасы, ни скучающего добродушия — и не пошел вслед за женой к Лолуа, а просто заснул как сурок. Утром ему уже звонила в дверь Агрономикова, жена Агрономикова, с полной сумкой вкусной жратвы. Казалось, останется тогда в накладе Агрономиков. Нисколько — он загорелся ровным щедрым пламенем, приняв этот запал по цепочке от Лолуа, — и когда они все вместе встретились в лаборатории за чаем — он только чуть-чуть, для виду, подулся на Агрономикову-бывшую и чуть меньше обычного болтал с Вяземским. Да, все они работали в одном институте, в одной лаборатории, и дружили страшно — бывало, что ни день, то у Вяземских, то у Агрономиковых, а то у Лолуа встречаются. Так вместе и живут — работают, водку пьют, разговаривают о науке.
Оставалась одна в лаборатории Калошина, которая не сменила мужа, — да и то потому, наверное, что не было у нее мужа: был да сплыл, след простыл, увела его философия Щедровицкого. Зато Калошина — широкая душа, ах, да и хороша же Калошина: добрая, припухшая даже от доброты своей. Наверное, потому она еще так цвела, что, когда жила с мужем, он её тайно заслонял, — потому что очень умный и предпочитал жене философию. А для женщины это очень вредно, это вызывает унижение, — когда человек в библиотеке сидит до полуночи. Так что муж был скорее номинальный — и легче задышала Калошина, когда он сплыл. Поэтому, наверное, она даже не глядела на Агрономикова, хотя было на что поглядеть: Агрономиков отрастил усы и бороду, стал важным, пополнел, завел сеттера в горошек, стал говорить протяжно и зачастил по гостям.
У Агрономикова из-за пренебрежения Калошиной образовалось много духовного досуга, — и он начал играть в популяной телепрограмме. Калошина обозвала Агрономикова идиотом, но телевизор с тех пор смотрела исправно. Вяземские повадились заниматься под ту программу нежной страстью: даже какой-то рефлекс странный выработался у Вяземского. Плевать ему целый месяц на Агрономикову с высокой колокольни, но вот только увидит ее бывшего мужа по телевизору — как тот мучается, потеет, ведёт передачу — в этот момент как раз Вяземскому Агрономикова и нужна. Агрономикова называла это рефлексом Павлова, а вот бывшему её мужу не поздоровилось: когда передача начала прямым эфиром выходить, какая-то наводка на него пошла дрянная: сидит весь в поту и не соображает ни капли. Есть же телепатия — как-никак пять лет до этого прожил он с женой молодой…
Калошина обратила внимание на телевидение, что сама начала сниматься в передаче «Горячая линия» и рассказывать о памятниках старины рядом с мусорными свалками. От программы Агрономикова у Вяземских родился мальчик в конце концов, а по «Горячей линии» Калошина пошла в гору, на повышение — и попала во «Время».Там Калошина специализировалась по милосердию, отбоя от писем и звонков у нее не было. Калошина сбросила пять килограммов, выискивая фотогеничных инвалидов и умников, больных параличом. Агрономиков же перешёл на «Новости» по другому каналу — его использовали на подхвате, он заменял засморкавшихся дикторов. На досуге закончил заочно военно-партийную академию — и пробился в «Сегодня в мире». Статус Агрономикова в телемире вырос, и Калошина со своими инвалидами уже не могла до него дотянуться. Он отпустил брюшко, начал шастать по заграницам, исколесил все подпарижье на своем новом «Ситроене». Калошина же назло ему ушла из «Времени» в «Спокойной ночи, малыши», написала две книги детских стихов про Хрюшу и Степашку, стала известной детской телеписательницей и перевелась на двадцать девять языков мира.
Тогда Агрономиков выдвинулся в Думу по округу телезрителей — любителей событий в мире — и стал заядлым радикалом: он много говорит о совести, религии, нравственности и земле.
