Ольга Бугославская родилась в Москве, окончила филологический факультет МГУ им. Ломоносова. Кандидат филологических наук. Автор многочисленных публикаций в журналах «Знамя», «Октябрь», «Нева», «Дружба народов», «Лиterraтура», на портале «Textura» и др. Лауреат премии журнала «Знамя» за статьи, эссе и рецензии (2011 г.).
Общие правила и частные случаи
(О книге: Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе. – Азбука, 2018)
«Как мы пишем» – это отдельный жанр с уже сложившимся каноном. Ещё в советские времена в ходу было выражение «заглянуть в творческую лабораторию писателя». И если вы в неё когда-нибудь заглядывали, то легко сможете самостоятельно составить среднестатистический отчёт. Его основные пункты совпадут с тем, что вы найдёте в сборнике. Как правило, для начала писатели рассказывают о детстве, проведённом в доме с большой библиотекой, в которой они зачитывались «Приключениями Тома Сойера», «Островом сокровищ» и «Тремя мушкетёрами». Среди авторов рецензируемого издания легко вычленить круг несгибаемых борцов с либерализмом. Их лидер Захар Прилепин, как ему и положено, зачитывался ещё и Аркадием Гайдаром. Параллельно с увлечённым чтением рождались и первые пробы пера – робкие и неумелые, но по-детски милые и по сей день дорогие сердцу. Чуть позже, в юности, писателя обязательно ждала встреча с какой-нибудь книгой, которая производила в его душе переворот. Противники либерализма, все как один, кумиром своей молодости назвали Эдуарда Лимонова. Остальные писатели проявили в этом вопросе индивидуальный подход. После духовного переворота наступала пора творить всерьёз. То есть накапливать материал, записывая его в специальный блокнотик, томиться бессонными ночами в ожидании вдохновения, прислушиваться к внутреннему голосу… За этим следовали первые и последующие публикации, признание и любовь преданных читателей. Здесь или чуть раньше возникают сакральные предметы – ручка, пишущая машинка или первый компьютер… Иные писатели с гордостью упоминают, как удостаивались похвалы кого-то из великих. Некоторые другие козыряют количеством написанных книг. Ещё один мотив, который можно назвать сквозным, – беспокойное присутствие высших сил в жизни писателя и их активное вмешательство в процесс творчества. Всё это – общее место, которое можно смело вынести за скобки. Что после этого останется внутри скобок? Останется множество идей, как блестящих, остроумных, интересных, любопытных, забавных и провокационных, так и весьма сомнительных, болезненных и откровенно диких.
Автор наиболее содержательного эссе в сборнике – Александр Секацкий. Он анализирует в том числе и сам канон «рассказа о творчестве», поэтому его фрагмент общего труда в какой-то степени вбирает в себя и все остальные.
Замечательную во всех отношениях статью написала Людмила Улицкая. Она посвящена главным образом истории цензуры и самиздата. Попутно писательнице удалось объяснить, почему чтение у нас никак не переходит в разряд развлечений. Людмила Улицкая пишет о поколении, выросшем после войны: «…я, вероятно, представляю некоторую маргинальную часть этого поколения, основной ценностью которого было чтение. <…> Страстное, напряжённое, умное и трудное чтение. К тому же и опасное, потому что за чтение могли выгнать из института, с работы, даже посадить в тюрьму. Чтение было связано с риском, требовало смелости и уж во всяком случае преодоления страха. Это был своего рода подвиг». Хотя писательница и говорит о «маргинальной части поколения», тем не менее сама установка на подвиг до сих пор влияет на нашу культуру чтения в целом.
Одно из лучших эссе принадлежит перу Евгения Водолазкина, сумевшего заглянуть в суть сразу нескольких явлений, среди которых древнерусская литература и постмодернизм, сходство между писателем и режиссёром, пресловутый «культ успеха в современном мире». Ударная фраза: «Мне кажется, что, если бы меня перенесли в XV век, я был бы неплохим древнерусским писателем».
Макс Фрай (псевдоним Светланы Мартынчик) признал своё поражение перед силами разрушения и хаоса, но при этом облёк капитуляцию в максимально изящную форму: «Положа руку на сердце, я не знаю, что делаю в этом вашем так называемом реальном мире, где существует оружие массового уничтожения, бойни и смертная казнь. С этим я совершенно точно не справлюсь. В смысле, ничего не исправлю. Я не умею себя обманывать и заранее знаю, что все мои усилия тщетны. Но продолжаю их предпринимать, просто потому что это красиво. А обречённость бодрит».
Шамиль Идиатуллин остановился на одной из наших специфических проблем – отсутствии художественных произведений, которые находились бы, если пользоваться уже несколько устаревшей терминологией, на стыке культуры высокой и массовой, и которая, добавлю, составляет сегодня хребет западной литературы. Жёсткое деление литературы на элитарную и жанровую повлияло на читательское восприятие книг самого Шамиля Идиатуллина и стало причиной первоначального несовпадения интересов писателя и публики: «…для массовой аудитории мои тексты слишком сложны, для аудитории высоколобой мои тексты слишком остросюжетны, а сам я другие тексты писать не хочу».
Василий Авченко, писатель из Владивостока, обратил внимание на то, что даже самая бурная, напряжённая и насыщенная событиями жизнь, вопреки ожиданиям, далеко не всегда порождает литературу. «Зеркалом действительности» могут оказаться не художественные, а специальные тексты: «Взять 1990-е: самое адекватное отражение Дальнего Востока этой эпохи дали не писатели, а профессор-юрист Виталий Номоконов, написавший учебное пособие по организованной преступности, и механик Сергей Корниенко, автор “Ремонта японского автомобиля”».
Илья Бояшов здорово рассказал о своём романе «Белый тигр» и снятом по нему одноимённом фильме. Он так подробно изложил собственный замысел, что его можно считать победителем в номинации «Что хотел сказать автор».
Михаил Веллер устроил на отведённых ему страницах целую бурю из столкновения холодного рассудка и горячих эмоций. Его чрезвычайно яркое и стилистически эффектное выступление вполне закономерно заканчивается убедительным предсказанием скорого апокалипсиса.
Валерию Попову удалось, можно сказать, воспеть художественный приём – гротеск, представив его как плотный сгусток стихийной силы и энергии: «Гротеск – это «кубок победителя», который можно наполнить любым временным содержанием, и пить из него всегда будет весело и страшно».
Александр Мелихов отметил созидательную и спасительную роль, которую играет в нашей жизни «воодушевляющее враньё»: «И если сегодня популярны призывы трезво смотреть на жизнь, то я веду свою одинокую борьбу скорее под лозунгом “Трезвости бой!”».
Писательский имидж, предъявленный публике Германом Садулаевым, – чеченца из Петербурга, который исповедует индуизм и при этом боготворит Захара Прилепина, – вызывающе эклектичен.
Среди авторов есть и группа товарищей, настроенных чрезвычайно воинственно. Читая того же Захара Прилепина или некоторые обороты Павла Крусанова, буквально чувствуешь себя под прицелом автомата.
Павел Басинский, рассуждая о запутанных отношениях писателей с критиками, сравнил обобщённого критика с некрасивым мальчиком, безответно влюблённым в красивую девочку. Не имея надежды на взаимность, некрасивый мальчик вынужден обратить внимание на другую девочку, такую же некрасивую, как и он сам, и обманывать её ложными признаниями в любви. В этой притче, по-видимому, кроется какая-то «горькая правда жизни», которую очень хотелось бы постичь. Но мешает одно житейское обстоятельство: критиками в последнее время становятся в основном не некрасивые мальчики, а их прямая противоположность, то есть красивые девочки. Это путает все карты: не знаешь, чьё имя в какую клеточку вписать.
Вячеслав Курицын предстал в качестве «кумира прошлых лет», добровольно оставившего мирскую суету.
Вадим Левенталь предъявил счёт за трудное детство: «Книги, прежде всего фантастические книги, стали для меня способом побега от действительности – именно с этой формулировкой детей ругали и по поводу детей сокрушались взрослые. Но хотел бы я посмотреть на детей, которые не хотели бы сбежать из той действительности, которую эти взрослые им устроили». Речь о 90-х, если что.
Авторами наиболее экзотических утверждений стали Андрей Аствацатуров и Герман Садулаев. Первый обратился ко всем с призывом «помнить, что наши литературные предки не только Луговской, Леонов, Гайдар и Катаев, но также Эсхил, Данте, Шекспир, фигуры, принадлежащие мировой литературе». Предложение хорошее, ряд можно продолжить: не только Серафимович, но и Вергилий, не только Всеволод Кочетов, но и Сервантес, не только Валентина Осеева, но и Гёте…
А Герман Садулаев в нескольких словах отдал должное Захару Прилепину: «И ещё он святой. У него все качества святого, как они описаны в индийских книгах, таких как “Махабхарата”, и, наверное, в христианских книгах тоже». Как говорится, «прошу всех встать».
Сказать о сборнике что-либо обобщающее довольно сложно. Не напишешь, что «в нём, как в капле воды, отразилась вся русская литература». Для полноты картины не хватает участия нескольких ключевых фигур – Дмитрия Быкова, Михаила Шишкина, Алексея Иванова, Дениса Драгунского… (Составители объяснили отсутствие Быкова и Шишкина их собственным отказом). Жаль, что Виктора Пелевина и Владимира Сорокина трудно представить отвечающими на вопросы анкеты. С идеологической точки зрения, тоже имеет место перекос: патриоты-почвенники-державники присутствуют здесь практически в полном составе, некоторые вооружены. Либералов представляет одна Людмила Улицкая. Степень репрезентативности у всех работ тоже разная. Некоторые из опубликованных в сборнике эссе дают возможность судить творчестве их авторов в целом, а некоторые нет. К примеру, «многошумное послание» Александра Проханова под названием «Вызов забвению» полностью исчерпывает его философию. Всё, что нужно знать про «русское чудо», «русскую мечту», «нового русского человека», «создание уникальной полярной цивилизации», «деяния нашего государства», «красную империю» и прочее, вы найдёте здесь в удобной и компактной упаковке, и это сэкономит вам кучу времени. А вот судить о книгах, например, Павла Басинского по представленной в сборнике статье было бы опрометчиво. Книги лучше.
Но по большому счёту это всё детали. Ключевые слова написала Марина Степнова: «Всякая тварь боится смерти по-своему». Всё верно, только звучит грубовато. Перефразирую: каждый по-своему пытается спастись от грядущего небытия. В книге «Как мы пишем» писатели становятся действующими лицами, героями, каждый из которых строит свой ковчег, надеясь не утонуть в водах всемирного потопа. Читателю проще – чтобы запрыгнуть на кораблик, достаточно отождествить себя с одним из героев.