Приезжая в «Пчельник» — так он называет свою суровую Думу — и, поднимаясь на трибуну, Агрономиков всех покоряет. Бывшая его жена кормит грудью перед телевизором Вяземского-младшего. Сам Вяземский стал едок, высох и позеленел — ему уже не хочется заниматься нежностями с Агрономиковой под строгим взглядом теледепутата — он лишь бормочет, бормочет что-то про себя… А потом едет к Лолуа домой, где они вместе с Евгением и Вяземской-бывшей рассказывают друг другу о последних научных достижениях, которые потрясли общественность Запада. Оказывается, Дарвин ошибался: не замечено в природе ни одного происхождения нового вида из старого, и ни от какой обезьяны мы не происходили — так говорит Лолуа, почесывая нос, — а Вяземский кивает. Вяземская-бывшая рдеет — потому что не всякой женщине выпадает счастье общения с такими умными мужчинами, такими великолепными…
Лолуа и Вяземский задумали работу по такой теме, которая точно сулила Нобелевскую премию. Дело в том, что Агрономиков внезапно вышел в люди, и Вяземскому стало неудобно перед его бывшей женой. Хотя, с другой стороны, Вяземская-бывшая считала, что Агрономикову просто не хватило человеческого счастья: если бы с Калошиной у них все получилось, то они бы продолжали жить тесным коллективом и дружить, все было бы прекрасно, не надо было бы ему никаких Дум. Однако эта мысль, по сути правильная, но женская, не давала полного успокоения, поэтому Вяземский и затеял с Лолуа грандиозную работу о душе. Дело в том, что в человеке и обезьяне внешне есть много позорно общего — видно, эта провокация подвела дарвинистов. Однако Лолуа и Вяземский знали, что по молекулярному устройству человек гораздо ближе к свинье. Так что какой-нибудь молекулярный биолог решил бы, что человек произошел от свиньи. Однако сейчас стало модно читать Библию, а там написано черным по белому, что люди произошли от Адама и Евы — и нет никакой позорной обезьяны, нет и пресловутой свиньи. Если выдвинуть гипотезу о существовании Бога…
— Послушай, а давай возьмем людей религиозных, которые уверены, что Бог с ними, в них и т.д., и атеистов — и посмотрим, как отличаются их гены: может быть, тогда и получим ген этого самого боголепия, веры и добра — ну, в общем, чего-то христианского, какой-то души?
Вяземский и Лолуа прекрасно понимали друг друга. Как люди точного знания, они были уверены, что на все есть своя молекула — и если удается разыскать молекулу Бога…
По современной науке делается это очень просто: берут клетки двух людей, вынимают хромосомы, смешивают их — и все то, что общее, выпадает в осадок, а то, что отличается, — остается на плаву. Соединив хромосомы тысячи атеистов, можно выделить общую часть, потом соединить с такой же общей частью хромосом верующих — и найти разницу. Дальше уже просто, дело техники найти, в какой хромосоме и что за ген у них отличается. То есть может оказаться так, что у верующих этот ген есть, а у атеистов он выпал, — мутация произошла.
Так можно найти ген Бога, — то есть ген, отвечающий за веру.
Ввиду важности этой работы Лолуа и Вяземский забросили все дела, — и начали курочить хромосомы атеистов и верующих.
Лолуа и Вяземский работали в огромной тайне, в страшной тайне от всех — и смогли изловить искомый ген! Проклонировали, — то есть изолировали, размножили — и даже проверили: да, как настоящие герои, Пастер и Кох — проверили ген веры на себе! То есть Лолуа привил его Вяземскому и наоборот. В результате — огромный эффект: оба зачастили в церковь, а у Лолуа даже голос прорезался: он запел в церковном хоре. Итак, ген Веры, или Бога, или Духа, — в общем, чего-то очень важного был налицо. Когда прошли сомнения, Лолуа и Вяземский решили привить этот ген вирусу гриппа — чтобы через него во время эпидемии заразить верой как можно больше людей. Разительные результаты не замедлили сказаться: бывшие атеисты, чуть выздоровев, валом повалили в церковь, образовался страшный дефицит свеч, а потом дефицит храмов, попов, епитрахилей, — в общем, начался настоящий бум. Народ стал разрушать на улицах трансформаторные будки и строить на их месте храмы.
Дальше Лолуа и Вяземский решили создать класс цивилизованных землевладельцев: вирусу гриппа привили утраченный было ген крестьянства (нашли-таки где-то на окраине). Началось великое переселение из городов в деревни, и стали все пахать землю, опустели заводы, — зато стали досыта есть все граждане великой державы… Так от эпидемии к эпидемии скачками производили поправку генов у населения Лолуа и Вяземский — и все умиротворенней становилась страна, пока Дума не выбрала Лолуа и Вяземского своими царями. Так они, внедрив ген монархизма в народ, оказались у власти — и взяли по старой памяти Агрономикова в советники (предварительно вставив ему ген чинопочитания)…
Живут душа в душу Лолуа, Агрономиков и Вяземский, — а вокруг них счастливая, довольная, сытая страна — и всяк не нахвалится своими монархами. Даже нашлась-обнаружилась в каком-то дальнем монастыре прежняя жена Лолуа — и отказались все они от ненастоящих, новых браков, и сочетались прежними, церковными… И стоит земля Русская твердо — одна несгибаемая Калошина чего стоит: пишет сказки одна другой лучше (уже написала про Василису Прекрасную, заканчивает про Сивку-Бурку). А все началось с того, что загорелся ярко Лолуа, вcпыxнул, отряхнул с усов своих пену серых будней.
Bот такие они — ученые сотрудники, вот такие могут они, если только захотят, совершать Великие Дела. Но это будет все потом, — а пока они работают стажерами и лаборантами в институте молекулярной наследственности. Христа на них нет, —— встречаются, водку пьют и кокетничают, проказничают: Лолуа — с женой Вяземского, тот с Агрономиковой, Агрономиков — с Калошиной, а муж Калошиной безобразничает с атеистической философией Щедровицкого. И сохнет набожная жена Лолуа, превращается в серую ветошь: идет время застоя, — но скоро уже кончится!
